Солдаты России - Родион Малиновский

Гринько — в центре солдатских дум и толков. Он читает товарищам газеты, которые при встречах на флангах и стыках достает у французов. А подчас они сами — то артиллеристы, то саперы, то связисты — даже нарочно приносят газеты в окопы, занятые русскими. В газетах тоже пишется о нехватке продовольствия в тылу и снарядов на фронте, о беспрерывных отступлениях на русско-германском фронте, особенно в Прибалтике, о бунтах и стачках в российских городах.

Все это наводит на тяжелые раздумья. А французские солдаты подливают масла в огонь: сообщают все новые и новые вести, одна тревожнее другой. Они и сами возмущаются: зачем французская буржуазия положила под Верденом свыше 350 тысяч французских солдат, зачем» пролито так много крови, что им до Вердена? Их решительно поддерживают русские солдаты, изнемогающие в своих болотистых окопах.

Злые, как волки, пулеметчики с завистью вспоминали аванпост № 2. Правда, то было летом! А тут и зима не зима, сплошная промозглая сырость. Холодно, неуютно. Хороших убежищ нет, вместо них какие-то сырые ямы с проржавленными железными сетками и рваными мешками с землей. На брустверах ящики с опилками, политыми мазутом, которые нужно зажигать во время газовой атаки, чтобы газ в окопы не опускался, а поднимался вверх и как бы перекатывался через траншеи.

Французское командование, очевидно проведав о настроении русских солдат, вскоре сменило их и отвело в тыл, разместив биваком на постой по деревням. Ух, как пулеметчики были довольны, когда оказались в теплом коровнике зажиточного крестьянина!

Коровник был на попечении слепого на один глаз молодого батрака, веселого и хорошего парня. Он быстро сошелся с русскими пулеметчиками. Камарад Пьер был молодец — то вино приносил, то газеты. И обедал вместе с пулеметчиками. От него приятно пахло навозом, что напоминало далекую и милую родину — Россию, русские деревни. Недаром сказано, что «дым отечества нам сладок и приятен». Камарада Пьера все считали своим, и в сарае было тепло и весело.

Однажды невесть как к пулеметчикам попала маленькая листовка. В ней говорилось: «Мы не желаем класть свои головы и проливать свою кровь на защиту Шампанских виноградников, служащих целям удовольствия и утехи для генералов, банкиров и прочих богатеев. Долой войну! Требуйте возвращения в Россию!»

Листовку эту жадно читали поодиночке и, перечитав ее не один раз, передали во второй взвод.

Пьер принес газету «Юманите». В ней сообщалось, что высшее французское командование расстреливает своих солдат, требуя крепкой дисциплины и беспрекословного подчинения, что разбухают военные тюрьмы Франции.

Газету читал Ванюша. Если попадались незнакомые слова, то переводил по смыслу так, как находил нужным. Пулеметчики настороженно слушали: «Брусиловское наступление прославило русское оружие, спасло от разгрома итальянскую армию, толкнуло наконец долго выжидавшую удобного момента Румынию вступить в войну на стороне держав Согласия. Но румыны не умели считаться с реальными силами и общей обстановкой и были наголову разгромлены Фалькенгайном. Вся Румыния оказалась занятой германо-австрийскими войсками. На русскую армию легла новая забота и бремя — нужно было растянуть русско-румынский фронт до самого устья Дуная — вот результаты Брусиловского наступления, которое окончательно заглохло...»

— Да, довоевались, нечего сказать, — вставил реплику Андрей Хольнов.

— Стоп! — тихо вскрикнул дневальный, — «шашнадцатый неполный» идет!

Все смолкли. Газету спрятали и начали играть в шашки.

— Завтра с восьми утра на занятия в поле, — передал Ковш. — Приготовить двуколки и пулеметы!

— Слушаюсь, приготовиться к полевым занятиям, — четко ответил Гринько.

Фельдфебель обвел коровник взглядом, потом посмотрел на пулеметчиков, на коров, повернулся и ушел.

Километрах в двадцати юго-западнее Реймса, в районе Виль ан Тарденуа, был оборудован учебный городок, напоминавший своим устройством и подобием будущий район действий бригады. Вот на этом учебном поле солдаты и отрабатывали атаку вражеских укреплений — там и канал был обозначен, и укрепленный форт на лесистом холме, и многое другое. Тренировались всю вторую половину февраля и начало марта. Пулеметчики тоже выходили сюда на учение, возвращались в коровник усталые и спали как убитые. Вот и сейчас нужно было выходить на учебное поле...

До бригады дошла весть, что немцы в конце января 1917 года в ответ на французскую газовую атаку пустили три волны газа на 3-ю бригаду в районе Оберива и атаковали ее. Атака эта была отбита, а от газов погибло около пятисот человек наших солдат, а французов, говорят, раза в три больше. Это передавалось из уст в уста по всей бригаде и еще больше возбуждало недовольство солдат.

— А маски-то никуда не годятся! — возмущался Фролов. — Как вдохнешь поглубже, так сразу и с копыток долой.

— Да ну, не может быть!

— Ей-богу, хрест святой. — И тут же Петька трижды перекрестился.

— Говорят, зато погибли все крысы в окопах, — вставил Жорка Юрков.

— Брось зубоскалить, — вмешался Андрей Хольнов, — дело серьезное. Противогазы придется таскать с собой.

— Ну, разумеется, — подтвердили пулеметчики.

Пьер слушал, не понимая разговора. Фролов решил его просветить:

— Понимаешь, Пьер, Мурмелон ле-Гран знаешь?

— Уй, уй...

— Так там атака, газ — понимаешь? И вот наш, ну, нотр камарад рюс боку — капут, понимаешь? Вот, брат, оно как, а ты смеешься. Хаханьки тебе! — закончил Петр серьезно.

Пулеметчики упросили штабс-капитана Сагатовского разрешить направить в город Эперне небольшую группу — человека три, чтобы закупить всяких необходимых солдату мелочей. Выделили по одному человеку от взвода. Возглавил группу Гринько, от второго взвода пошел Сотников — «Красная девица», как его прозвали за исключительную застенчивость и скромность; от третьего взвода — старый друг Ванюши Лапшин, а четвертый взвод выделил парную повозку и ездового.

Рано на рассвете группа отправилась в путь и часам к десяти утра добралась до города. Пулеметчики присмотрели глухую площадку, на которой оставили повозку с ездовым, а сами направились за покупками.

Решили сначала закупить всякие мелочи: носки, перчатки, носовые платки, бритвы, кисточки, мыло, одеколон, крючки, пуговицы, нитки, иголки и другую чепуху, а потом вино, на которое тоже были заказы. Его следовало хорошо запаковать в ящики, чтобы в дороге не побить.

Таких мелочей, как крючки, пуговицы и иголки, так и не смогли найти. Пришлось перейти к основному — к закупке спиртного. Бутылки запаковали в ящики, погрузили в повозку, подмостив под ящики сена и укрыв их сверху попонами. В винном магазине Ванюша спросил адрес, где бы можно было купить иголки и нитки. Его никак не могли понять. Ванюша уж и на пальцах показывал — вот так, мол, колоть и протягивать нитку... А нитку называл «ле фий» вместо «дю филь». Наконец его поняли, добродушно рассмеялись и вручили бумажку с написанным адресом. Лапшин и Сотников во главе с Ванюшей направились в указанное место. Долго пришлось искать, спрашивать у постовых полицейских и просто у прохожих. Они внимательно прочитывали адрес и все с ухмылкой направляли дальше, в какие-то глухие кварталы, где и магазинов-то не было.