Песнь Люмена - M. Nemo

— Чаум!

Аджеха впервые слышал его имя. И обернулся как раз тогда, когда медведь почти настиг мальчишку. Только гарпун был выпущен с недостаточной силой и лишь ранил зверя. Медведь в один прыжок кинулся вперёд и тут же послышался крик.

Секунду назад оба сидели в санях. Аджеха и не понял, что Люмен тоже кинулся к сражающимся парню и медведю. Только было уже поздно, парнишка затих, запахло кровью, кровь впиталась в снег.

Сразу несколько гарпунов прошили тело медведя. Потом ещё один и ещё один, пока тот не прекратил вырываться и не завалился на бок. Оба они, и легионер, и страж, стояли над растерзанным телом парня. Аджеха тяжело дышал, Люмен побелел, выступили желваки.

Всё ещё потрясённый Аджеха с трудом перевёл взгляд на того и понял, что тот злится. Всесильный Люмен оказался недостаточно быстрым и сильным, чтобы успеть вовремя.

И снова на парня. Каким бескровным тот сразу стал. И пока Люмен пылал гневом, Аджеха помог поднять Чаума, так звали уснувшего, и отнести на сани. Его молча положили и накрыли шкурами.

И так же молча двинулись обратно в путь. Верным спутником им была тишина. Снег всё так же сверкал под светом замерзших звёзд. И иссиней чернотой покоились вдали очертания холмов и айсбергов.

Наконец впереди показались мерцающие огоньки окон и стали видны поднимающиеся над крышами струи дыма. Понурые и хмурые. Охотники все как один въехали в поселение. Вдруг стало очень тихо, отчего то всем сразу стало понятно, что случилось что-то плохое.

Аджеха видел, как из домов повыскакивали женщины, одна так и не накинула куртки и с развевающимися волосами кинулась к мужу.

— Живой!

Они переглядывались, пока один из охотников не подошёл к крайним саням и не откинул шкуры. Из толпы вышла Мийя и остановилась, а потом подошла к заснувшему мальчику и склонилась над ним. Губы её беззвучно шевелились.

Жрица отошла от тела и дала распоряжение готовить костёр.

Принесли четыре каменных блока и уложили один к другому в самом сердце поселения. На камни водрузили пропитанную маслом ткань, за ней ещё одну, пока не образовалось ложе достойное принять в себя свершившийся сон. Люмен наблюдал, как тело мальчика подняли с саней и отнесли через проход из безмолвных людей, и как положили на погребальное ложе. Грудь еле заметно вздымалась и опадала, кровь давно перестала сочиться из рваных ран, губы побелели, глаза ему закрыли.

Было всё так же тихо, когда он услышал:

— А Сила как же?..

— … сама скоро заснёт, зачем же…

— Не тревожьте её, такое горе.

И:

— Нельзя.

Он снова посмотрел на тело. Жрицы Огня подошла к уснувшему и поднесла руку ко лбу, не касаясь, благословила его и отошла на почтительное расстояние. Стоящий возле неё парень на секунду поднял лицо и Люмен замер. Через погребальный костёр ему были видны пронзительные голубые глаза и золотые волосы. Парень опустил лицо, утёр рукавом набегающие слёзы.

Подожгла костер не жрица. Вместо неё вышел Герд с факелом и, остановившись, коснулся ткани. Та тут же воспламенилась и вмиг стало нестерпимо ярко. На лицо дохнул жар. Фигуры людей в одно мгновение очертились пронзительной тенью от взметающихся языков пламени. Золотой и красный смешались, растянулись по всему телу. Снег полыхал оранжевым.

Не спеша огонь поглощал тело, и вот настал миг, когда слабое свечение частицами отделилось от плоти и тут же растворилось в ночном небе, точно и не было совсем тех искр.

А костёр продолжал гореть. Люмен впервые видел церемонию сожжения заснувшего. Взглядом он попытался отыскать золотоволосого парня и не нашёл в столпотворении человеческих тел. Лицо вдруг стало жёстким, взгляд острее.

Тяжело было Силе выбраться из дома. Глаза почти не видели, глухота сковала слух и слова с трудом слетали с губ. И всё же еле передвигая ноги под руку с долговязой девочкой, она добралась до места. Где отчётливо вдохнула тепла. Уловила запахи угасающего пепла, слабые тени плясали впереди.

— Чаум.

А потом повторила прося.

— Чаум?

Все молчали. Никто не хотел отвечать старой женщине, которой Император отвёл часы до сна. И всё же Сила ждала, а вместе с ожиданием угасали и последние отблески костра. Кругом становилось темнее.

Старуха отвергла помощь девочки и проковыляла вперёд. Она шла к единственному, что ещё имело свет и схватившись за воротник куртки, упала на снег, Люмен опустился на колени вместе с ней. Сила по-прежнему держала его глубокой хваткой и хоть не могла видеть лица, смотрела как в последний раз в жизни. Ей был видел мягкий ореол вокруг головы и плеч, за это и хваталось угасающее сознание.

Мийя с сожалением смотрела как засыпающая женщина призывает к ответу легионера. Тот сидел перед ней застывшим льдом и не шевелился. Люмен не мог отвернуться, не мог не смотреть в глаза в паутине морщин. Взгляд его приковывали белые ресницы и с трудом шевелящиеся сухие губы.

— Что с Чаумом? — Сила тут же вздохнула. Слова дались ей с большим трудом и теперь она набиралась сил для следующего вопроса. — Где он?

Всё тише грел костёр, ореол вокруг того, в кого вцепились нечувствительные пальцы тоже засыпал. Засыпало всё кругом и дыхание становилось тише.

— Чаум, Чаум. Что с моим сыном?

Она забыла, что тот не сын ей вовсе. Ничего не имело значение, только жизнь. Тишина врывалась в женщину неумолимыми щупальцами, все молчат. Почему все молчат?! Костёр. Пахнет костром и сожжённым телом. Этот запах она не спутает ни с чем, когда жгли дочь её и её мужа, сестру… все они ушли в огонь, пахло пеплом и тряпьём. Воздух не чистый.

— Скажи мне правду!

Он замер.

Сила уже точно не знала, есть ли кто кругом, кажется, ей камень в руках попался. Аджеха до того смотревший на женщину, резко посмотрел на Люмена и ждал.

Ждали все они. Он впервые видел старость так близко. Люмен наблюдать то, что не доступно остальным. По внешним проявлением анализировать состояние организма. Проследить процесс угасания, но в висках стучало только скажи… правду, правду, правду!

Через минуту она заснёт. Её не станет. Они ждали, что он успокоит её, что уверит — её внук не заснул. С ним ничего не произошло, вот он стоит со всеми. Тогда она успокоится и уснёт с миром.

Ждали и сомневались. Что, если иначе…

— Скажи. Мне. Правду.

Слова растворялись едва достигнув слуха. Скрыть правду и подарить ей покой перед сном.

— Правду!

— … правду… — мольба такая острая как клинок.

Скажи. Глаза потухают в последнем отблеске костра. И только он открывает рот ещё не зная, что скажет, женщина уже спит на его руках.

Никто не подходит, кругом тихо. Аджеха сам поднял Силу и отнёс к костру, где ветер слизывал прах её внука с почерневшего камня. Люмен не обернулся, когда вспыхнуло новое пламя. Он молча поднялся и пошёл прочь. Люди почтительно расступились перед ним.