Смерть за хребтом - Руслан Белов

“Все! – думаю, – стерли Виталика до лопаток! Мой час настал!”

Когда зенки их, наконец, на мне сошлись, двинулись они в комнату, шажок за шажком ноги вперед выбрасывая, за мешок схватились и тащат. Особо старалась белобрысая... Худая, как маркшейдерская рейка, шилом в нее не попадешь, не то, что мужским достоинством... Я каким-то чудом панику преодолел, изловчился, выбросил руки назад и успел-таки зацепиться за трубу парового отопления. Они пыхтят, тянут как бурлаки, падают поочередно, а я извиваюсь, ногой пытаюсь им в наглые морды попасть... Но когда бабень в три обхвата на меня упала, моему сопротивлению конец пришел: придавили, запихали с головой в мешок и потащили... Сначала по полу, потом по камням. Когда мешок расстегнули, увидел себя в кернохранилище под тусклой сороковаткой (Юрка хранилище это хорошо знает, мы там пробы держали, с которых наша с ним война гражданская началась).

Вынули они меня, положили на спальный мешок в проходе между высокими, под три метра, стопками ящиков с керном. Рейка Маркшейдерская бутылку откуда-то достала, налила водки стакан и в горло мне вылила. А бабень задрала юбку, села на меня без трусов чуть ниже живота и сидит, трется, кайфует. “Милый, – говорит, – ну что ты так капризничаешь? Давай сам, а то вон Ленка стройненькая наша ленточкой яички твои перевяжет...”. И опять сидит, трется. Намокла уже, трепещет всем своим центнером, тощая за ноги меня держит, хохочет и приговаривает: “Давай, милый, давай”.

Делать нечего! Стал я ей подыгрывать тазом... Она расцвела, глаза прикрыла: “Хорошо, миленький, хорошо”, – говорит”. А я ногами в стопку ящиков уперся и, в такт ее движениям, стал ее раскачивать... И когда этот центнер похоти трусы с меня начал стаскивать, я толкнул посильнее эту шаткую стопку, она подалась назад и, вернувшись, с грохотом на нас повалилась. Ящики с керном – полтора на метр, килограмм пятьдесят-шестьдесят каждый весит, на всех хватило. Но я ведь в позиции снизу был, переждал канонаду, как в блиндаже под этой теткой. Контузило слегка, вылез, смотрю, а третья-то – ничего девочка! Сидит под соседней стопкой – кругленькая, ладненькая такая с ямочками на щеках – и улыбается. Пьяно чуть-чуть, но в самый раз. Узнал ее сразу. Из какого-то текстильного городка в бухгалтерию нашу приехала... Тут под ящиками Центнер с Рейкой застонали, но не от боли, это я сразу определил, а от досады. Я поправил ящики, чтобы не скоро вылезли, отряхнулся от пыли, взял девушку за руку и пошел с ней на пленэр...

А там, я скажу вам, такая красота! Гости все уже по углам расползлись, тишина кругом природная, сверчками шитая. Речка трудится, шелестит на перекате, луна вылупилась огромная, смотрит, тенями своими любуется. А девица повисла на мне, прожгла грудь горячими сосками, впилась в губы. Упал я навзничь в густую люцерну в саду персиковом для баранов Вашуровских саженную, треснулся затылком о землю, и забыл совсем и о супруге, и о сыне семимесячном, и о вчерашнем своем споре с друзьями о верности семейной...

Утром пошел Виталика искать. Нашел в беседке чайной на берегу Кафирнигана. Сидел он там в углу, пьяненький, глаза прятал. Бледный весь, в засосах с головы до ног. С тех пор женщин сторонился. Всех и категорически. А начальник партии потом посмеялся надо мной, налил стакан водки и приказал выдать новый мешок... Меховой, не поролоновый... Так что ты, Леха, готовься. На мясо, главное, мясо налегай! Наверняка Фатима придет к тебе под утро. Задабривать...

– Пусть приходит, – зло ответил Суворов под общий смех. – Разберемся.

– Врет он все... – усмехнулся Житник. – Про персиковый сад и люцерну. Мне Сосунок рассказывал по-другому... Это он с молодкой в клевере валялся. А Черный всю ночь подушку обнимал и так надолго расстроился, что Виталик, на Кумарх поднявшись, целую неделю посылал буровиков своих на него поглядеть. “Если хотите увидеть, что такое черная зависть, идите к Чернову и спросите, правда ли это, что новенькая бухгалтерша сношается?” – говорил он им, в десятый раз рассказывая по просьбам трудящихся о своих кальтучских похождениях.

– Ты прав, Юрий! – великодушно улыбнулся я в ответ. – Я кое-что прибавил, каюсь. Голая правда сильно отличается от голой женщины... Особенно в привлекательности...

– Заливаешь ты все! – сказал Лешка, усаживаясь поудобнее. – И не стыдно тебе перед Лейлой?

– Нет, не стыдно, – ответил я. – Все это сказки другой жизни. Очень и очень древней жизни...

Абдурахманов, засев в скалах прямо над лагерем обидчиков, пересчитывал людей.

– Раз, два, три, четыре... – считал он вслух. – Семь мужчин, четыре женщины и ни одного автомата... Даже не интересно...

– Есть у них автоматы под спальными мешками, есть! – убежденно прошептал Хирург, лежавший справа от Тимура. – Надо прямо отсюда мочить... Подходить опасно...

– Но тогда вам придется отжевать друг другу уши... – усмехнулся Абдурахманов, обернувшись к нему... А я совсем не этого хочу... Я хочу увидеть, как они умирают, хочу смотреть им в глаза вот как тебе сейчас...

И посмотрел на Хирурга так, что тот съежился, как пластиковая бутылка в огне.

– Ну тогда, командир, давай, я обойду их справа, – предложил Сафар, только что отдышавшийся от бега по горам. – Подползу по ручью, берега его крутые, и залягу там... А Хирург, пусть заходит слева. Тебе, наверное, не все нужны живыми, покажи их нам. Мы их для страха сразу замочим...

– Мне нужен, вон, тот красавец с греческим носом, – кивнул Абдурахманов в сторону лагеря. – Еще Чернов, он в клетчатой рубашке. И баба его... Остальных убивайте.

– Давай, ту, стройненькую русачку тоже пока оставим? – сально улыбаясь, попросил Сафар.

– Хватит вам и одной, – отмахнулся Абдурахманов.

Он еще что-то хотел сказать, но тут из-за гор, со стороны Анзоба вынырнул и затарахтел вертолет в пятнистой камуфляжной окраске.

10. Хана! – Бабек становится отцом. – Апофеоз. – Погоня. – Таджикская рулетка.

Услышав, а затем и увидев атакующий вертолет, Житник бросился к ручью и нырнул под высокий берег. Бабек, поймав за руки Фатиму с Фаридой, помчался к нему. Сережка импульсивно откинулся на Наташу, схватил автомат. Зубков снял милицейскую фуражку и замахал ею над головой. А я бросился на Лейлу и прикрыл ее телом.

Вертолет, вздыбив палатки, пронесся над лагерем на малой скорости, развернулся в верховьях Тагобикуля и, опустив нос, помчался на нас.

– Атакует!!! – закричал Зубков. – Хана нам, ребята!

– Разбегайся!!! – присоединился к его крику надорвавшийся крик Сергея. Схватив Наташу за руку, он бросился к скале, торчавшей у ручья.

Я вскочил, поднял Лейлу на руки и стремглав побежал от вертолета. “Если попадут, то мне в спину...