S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I - Тимофей Евгеньевич Перваков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тварь замерла и ударилась мордой о пол, бездушной марионеткой. Массивное тело сложилось с глухим шлепком. Летящие следом заражённые не успели затормозить — и первый из них, стучащий пятками топтун, запнулся о тушу и рухнул, не удержав равновесия, но сразу же вскочил на лапы, практически не потеряв в скорости.
Однако этой заминки вполне хватило, чтобы превратить в музейную окаменелость паразитический мешок трёхсот килограммового мутанта. Разряд, как и в прошлый раз, вызвал каскадное мышечное смыкание: заражённый затрясся в судороге, как будто кто-то сжал его изнутри и не отпускал. Он рухнул рядом с первым, и сверху на них навалилось ещё двое бегунов, не сумевших среагировать на изменение рельефа из подающих тел.
Дар Горгона работал с устрашающей надёжностью. Каждое применение — гарантированная ликвидация. Но каждый выброс оставлял его чуть более истощённым. Жар пробегал по позвоночнику, сердце вздрагивало от перегрузки, а зрение временами затягивалось поволокой. Он знал, что через несколько применений наступит предел — и тогда... Думать, что будет после этого, не хотелось.
Оскар в это время шёл рядом, след в след, и держал свой арбалет так, будто это был продолжением его руки. В любой момент он был готов пустить болт в ближайшее горло или глазную впадину, и Марк чувствовал это плечом — плотность взаимодействия в их троице была почти телесной. Ни шагу врозь, ни лишнего движения. Оскар знал: стоит допустить прорыв на короткую дистанцию, и арбалет ему уже не поможет. Поэтому он держал свой дар наготове, чувствуя, что сумеет сдержать любую угрозу и подарить отряду драгоценные секунды, но в глубине души надеялся, что дар ему не пригодится.
Они шли словно стрелки часов, выживая в гармоническом такте сработанности их отряда.
Марк уже слышал, как Горгон дышал — тяжелее чем обычно, но также ровно. Он всё ещё бил, всё ещё крушил тварей.
До выхода оставалось чуть больше десяти метров.
И старожил с горечью ощутил: ещё немного — и он будет выжат досуха. Энергии в резерве почти не осталось.
Горгон резко обернулся на бегу, поднял руку и коротко бросил:
— Спек.
Никаких объяснений не требовалось. Все трое знали: это был зов к мобилизации — мгновенной, полной, — мерой последнего шанса. Сигнал, что за этим мясом в тоннеле, за всей этой канонадой рвущихся криков и клёкота, скрывается настоящая опасность. Эйка уже подтвердила: она зафиксировала несколько массивных контуров — по форме и структуре это были явно не бегуны. Крупные заражённые, затаившиеся за искорёженной бетонной кромкой тоннельного устья, между обломков деревьев и руин заброшенной станции, которых ей удалось разглядеть.
— Топтун, два лотерейщика, и... — прошептала Эйка, но договорить она не успела — мужчины уже действовали.
Одним движением они извлекли из нагрудных карманов индивидуальные инжекторы. Тонкий корпус шприца мягко вошёл под кожу, щелчок — и два кубика янтарной жижи врываются в кровоток, расползаясь горячей, золотистой сетью. Мир на мгновение застыл, затих — и вспыхнул заново.
Марк ощущал, как реальность раскрывается букетами под давлением ясности. Звук, свет, запахи — всё складывалось в единый оркестр. Он мог бы различить по оттенку вибрации каждого заражённого в тоннеле. Он знал, что внимание — валюта в этом состоянии. И вкладывать её можно только в одно: выжить.
На тренировках Горгон учил их: «Спек не усиливает — он освобождает. Превращает тебя в микроскоп, направленный одновременно на весь окружающий мир. Но если ты не знаешь, что с этим делать — ты так и останешься стоять, наслаждаясь бесконечной невыразимостью скрытых деталей. Сложнейшее дело, находясь под спеком — направить всего себя на конкретную цель».
И Марк направил.
Он чувствовал, как Горгон держит темп: идеально выверенный, рубленый, без лишней траты сил. Он ощущал, как у Оскара едва заметно сбилось дыхание, как правая нога слегка скользит из-за старой, казалось, давно уже зажившей травмы. Даже грызун в кармане пугливо скрёбся мелкими коготками, в любой момент готовясь к рывку. Они не просто шли вместе. Они двигались как единое тело, как слаженный механизм, в котором каждый человек — это отражение товарища.
Всего около месяца прошло с тех пор, как они впервые шагнули рядом. Тогда Марк был одиночкой. Сейчас — не помнил, каково это. Он не мог представить себя. Он представлял себя в триединстве. Целостность, выкованная в пламени сражений и страхе Стикса. Спек всего лишь оголил проводку этой связи. И если она была — ток шёл.
И вот — выход.
Мерцающая бусина света, так долго звавшая их вперёд, превратилась в арку выхода наружу. Они выскочили из тоннеля, словно снаряд, выпущенный из затхлой гильзы подземелья. Свет ударил по лицу, как пощёчина. Резкий, сияющий, неземной. После долгих дней в темноте подземных кластеров этот солнечный свет вызвал забытую боль и счастье одновременно.
Но ни один из них не замедлился.
Пять минут — ровно столько была продолжительность cпека.
И эти пять минут должны были стать их путём к выживанию либо путём к праотцам.
Они не сговаривались.
Капсулы с твердым эфиром уже летели во все стороны. Экономить сейчас было незачем.
Оскар же достал грызуна из кармана и бросил его изо всех своих сил, а тот расправив перепонки взмахнул ими и улетел в лесную чащу, после чего хозяин зверя облегчённо выдохнул.
Резкий перекат — одновременно, синхронно. Пыль взметнулась следом. Троица метнулась вправо, скрываясь за грудой строительного мусора — щебень, искорёженная арматура, порванные секции бетона. Мозг, ускоренный янтарной жижей, сразу дал оценку: они на взлысине строительной площадке, около тридцати метров в поперечнике, плотная основа, неплохой обзор, окружены лесом. Троица тут же полезла вверх, под разъярённый клёкот множества глоток, вылетевших из чащи.
Деревья росли сразу за кольцом строительной площадки. Густой, тёмный, угрожающе молчаливый хвойный дол — пока в его глубине не вспыхнули первые движения. Кроны задрожали, как от ветра. Из зарослей, как из пасти хищника, одна за другой вынырнули твари. Десятки. Они уже видели добычу.
Топтун, притаившийся с другой стороны мусорной кучи, сорвался с места, в два прыжка преодолев пространство. Земля дрожала от его поступи, но в полуметре от мужчин его путь пересёк дар Оскара. Удар — в кость. Массивная туша застыла на миг, захлебнувшись, как от удара в бетонную стену, и в этот миг клюв Горгона вошёл точно в сочленение бронесегментов
