Фауст - Иоганн Вольфганг Гёте

Всяк под новый сок желает старый мех опорожнить!

(Занавес падает. Форкиада исполински поднимается на авансцене, сходит с котурнов, снимает маску и покрывало, и является Мефистофелем, чтобы в случает нужды объяснить пьесу в эпилоге.)

Акт четвертый

Горный хребет

Могучие зубчатые скалы. Облако приближается, прилегает, спускается на выдающуюся площадку. Оно разверзается.[293]

Фауст

(выступает из облака)

Пустынное молчанье здесь у ног моих;

Вот бережно на край вершин я становлюсь

И отпускаю облако, которым я

Через моря и сушу днем перенесен.

Оно тихонько от меня отходит прочь;

К востоку глыба движется большим комком.

За нею изумленный глаз вослед глядит:

Оно, идя, волнуется изменчиво.

Но образуясь… Да, глаза мои не лгут! —

На озаренном ложе чудно распростерт,

Хоть исполинский, лик божественной жены,

С Юноной сходный, с Ледою, с Еленою.

Как царственно он на моих глазах плывет!

Ах! Сдвинулось, бесформенно нагромоздясь,

Все поплыло к востоку снежной цепью гор,

Как яркий отблеск смысла мимолетных дней.

Но в светлой нежной пряди обдает туман

Живой прохладой мне еще чело и грудь.

Вот медленно возносится все выше он;

Вот слился. Или это лик обманчивый

Первоначальных и давно минувших благ?

Сердечных всех богатств забили вновь ключи:

Любви Авроры легкокрылой признаю

Мгновенный, первый и едва понятный взгляд,

Который ярче всех сокровищ пламенел.

Как красота душевная, прелестный лик,

Не разрешаясь, все подъемлется в эфир,

И лучшее души моей уносит вдаль.

(Шлепает семимильный сапог[294], затем следует другой. Мефистофель сходит. Сапоги быстро уходят.)

Мефистофель

Вот это шагом назову я!

Но ты скажи-ка, что с тобой?

Спустился в мерзость ты такую,

Где камни зев разверзли свой?

Мне все знакомо с первого тут взгляда;

Ведь собственно дном это было ада.

Фауст

Легенд дурацких ты не занимаешь;

И вот опять такую предлагаешь.

Мефистофель

(серьезно)

Когда Господь — я знаю и зачем, —

Нас с воздуха загнал во глубь земную[295],

Где сдавленный и запертый совсем

Огонь разросся, силу взяв большую,

То при таком безмерном освещенье

Пришлось нам быть в неловком положенье.

Тут черти разом страшно заперхали;

И вниз и вверх все отдуваться стали.

Сперся в аду ужасный запах серный:

Вот газ-то был! От силы беспримерной

Кора земли, вся плоская сначала,

Как ни толста, надсевшись, затрещала!

Всех перемен одна и та ж причина;

Что было дном — теперь вершина.

И вот они на этом строят сами,

Учения все ставить вверх ногами.[296]

Из рабских жгучих бездн пришлось бежать

Нам, чтоб воздушным царством обладать:

И откровенье этой тайны всей

Должно дойти лишь поздно до людей.

Фауст

Утес стоит, — и благородно нем.

Я не спрошу, откуда и зачем?

Когда, природа строй свой утверждала,

Она и шар земной вполне скругляла,

И были любы ей еще с тех пор,

И пропасти, и ряд скалистых гор;

Затем с холмов, с округлой их вершины,

Она тихонько перешла в долины:

Там все цветет, и вот ее награда,

Но глупой ломки вовсе ей не надо.

Мефистофель

По-вашему, все это ясно вам.

Но не тому, кто был при этом сам.

Я был при том, как пламень не усталый

Все пучился и яростно пылал,

А молоток Молоха[297], строя скалы,

Обломки гор далеко разметал.

Немало их повсюду взор встречает.

Кто ж расшвырял их по лицу земли?

Философа тут знанье не хватает;

Скала лежит, лежи она как знает;

Мы до болезни в думах тут дошли.

Один простой народ все разгадал,

Его понятий с толку не собьете;

Давно премудрость он познал:

Тут чудеса, — и сатана в почете.

На костыле хромает веры спросту[298]

На чертов камень с чертова он мосту.

Фауст

В своем конечно любопытно роде,

Какого мненья черти о природе.

Мефистофель

Природы тут в расчет мы не берем.

Тут честь нужна: черт значит был при том!

К великому стремятся наши силы:

Разгром, насилье, бестолочь нам милы.

Но чтоб тебя спросить вполне понятно:

Встречал ли ты, что для тебя приятно?

Ты проглядел, как легкую забаву,

Земные царства все, и всю их славу.

Но ненасытный, между тем,

Не увлекался ли ты чем?

Фауст

Ну что ж! Большого я взалкал.

Ну, отгадай!

Мефистофель

Я отгадал.

Столицу выбрал бы я вот,

Чтоб посреди кишел народ,

Стеснились улицы нелепо,

На тесном рынке лук и репа,

Мясные лавки, где роями

Толкутся мухи над лотками.

Всегда довольно встретишь ты

И вони там, и суеты.

Затем, за площадью спесивой,

Широких улиц ряд красивый.

И наконец, где нет ворот,

Предместье без границ пойдет.

Там я в карете б все катался,

Движеньем пестрым наслаждался,

Что не дает на миг единый

Покоя кучке муравьиной.

Я еду иль верхом гуляю —

Всех тысяч центр я составляю,

И ото всех-то мне почет.

Фауст

Напрасно этим ты прельщаешь.

Ты рад, что множится народ,

Что он достаточно живет,

Пожалуй, учится, — и вот

Бунтовщиков лишь воспитаешь.

Мефистофель

Так на веселом месте б мог

Я пышный выстроить чертог[299]:

Холмы и лес промеж долин

Я совместил бы в сад один,

Где стены зелены, живые,

Дороги как струна прямые,

Каскады по скалам, ключи,

Воды различные лучи.

Там вверх