Трансвааль, Трансвааль - Иван Гаврилович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это была его любимая песня-память о «Крылатой» танковой бригаде маршала Конева, в которой он, Сим Грачев, как автоматчик-десантник на последнем году войны катался на танковой броне под прикрытием брезента, чудом оставаясь в живых, за что танкисты прозвали его, как и в Божьем писании говорилось о святом тезке-преподобном, Серафимом Огненным! Уж покалеченным войной он стал на селе прозываться Однокрылым.
Разлюбезных соседушек, которых покойница бабка Груша на вспомине легком, царство ей небесное и пусть земля ей будет пухом, называла одного за безрукость, другого за безногость «фронтовыми обрубышами», никто не утешал: какие поминки на Руси – без слез и стенаний? И лишь высокая, статная старуха в черном, по-деревенски Марфа-Державный Гвоздь, она же и Новинская Мать убиенных на войне трех сыновей, и Вдова-Кремень пропавшего без вести мужа на зимней финской войне, скорбно заметила, обращаясь к поминальному служилому гостю:
– В жизни-то, месяц ясный (она всех парней в деревне так называла, видно, в каждом видя одного из своих сыновей), всяко и разно бывает. Однажды, ни с того ни с сего, вдруг и курица запоет по-петушиному; а собака – ни свет, ни заря – взвоет на ясные звезды самой смередушкой.
Но бравого балтийца, которого вот уже пятый год подковывали на политзанятиях светлым будущим, не так-то просто было вогнать в уныние. Он свято верил, что в деревне все поправимо, дай только ему, новинскому Ионе-Преобразователю Природы, закончить срочную службу отечеству и вернуться к себе домой на лесистые кручи Бегучей Реки Детства.
– Да что вы все тут отпеваете-то себя раньше времени? – начал он совестить поминальное застолье. – Газет, что ли, не читаете? Радио не слушаете? Такую войну выиграли… Природу преобразуем… Наконец, космос штурмуем! А скоро и реки станем поворачивать вспять… С каждым днем страна идет на подъем, а мои земляки хорошие умирать собрались. Это получается уже какое-то большое кино!
– Такое, сусед, аграмадное кино смотрим кажин день, што мужики из антиресу и пупы надорвали. А через это и порты перестали, обченаш, держаться на наших сраках! – с надсадом крякнул бригадир Грач-Отченаш.
Не утерпел, чтобы снова не съерничать, и его задушевный сосед Данила:
– Во жисть пошла в деревне, племяш-крестник: ешь газеты, пей кино, радиом закусывай, жуть!
А наутро по трескучему морозу, в начищенных ботиночках – вжик! вжик! – балтиец, пользуясь краткосрочным отпуском, пришел в правление, чтобы испросить лошадь привезти дров из лесу для своих осиротевших крестных. И видит такую картину. Под портретом лыбившегося дородного лысоголового Вождя, прозванного в народе этой болотно-лесной стороны за его надуманные реформаторские отчебучи, донельзя просто – Микитой Кучерявым, сидит за обшарпанным столом хмурый председатель. У стен, где можно только притулиться спиной, расположились на корточках не менее смурные, небритые мужики, нещадно изводя себя едучим самосадом.
– О чем кручина, земляки? – здороваясь, бодро спросил гость.
– Да вот… по осени объединили десять нишших деревень… Разжидили и без того жидкое дерьмо, а теперь и не знаем, с какой стороны подступиться к разоренному нужнику, – попечаловался председатель, не упуская случая пошпынять перед гостем своих замурзанных подданных. – Соскребли все последние крохи, купили пилораму для локомобиля, а установить ее на место в такую стужу у них, чертей нечесаных, видите ль, не хватает духу. А доски надобны позарез – во как! – И он обреченно чиркнул ребром ладони себе по адамову яблоку, ходившему ходуном от волнения.
– Так в чем же дело, мужики, неужели испугались мороза? – спросил бравый балтиец, забыв, за чем пришел в правление.
В председательской чехарде в ту зиму был снова из местных – Егор Мельников. И вот, хорошо зная заводную веснинскую породу, он сразу смекнул, что нельзя упустить шанс – сдвинуть с места застопорившееся дело. Выпростал из-под стола лядащие, после какой-то давней хвори, ноги, и этак с затравкой, усмешливо говорит:
– Родный, дак стаскивай с меня катанки и с Богом! А я тут, по-стариковски, пофоршу у печки в твоих флотских штиблетах.
И вот, пока шла переобувка председателя с гостем, расшевелились и мужики, вставая на ноги:
– Оно, артельно-то, и отца родного не страшно колошматить!
Так, с шутками-прибаутками, они и выкатились из тепла на лютую крещенскую стужу. Обутка у всех – латаные-перелатанные резиновые чеботы. И только у балтийца на ногах были председателевы подшитые катанки. Как подсказали мужики: «Разъединственные на весь аховград имени нового Вождя Микиты Кучерявого» (да еще и с довеском) – «…Разорителя Земли Русской!»
И вот, вооружившись ломами, кирками, лопатами и топорами, новинские аховградцы под верховодством «флотского старшо́го» за дело взялись смело и рьяно. Мужики долбили промерзшую до самого испода землю для сруба под фундамент пилорамы, хотя и матерились на чем стоит белый свет, но и не отступались, задоря себя подначками:
– В нонешнюю лютость и заклятому врагу не стал бы рыть могилу…
По срокам здравого смысла невозможно было б поверить наперед в крутой замысел ухватистого молодого устроителя с техническим образованием, шофера первого класса. Но, как бы там ни было, через неделю – столько оставалось отпускного, похоронного, времени у балтийца пребывать в Новинах – пилорама уже стояла на полутораметровых болтах, пропущенных через сосновый сруб, который изнутри забутили каменьем с засыпкой пустот гравием, а затем еще и залили водой. Остальное доделал окрестный инженер-воевода Красный Нос, сковав трескучим крещенским морозом фундамент из дерева, камня и воды в нерушимый монолит. И дело было сделано (непостижимо в такую-то стужу!) без проекта и без вездесущего райкомовского догляда и занудистых понуканий, а на голой-то людской смекалке. Да еще и – «за так», и от всей-то души! Зато эта первая в Новинах пилорама будет исправно служить людям многие годы, напоминая селянам о неукротимой молодости новинского умельца по прозваниям Иона-Преобразователь и окрестный Мичурин.
В те зимние дни великой ломки селянского бытия при вожде-реформаторе Миките Кучерявом новинцы не могли нарадоваться малым:
– Ежель вот этак-то захотеть да взяться за дело как следно, много можно б сделать доброго в деревне.
– В отца и деда пошел корнем наш флотский: Мастак от Мастаков! – как бы от всего новинского схода вынес благодарность отпускнику-балтийцу бригадир Грач-Отченаш. – Тот тоже незадолго до Великой Отечественной однажды задумал да и смастерил деревянную машину чудо-юдо, льнотрепалку на восемь персон!
И это не рядовое для Новин событие – пуск пилорамы – окрылило и отпускника. В последнюю ночь перед отбытием для продолжения срочной службы, после веселой плясовито-песенной отвальной, а затем и безутешных раздумий о родной деревне, он никак не мог уснуть от маяты. А когда балтийцу стало совсем невмоготу от бессонницы, он уже далеко за полночь сел за стол и на
