Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Война внесла расстройство в австрийские дела; правительство, истощившее свою казну, было вынуждено выпустить суррогат звонкой монеты в виде ассигнаций и выкупных свидетельств в таком значительном количестве, что денежный курс сильно понизился, и эти билеты принимались лишь за пятую часть номинальной стоимости.
Триумвират покровителей Бетховена неохотно выплачивал обещанную сумму; к чести эрцгерцога Рудольфа надо заметить, что он остался наиболее исправным плательщиком и уплачивал Бетховену билетами, не сообразуясь с их курсом, а почти по номинальной цене. Таким образом, пенсион в 4000 гульденов обратился в действительности в сумму около 1500 гульденов. Наоборот, физические страдания росли в обратной пропорции, головные боли и опухание ног стали чаще приковывать Бетховена к постели. Вновь композитор оказался в стесненном положении, вновь явились планы покинуть Вену и найти себе обеспеченное место вне Австрии; особенно ему нравилась мысль переселиться в Неаполь, откуда было сделано лестное предложение, и где климат мог содействовать его выздоровлению. В дневнике композитора в 1811 г. вписаны следующие строки:
«Сначала озаботиться исцелением слуха – потом путешествовать – это ты обязан сделать для себя, для человечества, для него, Всемогущего! Только этим путем можешь ты развить то, что хранится в тебе – и маленький двор – маленькая капелла, где исполняется написанная мною для нее вокальная музыка во славу всемогущего, вечного, бесконечного! Пусть пройдут так последние дни – а потомству…»
Однако уверения врача Мальфати (дядя Терезы) в чудесной силе минеральных вод Теплица и тяготение к Вене преодолели намерение композитора. Покончив с работой над аккомпанементом шотландских песен, присланных издателем Томсоном из Эдинбурга, Бетховен в конце июля отправляется в Богемию. Незадолго перед тем издатель Негели прислал к Бетховену 24-летнего швейцарца Шнейдера фон Вартензее с рекомендательным письмом, просящего композитора заняться его музыкальным образованием; Бетховен наотрез отказался давать уроки, но предложил ему приносить на просмотр свои работы, разбирал их, давал некоторые указания и советы.
– Бетховен принимает меня, – писал Шнейдер к Негели, – очень хорошо; я был у него уже несколько раз. Это необыкновенно странный человек. Мысли его полны великих идей, но выражать их он способен лишь нотами; словом он не владеет. Образование его не высокое; вне сферы своего искусства он грубоват, но откровенен и правдив; он всегда прямо высказывает все, что думает. В молодости своей, как и теперь, ему приходилось вести тяжелую жизнь, полную борьбы; это сделало его мрачным, капризным; Вену он бранит и собирается уехать отсюда… «Все венцы, от императора до первого встречного, – никуда негодны», – говорил он мне. Я спросил: имеет ли он учеников? «Нет! – отвечал он. – Это скучная история; у меня один ученик, да и с ним очень много возни; я с удовольствием отделался бы от него, если бы мог». На мой вопрос о личности этого ученика, он ответил: «Эрцгерцог Рудольф». Спустя 6 лет композитор писал Шнейдеру, переврав в адресе фамилию его:
Милостивый государь!
Вы писали мне о том, что помните, как посетили меня в Вене; такая память достойного человека мне очень приятна. Продолжайте все более возвышаться в области музыкального искусства; только в нем можно найти высшую, безмятежную, чистую радость.
Вы хотите видеть меня пораженным величественной природой Швейцарии; я сам хотел бы тоже. Если Господь вернет мне здоровье, ухудшившееся за последние годы, то, надеюсь, мне удастся испытать это. Податель сего г-н ф. Бихер, путешествует со своим воспитанником ф. Путон и будет, вероятно, вами любезно принят помимо моей просьбы; тем не менее льщу себя надеждой, что вы обратите особенное внимание на мою рекомендацию и убедительно прошу вас, насколько возможно, оказать ему содействие.
Ваш друг и слуга Л. в. Бетховен.
Вена, 19 августа 1817 года.
Его Высокородию г-ну Ксаверию Шнейдеру фон Вертенштейну, в Люцерн (в Швейцарии).
Задолго до выезда в Теплиц композитор обратился в Будапешт (Офен) к своему приятелю графу Францу Брунсвику, талантливому виртуозу-виолончелисту, прося его поехать вместе с ним; в письмах к нему он жалуется на то, что Тереза Мальфати задержала у себя трио ор. 70, № 1 и сонату ор. 69; далее упоминает о бароне Андрее фон Форрей, хорошем пианисте, женатом на кузине Брунсвика, и об Оливе, филологе, приглашенном в 1817 году в Петербург профессором немецкой литературы; этому любителю музыки посвящены вариации ор. 76.
Милый друг и брат!
Я должен был раньше писать тебе, и мысленно делал это тысячу раз. Ты получил бы т. и с. гораздо скорее, но я не понимаю, зачем М. так долго держала их у себя. Если не ошибаюсь, я обещал тебе прислать обе вещи, сонату и трио, предоставляю твоему усмотрению: оставь сонату у себя или пошли ее, если хочешь, Форрей. Давно уже квартет был предназначен тебе; вследствие моей беспорядочности ты получишь его только теперь при сем. Раз речь зашла о беспорядке, то я должен тебе сказать, что он меня всюду преследует. Мое положение все еще совершенно неопределенное. Эта злосчастная война или оттянет окончание моего дела, или еще ухудшит его положение.
Я останавливаюсь то на одном, то на другом, но, к сожалению, должен терпеть, пока не решится мое дело. О несчастный декрет, соблазнительный, как сирена. Я должен был заткнуть себе уши воском и крепко связать себя, подобно Улиссу, чтобы не подписать его.
Если воинственные тучи надвинутся сюда, то я поеду в Венгрию, а может быть и так. Ведь у меня нет иной заботы, как только о своем жалком существе; так я уж как-нибудь перебьюсь. Прочь благородные, лучшие намерения! Наши стремления бесконечны, пошлость всему ставит предел! Прощай, дорогой брат; будь мне таковым! У меня нет никого, кого мог бы так называть. Твори вокруг себя столько добра, сколько позволяют тебе злые времена. Впредь делай следующую надпись на конвертах писем ко мне: «К Г. Б. фон Пасквалати».
Бродяга Олива (а никак не благородный б-д-а) едет в Венгрию. Не возись с ним много. Я рад, что эти сношения, вызванные только необходимостью, благодаря этому, сразу прекратятся. При встрече расскажу больше. Я
