Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг

Во время вторых дебатов между Бушем и Гором Буш критиковал президента Клинтона за отправку американских войск в Сомали и на Балканы. «Я не думаю, что наши войска должны использоваться для того, что называется созданием нации», — сказал будущий президент.

ХОТИТЕ ДОЖДАТЬСЯ И УВИДЕТЬ, КАК ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ ДОЛБАНЫЙ ЛГУН НАЙДЕТ СПОСОБ ПОСЛАТЬ НАШИ ВОЙСКА ЕЩЕ КУДА-НИБУДЬ? ХОТИТЕ ПОБИТЬСЯ ОБ ЗАКЛАД, ЧТО ОН И НЕ ВЯКНЕТ ПРО «СОЗДАНИЕ НАЦИИ»?

Такой была факсовая реакция Кетчума на дебаты кандидатов в президенты.

Однако Дэнни вовсе не радовало грядущее бесчестье Америки, и особенно сейчас, когда он глядел на это «издалека». Он и отец никогда не хотели покидать родную страну. Дэнни вовсе не собирался поднимать шумиху вокруг смены гражданства, и в той мере, в какой это возможно для писателя с мировой известностью, старался вообще не афишировать своих политических взглядов. Однако делать вид, будто ты находишься вне политики, становилось все труднее, особенно после восемьдесят четвертого года, когда вышел его роман «К востоку от Бангора». Его «абортивный» роман сразу же назвали откровенно политическим.

Получение канадского гражданства оказалось для Дэнни и его отца процессом затяжным. Дэнни подавал прошение как человек, имеющий самостоятельный источник дохода: согласно характеристике юриста по вопросам иммиграции, он был «лицом, участвующим в культурной деятельности мирового уровня». У Дэнни хватало денег для содержания себя и отца. Оба прошли медицинское освидетельствование. Пока что они жили в Торонто по гостевым визам, и это обязывало их каждые полгода продлевать сроки действия виз. Прошение о переходе в канадское гражданство требовалось подать в канадское консульство на территории Соединенных Штатов. (Ближайшим к Торонто американским городом, имевшим канадское консульство, был Буффало в штате Нью-Йорк.)

Служащий Министерства иммиграции и гражданства отсоветовал им просить о так называемом ускоренном рассмотрении их заявления. К чему спешить? Ведь известный писатель не торопится сменить родину? (Юрист по вопросам иммиграции заранее предупредил Дэнни, что канадцы весьма подозрительно относятся к успеху иностранцев и скорее готовы чинить препятствия, нежели поощрять чье-либо стремление стать канадским гражданином.) Бюрократический процесс длился почти пять лет. После «флоридского фиаско» в канадских СМИ появились комментарии по поводу «дезертирства» писателя Дэнни Эйнджела. Говорилось, что «он махнул рукой на Соединенные Штаты», а поскольку он сделал это более десяти лет назад, комментатор торонтской «Глоб энд мейл»[194] расточал неискренние похвалы «провидческому дару» писателя.

Совсем недавно, в девяносто девятом, во всех канадских кинотеатрах шел фильм, поставленный по роману «К востоку от Бангора». Фильм получил двух «Оскаров», но и это не спасло Дэнни от нападок. В самом начале 2001 года состоится заседание обеих палат Конгресса США, где утвердят результаты президентских выборов. К власти придет президент, всегда выступавший противником абортов. Дэнни и отца не удивляло, что канадские СМИ активно полоскали либеральные воззрения писателя на проблему абортов. В Канаде писатели гораздо чаще, чем в США, становились объектами внимания средств массовой информации, и причиной этому было не только их творчество, но не в последнюю очередь их высказывания и поступки.

Дэнни по-прежнему чувствительно относился к тому, что писали о нем на родине. Там на него часто ставили клеймо «антиамериканиста»: и за содержание его романов, и за переезд в Торонто. Во всех остальных частях света, включая Европу, а также в самой Канаде, мнимый «антиамериканизм» писателя, наоборот, считали явлением положительным. Утверждалось, что в своих романах Дэнни Эйнджел «разоблачал» жизнь в Соединенных Штатах (не жалея при этом черной краски). Кто-то высказывал высосанное из собственного пальца мнение, будто романист перебрался в Торонто, чтобы «сделать заявление». (Уж не то ли, когда Дэнни сказал, что при всем его коммерческом успехе налоги, которые он платит в Канаде, выше американских?) Но как писателю ему становилось все неуютнее и от осуждения, и от восхваления его «антиамериканской» политики. Не мог же он сделать заявление для прессы об истинной причине его эмиграции в Канаду!

