Бурят (СИ) - Номен Квинтус

Впрочем, овладение языком туземцев ничего нового не дало: как разузнал еще предшественник Джеральда, Советы к восстанию саамов вроде никакого отношения не имели. А имел отношение какой-то швед из Финляндии, мечтающий в возвращении Финляндии выхода к Баренцеву морю. Богатый финно-швед, но глупый: лопари финнов не любили разве самую малость меньше, чем норвежцев и присоединять свою землю к Финляндии не захотели. Да и чего бы им этого хотеть: продавая руду, саамы получали на душу населения денег больше, чем даже не самый бедный финский фермер. Ну, наверное больше: оказывается, туземцы и сами не знали, сколько их. Тем более сейчас не знали: довольно много народу из этого племени перебралось в Руийю из Швеции и из Финляндии. Что же до отношений с Советами, то они были, но не сказать, что особо дружественные. Так, торговали потихоньку: все же хлеб или овощи в Киркинес доставлять из России гораздо ближе и гораздо дешевле, чем откуда-либо еще. Да и рыбу в Россию продавать удобнее — но этим отношения и ограничивались, так что и Гувер, и Рузвельт… впрочем, если досидеть здесь до конца трехлетнего контракта, то потом можно будет до конца жизни вообще не работать и жить припеваючи: кое-какие товары, не вносимые в таможенные декларации рудовозов, обеспечивали кое-какой приварок к зарплате агента Госдепа. Приварок, превышающий эту зарплату на порядок…

Весной тридцать пятого года в СССР была принята новая Конституция. Осеню тридцать четвертого проект Конституции был опубликован в газетах, сформирована специальная Конституционна комиссия, в которую каждый гражданин мог прислать свои замечания и предложения. Предложений поступало очень много, комиссия их рассматривала, сортировала и оправляла на рассмотрение «отфильтрованный поток» в Президиум комиссии. Там все эти предложения отдельно рассматривались, оценивались…

А затем они большей частью отправлялись в мусорную корзину: реально над проектом Конституции работали четыре человека: Андреев, Сталин, Сергеев и Ворошилов. В комнате, где они работали, стоял густой табачный дым и стойкий запах валерьянки: обсуждение было весьма бурным. Но в конечном итоге получился проект, удовлетворяющий всех.

Самые серьезные изменения коснулись Верховного Совета: теперь Совет Союза выбирался из расчета один депутат на два миллиона населения, а в Совет Национальностей избиралось по два (на самом деле по три — третий считался «запасным») депутата от каждой республики. Причем второй законодательной инициативой не обладал, но мог наложить вето на любой законопроект если в Совете считали, что он в чем-то ущемляет права какого-то народа. Впрочем, это вето тоже могло быть преодолено по специальной процедуре…

Главным же было то, что депутаты были обязаны весь срок своих полномочий работать в Совете, работать в специально созданных отраслевых комиссиях — и за результаты работы отвечали перед Президиумом. Формально перед Президиумом, а по факту — перед Председателем Президиума, который имел полномочия любого депутата от работы отстранить (после чего по его избирательному округу назначались перевыборы), мог вообще весь Совет Союза распустить (Совет Национальностей был неприкосновенен). Еще Председатель Президиума имел право уже непреодолимого вето…

— А вы, товарищ Андреев, считаете себя способным не поддаться искушениям абсолютной власти? — поинтересовался Сталин перед тем, как поставить свою подпись перед передачей проекта на утверждение текущим составом Съезда Советов.

— Безусловно. У нас повариха одна работает, девушка молодая и весьма в своем деле умелая…

— А причем тут повариха?

— У нее приказ: если хотя бы покажется, что я что-то делаю во вред России, меня немедленно пристрелить. Так на самом деле четверо такое решение принять должны, причем ни один от меня вообще не зависит — так что, пока мне жить не надоест, я подобному искушению точно не поддамся.

— Даже так? Ну тогда я проект подписываю со спокойной совестью. А кто, если не секрет, решать имеет право жить вам или нет?

