De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II - Андрей Ильич Фурсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и ещё попутно такой выразительный штрих.
Когда поколение советских мальчишек 1960–1970‑х гг. взрослело и слушало тогдашних властителей умов и дум, в интеллигентской среде бытовал такой прямо — таки мем: что вот, мол, в тоталитарной России от века пороли (в буквальном смысле) всех, и потому — то не было никогда и не могло быть по определению в России достойного свободомыслящего правящего класса. Имплицитный или дословный из этого вывод делался соответствующий: в России могли быть только поротые рабы, и потому — то она так и отстала от передовых — свободных — европейских стран, и потому в ней, используя более современный мем — режЫм, и избавиться от этой напасти Россия сможет только тогда, когда в ней, наконец, после тысячи лет рабского существования вырастет первое «непоротое поколение».
А сорок лет спустя после тех первых опытов постижения истории моего народа не по книгам, а со слов честных сынов и дочерей своего Отечества, читая о том, каковы были порядки в Итоне в 1920‑х гг., когда там учились братья Питер и Ян Флеминги (Итон в их период всё ещё был в Англии функционально именно тем же, чем Лицей в Царском Селе во времена Пушкина), я вот что вычитал.
В уже и без того суперэлитном Итоне было у него внутри ещё более элитное (хотя казалось бы — куда уже ещё элитнее?) общество: Pop (от латинского popina, означающего нечто вроде нашего трактира: места, где наливают вина и могут подать к нему какую — нибудь незатейливую еду; члены этого общества собирались в «чайной комнате» — отсюда и пошло).
Своих новых членов действительные члены Pop'а — исключительно ученики — выбирали только сами. Эксклюзивных прав они имели в школе немало: например, им единственным дозволялось носить не стандартный форменный чёрный фрак, а фрак любого фасона, покроя и внешнего вида вплоть до самого экстравагантного. Причём права их были подчас вполне автократическими и в первую очередь дисциплинарными: они могли помыкать всеми остальными учениками всех классов вплоть до выпускного и наказывать их по своему усмотрению за нарушение всевозможных писаных и неписаных правил поведения. Эдакая довольно откровенная дедовщина на английский манер («поппер» из младшего класса получал право помыкать любым старшеклассником).
И вот теперь собственно суть.
В Итоне широко практиковались телесные наказания: учеников за серьёзные прегрешения или за накопленное определённое число прегрешений помельче — Яна Флеминга в том числе — пороли (их классные руководители — masters) специальными гибкими и достаточно толстыми прутьями (сапе). Но при этом ещё имелась и совсем особая не менее официальная норка: это когда провинившегося пороли по очереди все члены Pop'a — Poppers — и называлось это мероприятие «Навести попперский загар» — Deliver the Pop's Tan (у нас это называлось проще: прогнать через строй; Питер Флеминг, как свидетельствует его биограф, порол провинившихся, как и все остальные «попперы», невзирая на собственную просвещённость и великолепный утончённый слог).
В Царскосельском лицее при этом телесные наказания не применялись, поскольку официальный запрет на них был зафиксирован в Уставе Лицея[599].
Ян, даже и не пытаясь соревноваться в академических областях с любимчиком их матери — перфекционистки, начал вырабатывать свой стиль: показного безразличия к академическим успехам и нарочито вольного поведения (хотя какие — то литературные опыты он в компании с Айвором Брайсом всё — таки предпринимал и вообще проявляй к литературе особый интерес). Одновременно он добился не просто серьёзных, а феноменальных успехов в занятиях спортом или, точнее, лёгкой атлетикой: он единственный за всю историю Итона сумел одержать победу в семи из десяти видов соревнований, и он же впервые в истории Итона завоёвывал в общем зачёте титул Victor Ludorum (чемпиона по лёгкой атлетике) два года подряд — в 1925 и 1926 гг. Показательно, что мама Эви никаким поощрительным образом на эти весьма уникальные достижения своего «второго» сына не отреагировала[600].
Осенью 1926 г. Питер из Итона отправился прямиком в оксфордский колледж Christ Church, где продолжил блистательное постижение наук и регулярные журналистские упражнения (в университетской газете The Isis, редактором которой он тоже со временем стал), не забывая и своё увлечение студенческой драматургией (в 1928 г. он опять же был избран президентом OUDS[601]). На следующий год он по велению матери провёл два летних месяца (июнь и июль) в частной школе — пансионате в Кицбюле[602] и, наконец, в июне 1929 г., успешно сдав выпускные экзамены, отправился с приятелем на заслуженные каникулы — в крайне модную тогда поездку на автомобиле по Франции и Испании[603].
По возвращении в Лондон он узнал о решении семьи в отношении его будущего: ему предстояло отправиться на стажировку в брокерскую контору партнёров семейного банка в Нью — Йорке. Там он провёл всё оставшееся время до конца года и в результате этой стажировки пришёл к выводу, что карьера банкира для него совершенно не годится. В январе 1930 г. он предавался любимому занятию — охоте — в Алабаме, а затем два месяца путешествовал по Гватемале (правда, пока всё ещё под предлогом ознакомления с заинтересовавшей семейный банк Флемингов железной дорогой и её хозяевами). Далее он, уже фактически проезжая транзитом, распрощался с Нью — Йорком, вернулся в Лондон и год провёл в поисках достойного занятия.
Наконец, весной 1931 г. Питер устроился в газету The Spectator литературным редактором (хотя и принялся тут же писать под разными псевдонимами на всевозможные темы). Однако уже в сентябре того же года он «невообразимым образом» (выражение его биографа) умудрился получить четырёхмесячный отпуск за свой счёт и в качестве почётного секретаря Chatham House отбыл в Китай для участия в конференции, которую там проводил Institute of Pacific Relations. Одновременно он намеревался провести время с Джоном и Тони Кизиками — молодым поколением давнишних партнёров его деда на Дальнем Востоке.
Яна Эви Флеминг направила по другому пути. Видя, что его академические успехи не идут ни в какое сравнение с успехами старшего брата, она решила, что будущее Яна — в армии. Испросив у своих монарших подруг место для Яна в одном из элитных королевских полков,
