Там, за зорями. Пять лет спустя - Оксана Хващевская

class="p1">— Лешка не откажет тебе! Ведь вы оба творческие люди. Он ведь всегда тебе помогал. И вообще мне кажется, со временем вы просто обязаны стать друзьями, ведь у вас есть Маняша, и от этого уже никуда не деться. Лешка любит ее. Она его дочь. Другой у него не будет. И ты сама это прекрасно знаешь. Но если ты все же не можешь, я могу сама с ним поговорить. Он, конечно, меня все так же терпеть не может, но он слишком воспитан, чтобы демонстрировать это открыто. К тому же я думаю, тебе пора выходить на новый уровень в творчестве, более высокий уровень. У тебя есть опыт, есть образование, да и накопившегося материала достаточно для того, чтобы собрать все это в какую-то сольную программу. Участие в сборных концертах, Днях города и всех других мероприятиях, конечно, очень даже неплохо, но пора бы уже подумать и о сольнике. Знаю, нам понадобится время для того, чтобы подобрать репертуар, выстроить программу, сделать постановки и все отрепетировать, но это реально. Пусть выше головы мы прыгнуть не сможем и на Минск пока заглядываться нечего, но ваш местный ДК подойдет нам для стартовой площадки, откуда мы могли бы начать! Что ты скажешь по этому поводу?

— Ешкин кот, Ирина Леонидовна! Да ведь какой артист не мечтает о сольнике? Но вы просто представить себе не можете, сколько для этого нужно денег! Спонсоры нужны, а где их искать? — воскликнула Злата.

— А вот об этом тебе вообще незачем заморачиваться! Предоставь это мне, дорогая! Я твой директор и заниматься производственными вопросами моя прямая обязанность! Злата засмеялась и чмокнула женщину в щеку.

— Спасибо вам, Ирина Леонидовна! Даже не представляю, что бы я делала без вас!

— Ой, да брось, Злата! Пока тебе совершенно не за что меня благодарить. Но мы ведь с тобой девчонки пробивные! Да и вообще, где наша не пропадала! Прорвемся! Все у нас получится! Я тебе это обещаю! К тому же, не забывай, ты уже лицо медийное, писательница. Тебя знают, твои книги покупают. И этим мы тоже воспользуемся! Увлеченные разговорами, они даже не заметили, как про шли свой дом, а потом и дом бабы Мани, неторопливо двигаясь вперед.

Мягкие майские сумерки опустились на землю, влажные, душистые, теплые, пронизанные тусклым светом давно угасшего заката. Благодатными были тишина и покой, притаившиеся между домами, в которых то там, то здесь вспыхивали золотистым светом окна. Из-за огородов, от леса, с полей надвигалась ночь, но поступь ее была легкой и неторопливой. И лишь соловей все так же тревожил душу своими удивительными переливами. Они как раз подходили к маленькому домику, даче родителей Дороша. Крохотные оконца в доме светились. Где-то во дворе послышались негромкие мужские голоса. И пусть у обочины не было его машины, сердце Златы дрогнуло… Прошло чуть больше недели после ее выписки из роддома. Букет, который передал ей посыльный, несомненно, посланный Виталей, завял, а от него самого все так же не было вестей. И девушка даже не знала, бывает ли мужчина в деревне сейчас. Стесняясь спросить о нем у Масько и не решаясь позвонить, она просто ждала, каким будет его следующий шаг.

Они почти поравнялись с домом. И Злате вдруг показалось, что она слышит его голос. В следующее мгновение калитка распахнулась и в проеме возник Валерик Гуз, а за ним вышел и Виталя. От неожиданности Злата сбилась с шагу и мертвой хваткой вцепилась в ручку коляски, чувствуя, как вспотели ладони, кровь прилила к щекам, а сердце колотится так, что его частые удары молоточками отдаются в ушах…

— О, Златуля! Добрый вечер! — приветствовал ее Гуз, как будто видел впервые.

А ведь несколько часов назад виделись на маевке в лесу. Видимо, та доза спиртного, подкосившая ее папеньку и дядю Колю, оказалась не такой уж большой для Валерика. Он, конечно, был пьян, но на ногах еще держался. И со зрением у него, кажется, все было в порядке. Ну, может, и двоилось, но распознать он их сумел.

— Ирина Леонидовна, мое почтение… Виталик! — обернулся он к Дорошу. — Что за женщина, что за женщина… Мечта, скажу я тебе, а не женщина…

Ирина Леонидовна рассмеялась и махнула в его сторону рукой. Улыбнулась и Злата и обернулась, не смогла удержаться. Виталя тоже улыбался и не сводил с нее глаз. Злата, чувствуя, как горло перехватило от волнения, смогла лишь молча кивнуть в знак приветствия. Он ответил ей тем же. Они, не останавливаясь, пошли дальше. Но на повороте Полянская, не удержавшись, обернулась снова. Гуз продолжал о чем-то разглагольствовать, для убедительности и равновесия размахивая руками, а Дорош все так же смотрел им вслед.

Злата украдкой взглянула на Ирину Леонидовну, желая проверить, видела ли она все это? Заметила ли волнение девушки? Женщина шла, глядя прямо перед собой, о чем-то задумавшись. Она ничего не заметила или просто сделала вид. На следующий день, позавтракав, Ирина Леонидовна уехала домой. Они долго прощались с ней на улице у машины, особенно мама и тетя Люда, успевшие проникнуться к ней теплотой и прямо-таки родственными чувствами, и взяли с нее обещание навестить их летом, когда пойдут ягоды и грибы. Ирина Леонидовна, конечно же, обещала, зная наперед, что будет скучать и по этим местам, и по этим людям. И все же Минск оставался ее домом, ее миром. Обнявшись с ними в последний раз и сев за руль своего авто, она до самого поворота видела в зеркале заднего вида, как они все вместе все так же стояли у палисадника и махали ей вслед…

В тот день, когда Виталя впервые после ее выписки из роддома появился у нее на пороге, Злата была одна. Родители уехали. Отпуска у обоих закончились, и пора было возвращаться в город. Мама, конечно, переживала, ведь Злата оставалась одна с двумя детьми накануне диплома. Но делать нечего. Елена Викторовна не могла оставить работу. До пенсии оставалось несколько лет, а ей хотелось еще поработать и помочь единственной дочери и внучкам. Злата же, наоборот, одна совершенно не боялась остаться. И после отъезда родителей, адекватно распределяя время и собственные возможности, еще успевала выкроить часок-другой для того, чтобы позаниматься и помузицировать. Вот и в тот день, разложив в столовой гладильную доску и вооружившись утюгом, Злата занялась глажкой детского белья. Тщательно проглаживая вещи, она аккуратно складывала их в стопочки на стол. Рядом стояла колыбелька на колесиках — плетеная корзинка с ручками, которую можно было