Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944 - Б КОВАЛЕВ

Однако работа партизан и подпольщиков в крупных населённых пунктах и на железнодорожных станциях значительно ослож «нялась. Это объяснялось не только наличием здесь вражеских гарнизонов и представителей нацистских пропагандистских служб, но и более жёстким контролем со стороны последних за работой школ. На посты директоров обычно назначались люди, пострадавшие от советской власти или из числа бывших белоэмигрантов. Ученики старших, 5–7 классов, должны были, по замыслу фашистов, составить в будущем руководящее звено «Новой сво* бодной от большевиков России»18.

Весной 1942 года в условиях стабилизации Ленинградского участка фронта и последовавшее за этим немецкое наступление на Первый партизанский край значительно ослабили силы сопротивления и, как следствие этого, их помощь школам. Со стороны же захватчиков подобная работа значительно активизировав лась. Провал плана молниеносной войны поставил перед службами министерства пропаганды новые задачи. В Риге и Берлине разрабатывались программы, учитывающие изменившиеся реалии. К этой работе активно привлекались русские эмигранты19.

Конец учебного года ознаменовался повышенным интересом немецкой администрации к школам. В большинстве районов Ленинградской области, находившихся под ее контролем, прошли встречи учителей и отличившихся учеников с местными комендантами. Детям говорилось о том, что их главная задача состоит «в изучении опыта строительства Новой Германии. Этот опыт пригодится всем нам в строительстве Новой Европы, свободной от жидов и большевиков»20.

В Новгороде при отделе народного образования была создана методическая комиссия из учителей города и близлежащих деревень по корректированию программ и пересмотру учебников. Предполагалось, что они будут проводить работу «по очистке программ и учебников от всяческого коммунистического хлама и подбору более ценного материала»21.

Но этим работа отдела образования не ограничивалась. Начальник отдела Егунов посылал своих инспекторов по волостям района для чтения лекций и показа кинокартин о жизни в Германии, «процветающей под мудрым руководством вождя Адольфа Гитлера»22.

Одной из задач, которую немцы поставили перед Егуновым и его сотрудниками, был просмотр библиотечных фондов. Книги сортировались на три основные группы: 1) политические, 2) дореволюционные классики, 3) научная литература. Работы классиков марксизма и советских руководителей сразу уничтожались. Такая же судьба была уготована произведениям писателей еврейской национальности. Прочая литература могла выдаваться населению23.

Первый учебный год был во многом импровизационным как для немецкой, так и для советской стороны. Первые никак не могли предполагать, что война не закончится их победой осенью 1941 года, вторые же до начала боевых действий даже не предполагали саму возможность оккупации. Именно этим объясняется тот факт, что в школах, работавших в зоне партизанского контроля зимой 1941–1942 годов, использовались лишь довоенные материалы.

Отсутствие новых учебных программ компенсировалось коллаборационистами многочисленными методическими указаниями в оккупационной печати. С её страниц учителей призывали к «живой реакции на все происходящие события», как на занятой немцами территории, так и в советском тылу24. Так, в феврале 1942 года, вскоре после опубликования в коллаборационистской «Правде», выходившей в Риге, статьи «Марина Цветаева не выдержала советской жизни», по школам Пскова, Порхова, Дно прошли «уроки памяти повесившейся в Москве великой русской поэтессы»25.

Целенаправленная школьная политика оккупантов началась с весны 1942 года, когда план блицкрига был окончательно сорван Красной Армией. В этих условиях предполагалось организовать на базе школ своего рода нацистские пропагандистские пункты.

Так, в сентябре 1942 года в Смоленске начали свою работу семилетние, так называемые «народные школы». Согласно немецким установкам, основная задача русской школы заключалась не в обучении школьников, не в овладении ими знаниями, а исключительно в воспитании дисциплины и послушания. Для достижения этого рекомендовалось использование телесных наказаний. Однако абсолютное большинство учителей всячески саботировало распоряжения немецкой администрации. Там, где это было возможно, сохранялась советская общеобразовательная программа (конечно, с некоторыми коррективами, например, введение Закона Божия). Заместитель бургомистра Б. В. Базилевский (агент советской разведки) после встречи учителей с представителем немецкой администрации доктором Цигастом, заявившем о допустимости и необходимости в школах телесных наказаний, предупредил педагогов о том, что при первой попытке ударить ученика они будут с позором уволены26.