Но Дэнни все же был вынужден хотя бы отчасти играть по правилам медийного сообщества. Он признал: два из его семи романов вполне можно назвать политическими. Он понимал, что фактически оправдывается, но, говоря это, не грешил против истины. «Отцы Кеннеди» — четвертый роман Дэнни — был протестом против Вьетнамской войны. «К востоку от Бангора» — его шестой роман — критики, втянутые в дебаты о праве на аборт, отнесли к произведениям, показывающим, как бороться с демографической политикой государства. Но что политического содержалось в остальных пяти книгах Дэнни Эйнджела? Семейные неурядицы, разрушительный сексуальный опыт, всевозможные случаи потери невинности, о чем герои потом сожалели. Все эти истории — из ряда маленьких домашних трагедий, которые могут случиться в любой стране. Здесь не было обличения общества или государства. Злодеи (если среди героев Дэнни Эйнджела можно было отыскать таковых) несли в себе пороки, свойственные человеческой природе, а не государственной системе Соединенных Штатов. Да и сам Дэнни никогда не принадлежал к политическим активистам.

— Все писатели — сторонние наблюдатели, — сказал однажды Дэнни Эйнджел. — Я переехал в Торонто, поскольку мне нравится смотреть на Штаты со стороны.

Ему никто не поверил. В его переезде упорно искали политическую подоплеку.

Дэнни считал, что пресса утрирует их с отцом сугубо частное решение перебраться в Канаду, пытаясь выдать это за политический шаг. Но еще больше раздражало опошление его произведений. Журналисты вдруг принялись копаться в них, выискивая автобиографические детали. Романы расчленялись и анализировались чуть ли не под микроскопом, дабы отыскать в них тщательно запрятанные свидетельства истинных событий, происходящих когда-либо с писателем. Но чего, собственно говоря, он ожидал?

В мире массмедиа реальная жизнь автора всегда была важнее его фантазий, и потому те части романа, которые казались основанными на личном опыте, вызывали больший интерес (у читателей, кстати, тоже), чем придуманные автором в процессе создания романа. И такова судьба любого литературного произведения. Разве описание событий, действительно случившихся с автором или людьми, которых он близко знал, не ощущается более правдивым, точным и ярким, чем плод писательского воображения? (Спорить с этим устоявшимся убеждением было очень трудно. Когда Дэнни пытался отстаивать право писателя на творческую фантазию, когда говорил, что по-настоящему талантливое произведение должно быть придумано, а не списано с жизни, — его слова воспринимались как ниспровержение основ литературы. А он всего-навсего пытался объяснить, что у реальной жизни и у литературы свои законы. С точки зрения литературы, события реальной жизни зачастую лишены целостности, если просто списать их с натуры, такой роман будет крайне скучным и неубедительным.)

Но кем были те, кто слушал Дэнни Эйнджела или иного писателя, защищавшего право художественной литературы на вымысел? Студенты творческих факультетов, пробующие себя в литературе? Женщины определенного возраста, собиравшиеся в книжных клубах и составлявшие большинство аудитории этих клубов? Кто еще был более заинтересован в литературных фантазиях, чем в так называемой реальной жизни? Очевидно, что не журналисты, бравшие интервью у Дэнни Эйнджела. У этих первый вопрос всегда был о том, на каких «реальных» событиях основан сюжет того или иного романа. Был ли главный герой списан с реально существующего человека? И конечно же, эту публику интересовали ключевые события (то есть самые катастрофические, разрушительные): произошли ли они в жизни тех, с кем автор знаком или был знаком?

И опять-таки, чего еще ожидал Дэнни? Не сам ли он спровоцировал такие вопросы? Взять хотя бы его последний роман «Ребенок на дороге». Неужели он думал, что СМИ отнесутся к этому роману по-иному? Писать свой седьмой роман Дэнни начал еще в Вермонте. К марту восемьдесят седьмого года рукопись была почти готова. В конце марта того же года Джо погиб. Это случилось в Колорадо, и не в сезон распутицы. («Да это был почти уже сезон распутицы», — говорил потом Кетчум.)

Это был последний год учебы Джо в Боулдере. Парню совсем недавно исполнилось двадцать два. Ирония заключалась в том, что «Ребенок на дороге» был о гибели единственного любимого ребенка. Но в почти написанном романе ребенок погиб двухлетним, выбежав на проезжую часть в одном подгузнике. Это было описание событий, которые могли бы случиться в Айова-Сити с двухлетним Джо, если б вместо белого фургона ехала другая машина. Роман был о том, как смерть ребенка повлияла на дальнейшую жизнь его родителей (повар и Кетчум сразу узнали в их описании черты характера Дэнни и Кэти), каждый из которых пошел своей, но одинаково несчастливой дорогой.