Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - Петр Ингвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И… что тогда, если окажется так? Как к этому относится?
А никак. Жизнь – как баня, хочешь – парься, хочешь – нет. Все в жизни бывает. Часто не по нашей воле, как со мной, во имя выживания ставшим царевной. У живущего прошлым не будет нормального настоящего и счастливого будущего. Важно, какой ты сейчас, а еще важнее – к чему стремишься. Малик рисковал жизнью, спасая нас. Значит, я тоже умру за него, если понадобится. Все просто.
Обстрел велся с нескольких направлений. Ржали и дико кричали раненые кони. Ругались люди, вытаскивая стрелы из ран или просто обламывая их. Команды раздавались, но не слышались в общем шуме, потонувшем в мощном «Урррра-а-а!» наступающих.
Кто-то из команды Варфоломеи умчался вперед, но большинство сгруппировались вокруг цариссы, возведя вторую защитную стену.
Лошадь под Томой скакнула как-то вбок, плохо закрепленная живая ноша соскользнула и грохнулась на землю. Тело распласталось, тут же скрючилось от старой и добавившейся новой боли. Выпущенные вожжи упали, лошадь умчалась. Я развернул коня, но сразу отпустил поводья. Очень вовремя. Конь заваливался на бок. Еще на что-то надеясь, копыта последний раз оттолкнулись, круп дернулся, и несусветная масса рухнула вниз – прямо на Тому. Так показалось. Сверзившись рядом, я помотал головой, разгоняя искры. С трудом сфокусировавшийся взгляд нашел Тому: снизу ее до пояса придавило дергавшейся в конвульсиях хрипящей тушей. Тома старалась высвободиться, отталкивая ладонями, эффект получался как у детского велосипеда, который вообразил себя локомотивом и впрягся в товарный состав.
Я ринулся на помощь. Пытаясь сдвинуть ногами – опрокинулся на спину, плечи уперлись в землю, мышцы напряглись во всю мочь… Не тут-то было. К детскому велосипеду присоединился взрослый, но состав этого даже не почувствовал.
Варфоломея звала дочку. Зарина металась. Рванулась было ко мне. Зря. Лошадь под ней зашаталась, пронзенная с нескольких сторон. В момент падения мимо пронеслась Варфоломея, могучая длань подхватила дочку за шиворот, как щенка, отход прикрыли собой мужья. Оставшееся воинство, защищая цариссу щитами и спинами, умчалось вслед. Пыль столбом и удаляющийся конский топот – больше ничего не напоминало о недавнем присутствии немалого воинства. Остались только павшие кони, мы с Томой, трое стонущих раненых и два трупа. В одном я узнал Митрофана Варфоломеина. Можно сказать, ему повезло: погиб, защищая семью. Не кончил жизнь позорным «понижайкой», бесполезной престижной «мебелью» в доме какой-нибудь зазнавшейся мастерицы или даже крепостной.
Почти неслышимые шаги прозвучали совсем рядом. Я обернулся. Не Малик. И не Хлыст или Ива. Жаль, знакомым лицам я бы обрадовался больше. Почему не пришли они? Ранены? Вспомнились слухи о разгроме Кудеяра. Видимо, царберы все же довели миссию до конца. Тогда все, кого я знал, не ранены, а намного хуже. Иначе кто-то обязательно пришел бы первым. Не стоит пока делиться с Томой этими соображениями.
Передо мной оказался знакомый по осаде школы низкорослый крепыш. Вблизи он гнома не напоминал. Рост выше моего, плечи – как если я прижму с боков Тому и Зарину. И то не факт. За плечами – гнук, на поясе – почти пустой колчан, в руках – меч. «Гном» махнул мечом в сторону Томы, и несколько человек бросились на помощь. Другие в это время деловито перерезали горла раненых. Меня передернуло. Но – на войне как на войне. В бою убивают. И если взял в руки оружие…
Все равно быть спасенным ценой чужих жизней было противно. Неоправданная жестокость. Хотя, принимая во внимание рыщущих в поисках пищи волков, то, наоборот, это милосердие. Но можно было донести раненых до дороги, благо, что недалеко, и там их кто-то мог подобрать.
Мое мнение никого не интересовало, местная жизнь шла по своим законам.
Общими усилиями рыкцари приподняли коня. Подхватив под мышки, я выволок Тому на свободу. У нас отобрали все режущие предметы и забрали шлемы. Удовлетворенный вождь пошевелил губами. Густобородый разбойник, стоявший с ним рядом, перевел:
– Напрас Молчаливый приветствует молодых царевен и интересуется их именами.
– Говорить через третьих лиц невежливо, – бросил я.
Напрас на мои слова никак не отреагировал, а густобородый зашипел:
– Привыкайте, что язык Напраса не во рту, а рядом. И может самостоятельно угостить хорошей затрещиной.
Напрас поморщился. «Язык» тут же извинился:
– Прошу простить. – Он продолжил переводить. – Никакого вреда вам здесь не причинят. Вы – гости и временные спутники нашего отряда.
– Где Малик? – раздались первые слова Томы.
Она лежала на боку, мышцы лица застыли в безмолвном вое, руки вцепились в ноги, которые дергались от боли, отчего весь организм выгибало дугой.
– Сначала позвольте узнать, с кем мы разговариваем, – от имени вождя осведомился «язык». – Если вы не те, за кого вас приняли, ваше положение быстро и незавидно изменится.
Каштановая торчащая борода «языка» не мешала его лицу выдавать те эмоции, которых совсем не выказывал Напрас.
– Мы – Чапа и Тома, – громко сообщил я.
– Ангелы и царевны Варфоломеины? – уточнил «язык».
Выражение моего лица подтвердило информацию. Сам я не в восторге от неправомерного титула и новой фамилии, но обстоятельства выше моих хотелок.
Напрас удовлетворенно «заговорил»:
– Добро пожаловать в семью доблестных лесных рыкцарей, свободных людей, завоевавших свою свободу оружием. Мы примем вас как родных. Вы не будете иметь стеснения ни в чем, кроме маленького временного ограничения в свободе передвижения. Его мы тоже отменили бы, но только после разговора с одним человеком, который сейчас находится далеко. Просим следовать с нами, опасность преследования возрастает с каждой секундой.
От сердца отлегло, в личности упомянутого «одного человека» сомневаться не приходилось – даже не сумев прийти сам, наш друг нашел возможность разыскать нас и освободить чужими руками. Впрочем, рано радоваться, мы еще не свободны. По сути, мы находились в плену у людей, которые едва не угробили нас своим «освобождением».
Душа все равно воспарила. Приключения подходят к концу. Получается, скоро домой?
Глаза заволокло. Пришлось несколько раз моргнуть.
– Не могу идти! – вдруг с рыданием выкрикнула Тома.
– Что? – склонился я к ней.
Ее подбородок махнул в сторону ног:
– Не могу пошевелить. Очень больно.
– Костоправ! – крикнул «язык».
Один из рыкцарей обернулся. Большой и мощный, как стратегический бомбардировщик среди истребителей, громила приблизился к Томе. Словно медведь навис над поверженной ланью. Нет, лучше – как над Машей из одноименного мультика. Только платочек отсутствовал, зато глаза – точь-в-точь. Не
