Гроздья гнева - Джон Стейнбек

— Нет, — ответил отец. — Я хоть немножко хочу пожить так, чтобы работать и ни о чем не думать. Последнее время только и делал, что мозгами шевелил, — замучил их насмерть. Нет, я посижу немножко, а потом спать.

— Ну а ты, Эл?

Эл отвел глаза в сторону.

— Я, пожалуй, поброжу по лагерю, оглядеться надо, — ответил он.

— Дядя Джон не пойдет, я знаю. Что ж, схожу один. Меня любопытство разбирает.

Отец сказал:

— А у меня любопытство тогда разгорится, когда тут полисменов поубавится.

— Может, ночью их там не будет, — сказал Том.

— Проверку им устраивать я не собираюсь. Ты матери лучше не говори, куда идешь. Не то она изведется.

Том повернулся к Элу.

— А тебе не любопытно узнать, что там происходит?

— Я лучше по лагерю поброжу.

— Девочек разыскивать?

— Это мое дело, — огрызнулся Эл.

— А я все-таки пойду, — сказал Том.

Они вышли из сада в пыльный проход между двумя рядами красных домишек. Кое-где из дверей лился неяркий желтый свет керосиновых фонарей, а внутри, в полумраке, двигались черные тени. В дальнем конце прохода, прислонив винтовку к коленям, по-прежнему сидел караульный.

Том замедлил шаги, поравнявшись с ним.

— Здесь есть где помыться, мистер?

Караульный пригляделся к нему в темноте, потом сказал:

— Видишь цистерну?

— Да.

— Там шланг есть.

— А вода горячая?

— Подумаешь, важная птица! Ты кто — Джон Пиртойнт Морган, что ли?

— Нет, — сказал Том. — Что вы, что вы! Спокойной ночи, мистер!

Караульный презрительно фыркнул.

— Горячая вода! Вот новости! Скоро, чего доброго, ванну потребуют. — Он угрюмо посмотрел вслед Джоудам.

Из-за угла дома вышел второй караульный.

— Ты что, Мэк?

— Да все эти поганые Оки. Спрашивает: «Горячая вода есть?»

Второй караульный опустил приклад на землю.

— Вот они, правительственные лагеря, что делают. Эти, наверно, тоже там побывали. Нет, до тех пор, пока с правительственными лагерями не покончим, добра не будет. Не успеешь оглянуться, у тебя чистые простыни потребуют.

Мэк спросил:

— Ну, как там, за воротами?

— Весь день сегодня орали. Теперь федеральная полиция за них взялась. Достанется этим крикунам. Говорят, там какой-то один — высокий, худой — всех подзуживает. Сегодня его поймают, и тогда всей этой заварухе конец.

— Если все так просто уладится, пожалуй, мы останемся без работы, — сказал Мэк.

— Для нас работа всегда найдется. Ведь это Оки! За ними нужен глаз да глаз. А если уж очень притихнут, можно и расшевелить немножко.

— Вот снизят оплату, тогда, наверно, забеспокоятся.

— Ну еще бы! Да нет, ты не бойся — без работы сидеть не будем. Здешние хозяева не зевают.

В домике Джоудов ярко горела печка. На сковороде шипели и брызгали салом котлеты, в котелке с картошкой закипала вода. Комната была полна дыма, и желтый свет фонаря бросал на стены густые черные тени. Мать хлопотала у печки, а Роза Сарона сидела на ящике, подпирая коленями свой тяжелый живот.

— Ну как, получше тебе? — спросила мать.

— Жареным очень пахнет — мутит. А есть хочется.

— Пойди посиди в дверях, — сказала мать. — Я все равно ящик скоро разломаю.

Мужчины вошли гурьбой.

— Мясо, ей-богу, мясо! — крикнул Том. — И кофе! Ух и проголодался же я! Сколько персиков съел, а сытости никакой. Ма, где помыться?

— Сходите к цистерне. Там и помоетесь. Я детей туда послала.

Мужчины вышли.

— Вставай, Роза, вставай, — понукала мать. — Или в дверях садись, или на матрац. Ящик мне нужен.

Роза Сарона поднялась, опираясь о ящик руками. Она подошла к матрацу и тяжело опустилась на него. Руфь и Уинфилд тихонько вошли в дом и, стараясь быть как можно незаметнее, молча стали у стены.