— Секрет, но для вас, скажем, частичный. Один из этих четырех — это как раз вы…

Глава 36

Советскому Союзу тридцать пятый год запомнился не только (и не столько) принятием новой Конституции. Для народа гораздо более важным оказалась электрификация железных дорог от Москвы до Петербурга и до Нижнего Новгорода, а москвичам год запомнился как год открытия метро. А в большинстве крупных городов год стал годом пуска трамвайных и троллейбусных линий. Вроде и пустяк, но для огромного большинства рабочих добираться от дома до работы стало заметно проще и быстрее. И — спокойнее: в тех же трамваях и троллейбусах навсегда исчезло такое понятие как «давка»: новые (или обновленные) линии с подстанциями через каждые пару километров обеспечивали интервал движения до двух минут, а «подвижного состава» стало на самом деле много. Потому что те же трамваи строились сразу на шести заводах, а троллейбусы — на трех.

Но и «общественный транспорт» стал лишь изюминкой на торте: к осени народ осознал, что «в магазинах всё есть», и, чтобы сделать свою жизнь наполненной разными удовольствиями, нужно лишь усердно поработать. А поработать было где: кроме заводов-гигантов появилось множество небольших заводиков и фабрик, причем фабрики появились не только в небольших городах, но и во многих крупных селах. В селах, конечно, появились в основном фабрики по производству разных консервов — просто потому, что заработали два завода по производству консервных заводиков. В Урюпинске — завод по выпуску оборудования консервных фабрик, выпускающих продукцию в стеклянных банках, а в Омске — по выпуску оборудования для производства консервов в жестяных. И эти два завода сами по себе были немаленькими: Урюпинский за год «выдавал» до сотни заводиков, а Омский — штук по сорок (но гораздо более мощных).

Их выстроили просто потому, что в Госплане (в основном усилиями отдела Струмилина) было посчитано, что на миллион населения стране нужно минимум семь заводов по производству консервов «в стекле» (подразумевая выпуск плодоовощных консервов) и два завода по выпуску консервов «в металле» — тут имелись в виду консервы мясные и рыбные. Николай Павлович, случайно прочитав струмилинские выкладки, не смог не поинтересоваться:

— Слава, ты что, хочешь народ пересадить на консервную диету?

— А головой подумать? Или хотя бы на листочке бумажки в столбик посчитать? Вот взять фабрику по выпуску стеклянных консервов, средненькую такую, на десять тысяч банок в сутки. Это одна банка на сто человек, на двадцать пять семей. То есть средняя семья может сожрать баночку, скажем, консервированных помидоров раз в месяц. А если учесть, что такие заводы могут работать примерно сто двадцать дней в году…

— Я понял, можешь не продолжать. Ты прав насчет в столбик посчитать: я-то выпуск продукции представлял как на сталелитейном, сотнями тонн в сутки.

— Меня до сих пор удивляет, как может править страной человек, который ни в чем не разбирается. Вообще ни в чем!

— Я просто разбираюсь в людях. Не вообще, а в некоторых людях. В господине товарище Малинине, в товарищах Кржижановской и Струмилине, в товарищах Сергееве и Сталине. А уже эти люди страной и управляют.

— Кстати, о товарищах… товарища Сталина. Ну, с товарищем Артемом ты прав, но у Иосифа Виссарионовича два близких друга было. Но теперь что-то про товарища Кирова ничего не слышно уже второй год…

— Третий. После того, как он в Комсомольске десять процентов бюджета на жилстроительство потратил на постройку дома для членов горкома, он и из ЦК вылетел, и из Комсомольска. Меня Иосиф Виссарионович все же упросил Кострикова строго не наказывать, так что сейчас Сергей Миронович в бухте Провидения порт строит. И аэродром: оттуда до Уэлена проще добираться чем напрямую из Анадыря.

— Эк ты сурово-то как!

— А у нас все просто: хочешь красиво жить — иди и заработай на красивую жизнь.

— Но мы-то… ты и сам живешь в квартире…