Кукольных дел мастер - Генри Олди

Но для остальных?!

«Дружок, ты помнишь телекинетика из спец-лаборатории?»

– Вы причастны к случившемуся?

Требовательный вопрос Пастушки опутал его по рукам и ногам, веля говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды.

– Нет. Я бездействовал. Если вы смотрели на монитор, вы это видели.

– Заткни уши, Пастушка! Он колдун! Шаман, да!

Блондинка щелкнула пальцами, как злая собака – зубами, и Толстый Ува подавился своим просвещенным мнением.

– Вы там были. Отвечайте, что произошло?!

– Это голем. Вы называли его «созданием». На моих глазах он стал крушить шлюз. Как вы могли заметить, для камер он попадает в «слепое пятно».

От него не укрылось, как Юлия и легат со значением переглянулись, а вехдены начали шептаться. Все чудесно понимали: без причины Эдам не стал бы ничего ломать. Значит, дело в близнецах. Но Марийке об этом знать ни к чему.

– Я вам верю, – кивнула Пастушка. – Где сейчас находится создание?

– Он умер. Тело лежит в коридоре возле мужского лазарета. Хотите, убедитесь сами.

– Я буду там позже. Нельзя нарушать волю Малого Господа. Стаду велено ждать в оранжерее.

– Воля Господа – закон, – примирительно развел руками Тарталья.

Ответы Пастушку удовлетворили. Но девушка все равно выглядела непривычно настороженной и собранной. Чувствовалось: она нервничает и готова к новым неприятностям. Мир Шеола трещал по швам – теперь уже в буквальном смысле.

– Создание пыталось разрушить наш дом! – возвысив голос, объявила «вождь вождей». – Малый Господь покарал разрушителя. Враг мертв! Восславим же мудрость Его!

– Аллай-а! Аллай-а! – послышалось отовсюду.

Но хор вышел нестройным и растерянным. Не говоря больше ни слова, Пастушка развернулась и скрылась за магнолиями. Добрые Братья, то и дело оглядываясь, последовали за ней. «Вроде, обошлось,» – с облегчением выдохнул Лючано, провожая их взглядом.

– Насколько серьезны повреждения?! – образовался рядом летописец.

– Сквозные проломы в обеих дверях шлюза. Метра полтора в диаметре. Шлюз раскурочен по полной программе.

Ответ привел бывшего священника в восторг, близкий к экстазу.

– Замечательно! Просто великолепно!

– Вы думаете, ЦЭМ отправит сигнал бедствия?

– Я уверен в этом!

– А что ему мешает вместо сигнала послать автоматы, чтобы снять заряды с «Герсилии»? Или деактивировать мины? Либурна останется на месте, а ЦЭМ отстрелит другой корабль, с исправного шлюза…

– Всё мешает! Всё! – Авель едва не приплясывал от радости. – Автоматы не предназначены для разминирования! В них нет такой функции. А мины поставлены на таймер. Таймер! Тридцать минут, и – бум!

Он всплеснул руками, изображая взрыв.

– И что, нет никакой дублирующей системы отключения взрывателей? – с профессиональным интересом осведомился Бижан.

– Есть. Контрольный луч постоянного действия. Он удерживает мины от взрыва, пока корабль находится в зоне действия луча. Это на случай, если в маневровых двигателях осталось мало ресурса, и кораблю понадобится больше получаса, чтобы отойти от тюрьмы на безопасное расстояние. Зона действия луча совпадает с границей зоны безопасности. Едва корабль ее покидает – мины срабатывают.

– Но «Герсилия» пристыкована к «Шеолу», – гитарист Заль взлохматил пятерней роскошную шевелюру. – Автоматика не может ее отсоединить: шлюз поврежден, и станция разгерметизируется.

– Ага! – возликовал Авель. – Воистину так!

– Значит, либурна останется в зоне действия луча. Мины не взорвутся.

– Но ЦЭМу придется все время держать луч включенным. Неопределенно долго! ЦЭМ теперь не сможет «заснуть»: ему надо контролировать луч. А это расход энергии, нештатная ситуация, постоянная угроза взрыва… Малый Господь, будь он проклят, – последние слова О'Нейли произнес шепотом, – обязательно вызовет помощь! Никуда не денется!

– Интересно, – вслух задумалась Юлия, накручивая на палец вороной локон, – когда истечет время таймера?

– Через семь секунд, – охотно сообщил Давид.

III

Сирена взвыла, но как-то задушенно и неубедительно. В первый раз, помнится, Лючано аж присел. А сейчас поморщился слегка, и баста. Начал привыкать, что ли?

– Лица, заключенные под стражу, – громыхнул под сводами оранжереи знакомый бас, – обязаны бережно относиться к имуществу пересыльной тюрьмы!

– День Гнева? Опять? – изумился Бижан. – У вас и раньше так частило? – обернулся он к летописцу.

– По два раз в день? Нет.

Авель и сам выглядел растерянным.

– Это голем «разгневал» ЦЭМ. На пару с Борготтой, – ясное дело, легат не мог не помянуть корень всех бедствий. – А мы за них отдуваемся…

– …запрещается без разрешения администрации выходить из камер и других помещений режимных секторов!..

Мимо ломилась толпа рефаимов, спеша к выходу из оранжереи. Скорее по камерам, пока Малый Господь не взялся хлестать непокорных молниями! Летописец дернулся было следом, но Заль придержал его за плечо.

– Не лезь, брат, затопчут. Успеем.

Видя, что «неофиты» не спешат бежать прочь, О'Нейли внял и остался. Он с опаской озирался по сторонам, словно пытаясь определить: откуда его шарахнет током?

Стадо унеслось, оставляя за собой перевернутые вазоны, сломанные ветки и пол, грязный от рассыпавшейся земли. Минута, другая, и в дальнем конце оранжереи раздались вопли отчаяния вперемешку с глухими ударами. Казалось, грешники, обретя прощение, рвутся из ада в места иные, а их вопреки обещанию не пускают.

– …проводить уборку камер и других помещений в порядке очередности!..

Надвинулся топот ног: стадо возвращалось.

– Нас заперли! Заперли!

– Мы стучали, но не отверзлось!

– Господи! За что караешь?!

– Прости и помилуй!

За кустами дрока замелькали полосатые комбинезоны.

– Ну вот, никуда бежать не надо, – философски заметил Заль.

– В связи с угрозой взрыва, – бас хрипел, будто ЦЭМ переработал связки, – всему персоналу и заключенным немедленно покинуть сектора ноль-четыре, ноль-три, ноль-пять, один-четыре, один-три! Повторяю…

В кронах деревьев-коротышек раскатился гулкий удар колокола.

– Мы в секторе два-пять. Тут безопасно, – шепнул летописец, бледный до синевы. – Поэтому он нас и запер.

– Аварийная тревога по тюрьме! Повторяю: аварийная тревога! Всем заключенным собраться…

Голос поперхнулся, с натугой икнул. По ушам ударил надсадный скрежет. Теперь Лючано знал, как кашляют электронные мозги. Мигнуло освещение. В следующий момент что-то произошло с окружающей реальностью. Она расслоилась, будто скисшее молоко. Пласты, ранее пребывавшие в гармонии, неуловимо сдвинулись друг относительно друга. Кривые линии превратились в ломаные, звуки приобрели дребезжащий характер. Став шершавым, воздух наждаком раздирал горло. Видимый мир рассыпа́лся на отдельные пиксели.