Кэти Малхолланд том 2 - Кэтрин Куксон

— Я вас прекрасно понял, Том, не волнуйтесь. То, что было, — прошло. Поэтому давайте оставим эту тему и забудем о неприятностях.

— О, все это не так просто, как вы говорите, Дэниел. По-моему, эту тему еще рано оставлять, потому что неприятности только начинаются.

— Это всего лишь ваша точка зрения, Том.

— Да, это моя точка зрения, и я знаю, что она правильна. Послушайте меня, Дэниел: я не собираюсь позволять ни вам, ни кому бы то ни было вмешиваться в жизнь Бриджит. В ее жизнь уже и так слишком много вмешивались, девочка заслужила немного покоя. Тем более что сейчас вообще не время для перемен. Знаете поговорку: «Жизнь коротка». По-моему, она как нельзя кстати в военное время. Помню, моя мать всегда говорила: «Сегодня ты здесь, завтра тебя нет». Во время войны мы можем сказать: «В эту секунду ты здесь, а в следующую тебя уже нет». Мы не можем быть уверены, что доживем хотя бы до завтрашнего дня.

— В этом вы абсолютно правы, Том, — согласился Дэниел.

Том склонил голову набок и прислушался.

— Кажется, она пришла. Ладно, я вас пока оставлю, — сказал он, направляясь к двери. — Вы не откажетесь от чая, Дэниел?

— Не откажусь, если не затрудню вас.

— О, конечно, не затрудните, Дэниел. Мы всегда вам рады.

Том вышел из комнаты, и Дэниел услышал, как он тихо переговаривается с кем-то в зале. Через минуту вошла Бриджит. На ней было легкое светло-салатное платье в мелкий цветочек. Синева ее глаз казалась очень густой, на губах играла едва заметная улыбка, а короткие волосы слегка вздрагивали при каждом ее шаге — они были пушистыми и мягкими на вид, как волосы ребенка, только что вымывшего голову. Когда она была рядом, он встал ей навстречу и взял ее руки в свои.

— У тебя все в порядке? — спросил он почти шепотом.

— Да, да, все в порядке. — Ее голос тоже был очень тих.

Они посмотрели друг на друга, потом он спросил:

— Вчера вечером… была очень неприятная сцена?

— Да. Да, это было очень неприятно.

— У меня тоже был сегодня с ними не слишком приятный разговор. Сначала с Кэтрин, потом с Томом. Я хотел сразу же сказать твоей матери: «Давайте не будем говорить об этом, ведь все в прошлом». Но, я думаю, мы оба испытали облегчение, обо всем поговорив.

— Мой отец ничего не знал о письмах, Дэниел. Я все утро думала, что непременно должна тебе это сказать.

— Он правда ничего не знал о них?

— Он не знал, Дэниел. Если бы он узнал, он бы ни за что не позволил им этого сделать. Это все проделали моя мать и тетя Кэти, и мне кажется, что инициатива исходила от тети Кэти.

— Я в этом не сомневаюсь, Бриджит.

— Но я все равно люблю ее, я ничего не могу с собой поделать.

— Ты и не должна переставать ее любить. К чему таить зло?

Она слегка наклонила голову.

— Дэниел, — проговорила она срывающимся голосом. — Какой же ты добрый, Дэниел!

— Ты плохо меня знаешь, Бриджит, — усмехнулся он, но его голос тоже звучал нетвердо. — Я какой угодно, только не добрый. Я очень эгоистичен и… и безжалостен, когда это необходимо. И я не собираюсь меняться. На этот раз я добьюсь того, чего хочу, и ничто не сможет меня остановить. В этом смысле я похож на моего прадеда. Так что знай, Бриджит, — на этот раз страхи тети Кэти будут оправданы.

