Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

– Дядя Георгий… – Катин голос задрожал. – Вы не могли бы забрать у меня Гошку?

– Какого Гошку? – удивился он.

– Котенка Гошку, которого вы мне подарили, – всхлипнула Катя. – Только он уже не котенок, он большой кот. Он такой красивый! Но мама… Мама сказала, что она его из окна вы-ыброси-ит!

Тут Катя заплакала так громко, что у Георгия засвербило в ухе.

– Катя, ну Катенька, ну перестань! – попросил он. – Это мама сегодня так сказала, а завтра передумает и никуда его не выбросит. Ты ложись лучше спать, поздно ведь.

– Ничего она не переду-умает! – еще горше зарыдала Катя. – Она сказала, до завтра пусть живет, обжора ненасытный, а если ты его и завтра никуда не пристроишь, я его в окно выброшу. А он совсем не обжора, но он же не может только хлеб кушать, а мышей же в новом доме нету… Она же выбросит, дядя Георгий, вы же ее знаете!

«Да уж как не знать», – подумал он, а вслух спросил:

– Может, ты его Сашке отдала бы?

– Сашка не возьмет. – Катя перестала плакать, и в ее голосе послышалась полная безнадежность. – Он его в ванне утопить хотел, еще когда мы на старой квартире жили, и он ему давал кусочек мяса на леске, а потом обратно из живота вытаскивал. Извините, дядя Георгий, очень жалко, что вы не можете, – вздохнув, сказала она таким голосом, что Георгий испугался.

– Погоди, Катенька, не клади трубку! – закричал он. – Ты откуда звонишь? А мама где?

– Я из дому звоню. А мама спит, она пьяная, – ответила Катя.

– Кать, – попросил Георгий почти жалобно, – давай я хоть завтра приеду, а? Понимаешь, мне самому ночевать негде, а тут еще котенок… Да приеду я завтра, честное слово! – торопливо добавил он. – Обманывал я тебя когда-нибудь?

– Никогда, – тихо и серьзно сказала Катя.

Глава 16

Возле памятника Тельману у метро «Аэропорт» собралась такая толпа одинаковых парней в кожаных куртках, что Георгию показалось, будто он попал на какой-то митинг юных экстремалов. Но, пробираясь сквозь эту толпу к писательскому дому на улице Черняховского, он понял по обрывкам разговоров, что это просто отдыхают от лекций студенты автодорожного института. Меньше всего эти гогочущие хлопцы походили на студентов, но, скорее всего, в находящемся поблизости МАДИ была военная кафедра, поэтому хлопцы поступали туда, чтобы уж перемучиться в институте, но откосить от армии.

Впрочем, все это Георгий отметил только мимоходом, просто по природному своему свойству замечать те мелочи, в которых отражалась жизнь – ее свет, цвет, смысл.

До встречи с хозяйкой писательской квартиры оставалось еще минут пятнадцать; он шел не торопясь. Он вообще никуда не торопился в эти дни, хотя успеть надо было так много, что другой на его месте летал бы по городу, как стриж над водой.

Да, может, и сам он вел бы себя именно так еще неделю назад. Но в последние дни все изменилось для него, и сам он изменился так сильно, что вообще себя не узнавал. Он шел и думал о Нине. То есть он не думал о ней, а просто чувствовал ее рядом точно так же, как чувствовал ее рядом живую. Наверное, это и называлось – душу ее за плечами носить.

«Любил, не любил… – обрывисто думал он и непроизвольно морщился, как от боли. – Чушь какая! Все равно нельзя было…»

Георгий и теперь не знал, что он должен был делать, когда влюбился в Ули, но теперь он знал другое: что жить с безысходной виной на душе ему гораздо тяжелее, чем было бы жить с Ниной, думая о другой женщине.

«Что делать, что делать! – со злостью на себя думал он. – Что в таких случаях делают? В запой уходят, мучаются, на кровати лежат мордой к стенке. Но не в окно же ее толкают! Как будто не догадывался…»

Весь ужас был в том, что он вот именно догадывался, что может сделать Нина, если он ее бросит. Надо было совсем ее не знать, чтобы не догадываться, а он знал ее всю, до последней клеточки ее тела и сердца. Догадывался – и обманывал себя, и старался о ней не думать, и облегченно вздыхал, слушая болтовню Тамары Андреевны о том, что «Нина успокоилась»… Вот он, ее покой – на Кунцевском кладбище!

И что теперь? Теперь оставалось бы только радоваться, что так удачно подвернулось предложение Речникова и можно будет уехать в прямом смысле слова к черту на рога. Он и радовался бы, если бы мог.

Той ночью Валера встретил его такими объятиями, которые кому другому показались бы медвежьими. Но Георгию с его плечами можно было не опасаться.

– Ну, Гора, блин горелый, ты и пропал! – повторил Речников, когда Георгий наконец вошел в комнату и уселся за уже накрытый к его приходу стол. – Ир, ты хлеб забыла принести! – крикнул Валера, обернувшись к кухонной двери. – Главное, телефона же твоего никто не знает, вот ведь что. И Казенав твой тоже как в воду канул. А я, понимаешь, горю синим пламенем, и тут ты звонишь, ну просто как по заказу. Короче, давай выпьем по сто грамм, потом расскажу. А то ты больно мрачный. Нет, ей-богу, Гора, совсем какой-то ты смурной, даже башка вроде потемнела, не такая рыжая стала!

Валерин рассказ был недолгим, хотя в него уместилось ни много ни мало, а два года, полные бешеной, на износ, работы. Правда, Речников считал, что дело не в его работоспособности, а просто ему фантастически повезло; да, может, так оно отчасти и было.

Он пристроился в документальную редакцию на совсем новом частном телеканале и сумел снять несколько фильмов про «всякие экстремальные дела» – про афганских наркокурьеров, про таежных сектантов и про московских диггеров. Правда, подвинуться и дать постоянное место, желательно с квартирой, талантливому молодому режиссеру на телеканале никто не желал, но Валера не терял надежды.

– И тут, понимаешь, – все-таки есть бог на небе! – подворачиваются эти англичане, – весело рассказывал он, опрокидывая вторую стопочку. – И такое мне предлагают, что я за задницу себя щипаю: не сплю ли? Камеру дают «Дивикам». – Он начал загибать пальцы. – А это ж не «Бетакам» даже, нам такие только снятся! Денег дают немеряно – по-нашим, конечно, меркам. А главное, не стрингером посылают – мол, ты под пули лезь, а лавры дядя соберет, – а нормальный предлагают контракт: мое имя, моя слава, все путем. За ними только права на прокат, так это же я пожалуйста, мне какая разница, они будут мой фильм крутить или наши живоглоты? Короче, подписываю я контракт, получаю все, что положено, через три дня в Чечню лететь – и тут выясняю, что оператор мой в запое. Неделю уже как земля. Прикинь?

– Так, может, он выйдет еще, – улыбнулся Георгий. – За оставшиеся три дня-то.

– Может, и выйдет, – кивнул Валера. – А может, и не выйдет. И на хрена он мне там такой нужен, про это ты не подумал? Хороши игрушки! «Дивикам» этот знаешь сколько стоит? Да и своя голова, хоть и бесплатная, а все же дорогая, неохота ее потерять по пьянке, к тому же по чужой. В общем, контракт я с ним расторг и сижу у разбитого корыта. А тут ты звонишь!