Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

Вспомним рассказ Сусловой о путешествии с Достоевским «на братских началах», о жуткой ночи в Висбадене, когда она действительно почти раздевалась перед ним и наслаждалась его унижением, вспомним, как искусно разжигала она его страсть, чтобы потом оттолкнуть с презрением, – и мы поймем мечту «раба» вонзить нож в «императрицу». Но отверженный любовник стыдился не только рабства и унижения; его мучило, что в позоре этом он испытывал неведомое ему доселе острое наслаждение.

Алексей Иванович признается своей владычице: «Ну, да, да, мне от вас рабство – наслаждение. Есть, есть наслаждение в последней степени приниженности и ничтожества! Черт знает, может быть, оно есть и в кнуте, когда кнут ложится на спину и рвет в клочки мясо…» Омерзительная сладость падения и позора, сладострастие самоуничижения – одна из тем «Записок из подполья». В романе с Сусловой раскрылась для писателя демоническая сила эроса и ярко осветила темное и грязное подполье души. В сердце человеческом «дьявол с Богом борется». Эротическая тема в творчестве Достоевского восходит к его трагической любви-ненависти. «Игрок» – первое художественное ее воплощение. От Полины идут «фатальные женщины» его романов: Настасья Филипповна, Аглая, Катерина Ивановна, Грушенька.

Страсть граничит с безумием, связывается с навязчивыми образами: шум платья, узенький следок ноги. «Мне у себя наверху, в каморке, – говорит Алексей Иванович, – стоит вспомнить и вообразить только шум вашего платья, и я руки себе искусать готов». Так же и сладострастника Свидригайлова в «Преступлении и наказании» сводит с ума один шум платья Дуни. «Следок ноги у ней узенький и длинный – мучительный. Именно мучительный», – продолжает рассказчик.

Страсть совсем не есть поклонение красоте, уважение к личности: она иррациональна, демонична и разрушительна. Это темная одержимость, убийственная и самоубийственная. Герой с циничной откровенностью «объясняется в любви» Полине. «У меня ни одной человеческой мысли нет в голове. Я давно уже не знаю, что на свете делается, ни в России, ни здесь… Я только вас везде вижу, а остальное мне все равно. За что и как я вас люблю – не знаю. Знаете ли вы, что, может быть, вы вовсе не хороши? Представьте себе, я даже не знаю, хороши ли вы или нет, даже лицом? Сердце, наверно, у вас нехорошее, ум неблагородный, это очень может быть… Знаете ли вы, что я когда-нибудь вас убью? Не потому убью, что разлюблю или приревную, а так просто убью, потому что меня иногда тянет вас съесть… Знаете ли вы невероятную вещь: я вас с каждым днем люблю больше, а ведь это почти невозможно… Дикая беспредельная власть, хоть над мухой, ведь это тоже своего рода наслаждение. Человек деспот от природы и любит быть мучителем». Страсть, как жажда власти над другим, может вполне естественно привести к убийству. Сладострастный паук съедает свою жертву: так намечается тема Рогожина – Настасьи Филипповны.

На предложение Алексея Ивановича броситься с вершины Шлангенберга Полина насмешливо отвечает приказом подразнить важного немецкого барона. Подменой трагедии фарсом она подчеркивает свое презрение к жертве. После разрыва с де Грие «мучительница» приходит в комнату рассказчика; ей нужно пятьдесят тысяч, чтоб отдать долг французу. Алексей Иванович бежит в игорный дом и выигрывает двести тысяч. Полина денег не берет. «Вы дорого даете, – говорит она, – любовница де Грие не стоит пятидесяти тысяч франков… Я вас ненавижу». С ненавистью отдается она ему, а утром в бешенстве швыряет ему в лицо деньги и убегает к мистеру Астлею. Почему? Что это, месть за обиду? Неверие в его любовь? Оскорбленное тщеславие? В эпилоге мистер Астлей открывает игроку тайну Полины: она любила его и любит до сих пор. Это неожиданное признание завершает «историю одной любви-ненависти». Но вихрь, закруживший героя, не одна страсть к Полине. Он знает и другое «головокружение гибели» – страсть к игре. Михаил Михайлович Достоевский удивлялся, что его брат, путешествуя с любимой женщиной, мог так страстно увлекаться рулеткой. Но для писателя любовь и игра были таинственно связаны. Двойной вызов судьбе, двойная борьба не на жизнь, а на смерть увлекали отчаянного игрока. Опьянение риска, атмосфера игорного дома, жадная толпа, обступающая столы рулетки, груды золота, крики крупье, постукивание шарика, катящегося по клеткам, громкое биение сердца, предчувствие гибели и надежда на «воскресение», – вся эта низменная и жуткая «поэзия игры» всецело владеет его душой. В «Игроке» подробно описывается «ад рулетки», изображается психология игроков, рассказывается о фантастических выигрышах и проигрышах. От имени героя-игрока говорит игрок-автор: «С каким трепетом, с каким замиранием сердца я выслушиваю крик крупера: trente et un, rouge, impair et passe[51] или quatre, noir, pair et manque![52]

С какой алчностью смотрю я на игорный стол, по которому разбросаны луидоры, фридрихсдоры и талеры, на столбики золота, когда они от лопатки крупера рассыпаются в горящие, как жар, кучи, или на длинные в аршин столбы серебра, лежащие вокруг колеса. Еще подходя к игорной зале, за две комнаты, только что я заслышу дзенканье пересыпающихся денег – со мной почти делаются судороги». Каким взволнованным лирическим тоном написана эта тирада! Но главное – не жажда наживы, не мечта о миллионе, а ощущение риска, опьянение вызова.

Однажды герой проиграл все и вдруг в жилетном кармане нащупал последний гульден. «А, стало быть, будет на что пообедать!» – подумал он, но воротился и поставил его на manque. «Право, – прибавляет он, – есть что-то особенное в ощущении, когда один на чужой стороне, далеко от родины, от друзей и не зная, что сегодня будешь есть, ставишь последний гульден, самый, самый последний!»

Достоевский любил это ощущение, любил интенсивность переживания, независимо от его психического содержания. Какая спазма сжимала его горло, когда он проигрывал на чужбине последний гульден, спазма ужаса, отчаяния или непереносимого наслаждения?

В романе «Игрок» несколько выразительных, мастерски набросанных портретов. Московская бабушка Антонида Васильевна Тарасевичева, «бойкая, задорная, самодовольная, прямо сидящая, громко повелительно кричащая и всех бранящая», напоминает Хлестову из «Горе от ума» и Ахросимову из «Войны и мира». Сумасбродная, капризная, но добрая и великодушная старуха с азартом проигрывает сто тысяч, раздает червонцы нищим, нежно любит «гордячку» Полину, покровительствует бедному учителю Алексею Ивановичу, презирает иностранцев, делая исключение только для англичанина, мистера Астлея. Очень удался автору образ M-lle Blanche, француженки-авантюристки, жадной до денег, расчетливой, наивно-циничной и добродушной. С нескрываемым презрением описываются немцы. На рулетке, вокруг проигрывающей бабушки, увиваются три полячишки, мелкие мошенники и паразиты, которые «стелются под стопки паньски», льстят, лебезят и обкрадывают обезумевшую старуху. Это первый набросок к сцене с поляками в «Братьях Карамазовых».