— Дэниел… Дэниел… — Она покачала головой и облизала губы. Говорить ей стоило усилия. — Я не помню, где я была и что я делала целый день, потому что я все время думала о тебе. Не знаю, как мне удалось вести уроки… Еще вчера я жила по чистой инерции, просто потому, что должна была жить. Я делала то, что от меня требовалось: преподавала в школе, спешила домой, ухаживала за тетей Кэти, вскакивала ночью с постели, когда включались сирены… И все дни были похожи один на другой. Я жила как автомат, не как человек, и это нельзя было назвать жизнью. Так было еще вчера, а сегодня я могу сказать, что наконец живу на самом деле.

Она взяла его руку и импульсивным движением поднесла к губам.

— Любимая, — прошептал он, прижимаясь щекой к ее щеке. Потом добавил чуть громче: — Ты не против, если мы оба уйдем сейчас же отсюда? Мы можем доехать на автобусе до холма, а там пройти пешком. Оттуда не больше пятнадцати минут ходьбы до усадьбы. Я взял на сегодняшний вечер специальный пропуск и могу вернуться в госпиталь очень поздно. Я потом сяду на поезд, который отходит в десять с минутами из Джарроу. Так ты согласна?

— Да, Дэниел, — ответила она безо всякого колебания.

Подняв на него глаза, она увидела, что он прикусил нижнюю губу, словно стараясь сдержать крик радости. Когда он схватил ее за подбородок и повернул ее лицо к себе, сила, с которой он это сделал, удивила их обоих.

— Прости, Бриджит, — сказал он, тут же отпуская ее. — Я сделал тебе больно?

Она отрицательно покачала головой. Заслышав шаги за дверью, прошептала:

— Кажется, они идут сюда.

Когда Кэтрин и Том вошли в комнату, Дэниел уже отвернулся от Бриджит и садился на стул, но Бриджит не сдвинулась с места и продолжала стоять рядом с ним. Поза дочери сказала Кэтрин больше, чем могли бы сказать слова, — казалось, Бриджит всем своим видом заявляла: «Знайте, знайте, что это так!» И Кэтрин мысленно обратилась к дочери: «Но ведь так нельзя, Бриджит. Ты не можешь этого делать. Ты замужем за Питером, и развод для вас невозможен, потому что вы оба католики. Если ты уйдешь от Питера, то будешь жить в грехе до конца своих дней. Нет, Бриджит, нет…»

Кэтрин вовсе не считала свой образ мыслей ханжеским. Она действительно верила, что развод дочери будет грехом перед Богом и покарается Им. Если бы речь шла только о том, чтобы пренебречь общепринятыми правилами, она, быть может, и смогла бы с этим смириться, — но гнева Господнего она боялась более всего на свете. Кэтрин воспитывалась в католическом монастыре, а ее отец был рьяным католиком, поэтому она верила каждому слову католической доктрины и имела очень точное и не подлежащее сомнению представление о грехе и о наказании.

— Тебе будет тяжело пройти весь этот путь пешком, — сказала Бриджит, когда они вышли из автобуса на вершине холма, откуда была видна длинная дорога, ведущая в Гринволл-Мэнор.

— Пустяки. — Дэниел взял ее под руку и притянул поближе к себе. — Здесь не больше мили, а врачи сказали, что мне надо ходить и тренировать ногу.

Вместе они медленно спустились с холма и направились по дороге в Гринволл.

Они шли молча. Оба знали, почему они идут в усадьбу, — им необходимо побыть вдвоем. Их давнее желание остаться наедине друг с другом наконец, по прошествии восьми лет, осуществлялось, и Гринволл был единственным местом, где они чувствовали себя свободно. Дома у Бриджит у них не было возможности даже спокойно поговорить: в любую минуту в комнату мог войти кто-то из ее родных. А бродить вместе по городу они не могли, — в Шилдсе слишком хорошо знали миссис Бриджит Конвэй, школьную учительницу, и, если бы ее увидели на улице в обществе мужчины, который не являлся ее мужем, поднялся бы ужасный шум. Дэниел шел, прихрамывая, и каждый его шаг причинял Бриджит неудобство; идти с ним под руку было трудновато, но Бриджит желала, чтобы эта прогулка длилась вечно.