Роль связующего звена между русской и немецкой администрацией в сфере образования играл инспектор школ. В Смоленске на эту должность был назначен С. И. Блинов, который по мере сил старался ревностно проводить распоряжения германского отдела пропаганды. Он лично развешивал в школах портреты Гитлера, других вождей III Рейха и красно-белые полотнища со свастикой27.

Иногда на должность инспекторов назначались известные учителя-новаторы. Это, по мнению оккупационных властей, должно было придать их мероприятиям определенную солидность. Так в Волосовском районе Ленинградской области инспектором школ в 1941–1943 годах работал В. С. Радченко. О его методических приемах в преподавании естествознания до войны в Ленинграде вышло несколько книг. Вызванный осенью 1941 года к начальнику района, он был поставлен перед дилеммой: сотрудничество с немцами или отправка на работу в Германию. Радченко согласился на должность помощника начальника района по вопросам образования. Его «помощь» заключалась в том, что он систематически ездил в школы, где учитывал учащихся, оборудование, инвентарь школ. Он разрабатывал методические указания по таким предметам, как русский язык, арифметика, география и естествознание для начальных школ. Как инспектор Радченко посещал уроки с целью контроля за учителями. Кроме того, по распоряжению немецкого коменданта Фрунка он говорил учителям, чтобы они в советских учебниках, используемых для преподавания, вычёркивали некоторые понятия. Так, «СССР» было заменено на «Россия», вместо «Ленинград» писалось «Петербург». На собраниях учителей «помощник начальника района» постоянно напоминал о том, что распоряжением немецкого командования преподавание истории и экономической географии в школах района отменяется, вместо них вводится Закон Божий. Рассуждая о воспитании детей, Радченко говорил: «Мы работаем не в советской школе, сейчас новая власть, новые порядки, и мы обязаны к этим порядкам приучать людей. Если вы не будете это делать, то пеняйте на себя»28.

Рупором профашистских взглядов в вопросах воспитания молодежи стал журнал «Школа и воспитание», издававшийся в Смоленске профессором Д. П. Сошальским (судя по всему, звание «профессор» он присвоил себе сам, так как до войны являлся рядовым преподавателем латинского языка в одном из московских институтов)29.

При школьных отделах окружных управ создавались методические комиссии из учителей города и села по корректированию программ и пересмотру учебников. Предполагалось, что они будут проводить работу «по очистке программ и учебников от всяческого коммунистического хлама и подбору более ценного материала»30. Особое внимание обращалось на общественные дисциплины. Объявлялось, что «на уроках обществоведения будет использован материал газет, брошюр, плакатов, из которых учащиеся узнают о прекрасной жизни народов Германии и вскроют ту жидо-большевистскую ложь, которой отравляли учащихся». Жизнь немцев, после прихода Гитлера к власти, изображалась как «вечный праздник истинно национального духа»31.

Нападение на Советский Союз нацисты объясняли не только тем, что они «не в состоянии были больше терпеть демоническое варварство большевиков» по отношению к своему народу, но и стремлением принести в Россию европейскую культуру. В коллаборационистской прессе об этом писалось так: «Ещё не унялось зарево войны, ещё продолжается борьба с умирающим большевизмом, а германский народ, его вождь, Адольф Гитлер уже позаботились о том, чтобы помочь нам приобщиться к подлинной культуре и современной науке»32. Под «приобщением к культуре» захватчики понимали усиленное изучение немецкого языка и воспитание в русских детях чувства преклонения «перед великим германским народом, его победоносной армией и его вождём»33.

Понимая роль народного учителя в воспитании подрастающего поколения, нацисты создали широкую сеть курсов по переподготовке педагогов, где с ними, силами как штатных пропагандистов вермахта, так и различных представителей русской коллаборационистской администрации и средств массовой информации, проводились специальные теоретические и практические занятия.