Мать посмотрела на них.

— Чует мое сердце, что темнота вам на руку. — Она поймала Уинфилда и пощупала его волосы. — Мокрые… а грязь, наверно, так и осталась.

— Без мы-ыла, — протянул Уинфилд.

— Знаю. Сегодня не удалось купить. Завтра, может, будет и мыло. — Она вернулась к печке, поставила тарелки на ящик и разложила по ним еду. Порция — две котлеты и одна большая картофелина. К этому три ломтя хлеба. Потом разлила по тарелкам горячее сало из-под котлет. Мужчины вернулись с мокрыми волосами и мокрыми лицами.

— Подать мне ужин! — крикнул Том.

Они взяли каждый свою порцию. Ели молча, жадно и дочиста вытирали тарелки, подбирая подливку хлебом. Дети ушли в угол комнаты, поставили тарелки на пол и припали к еде, как звереныши.

Том проглотил последний кусок хлеба.

— Еще дашь, ма?

— Нет, — ответила она. — Это все. Вы заработали доллар, он тут весь и есть.

— Вот только это?

— Здесь торгуют с надбавкой. Надо съездить в город при первой возможности.

— Я не наелся, — сказал Том.

— Завтра будете работать полный день. Завтра накормлю как следует… вечером.

Эл вытер губы рукавом.

— Пойду поброжу здесь немного, — сказал он.

— И я с тобой. — Том последовал за братом. В темноте он подошел к нему вплотную. — Может, все-таки пойдешь со мной?

— Нет. Я уже сказал — лучше поброжу здесь немного.

— Как хочешь. — Том повернулся и неторопливо зашагал вдоль прохода между домишками. Дым из труб стлался низко, фонари четко вырисовывали квадраты дверей и окон. В дверях сидели люди и смотрели в темноту. Том видел, как они поворачивали головы, провожая его глазами. От последнего домика дорога вела к скошенному лугу, на котором при свете звезд виднелись темные копны сена. Тонкое лезвие месяца подбиралось к западу, а вверху длинным прозрачным облаком тянулся Млечный Путь. Ноги Тома мягко ступали по пыльной темной дороге, рассекавшей надвое желтизну скошенного луга. Он сунул руки в карманы и пошел к главному въезду в лагерь. Вдоль дороги виднелась насыпь. Том слышал, как журчит вода в оросительной канаве, пробираясь среди травы. Он поднялся на насыпь и, посмотрев вниз, увидел отражения звезд, растянувшиеся в темной воде. Федеральное шоссе было недалеко. О его близости говорили огни быстро мчавшихся машин. Том пошел в ту сторону. Он различил при свете звезд высокие, оплетенные поверху проволокой ворота.

Сбоку у дороги шевельнулась неясная в темноте фигура. Чей-то голос окликнул его:

— Эй! Кто идет?

Том остановился как вкопанный.

— Кто это?

Человек встал и подошел ближе. Том увидел револьвер у него в руке. В лицо ему блеснул свет карманного фонаря.

— Ты куда это отправился?

— Да так, вышел погулять. А что, разве не разрешается?

— Гуляй где-нибудь в другом месте.

Том спросил:

— А за ворота нельзя выйти?

— Сегодня нельзя. Ну как — повернешь назад или мне подмогу вызвать свистком? Заберем тебя.

— Да плевал я на это, — сказал Том. — Нельзя так нельзя, спорить не буду. Можно и назад повернуть.

Темная фигура отступила. Фонарь погас.

— О вас же беспокоимся. А то сцапают тебя эти пикетчики.

— Какие пикетчики?

— Да красные.

— А, — сказал Том. — Я про них ничего не слышал.

— Видал, когда проезжали?

— Видал каких-то, да там было столько полисменов, что не разберешь, кто где. Я думал, авария.

— Ну, ступай.

— Ладно. Назад так назад. — Том повернулся и зашагал прочь. Он прошел по дороге ярдов сто, потом замедлил шаги и прислушался. Около оросительной канавы дрожащим голосом заливался енот, вдали злобно тявкала привязанная на ночь собака. Том сел у дороги и снова прислушался. Он слышал тонкое, нежное курлыканье ночной птицы и осторожный шорох зверьков в скошенной траве. Он посмотрел по сторонам — темные копны сена, его не будет видно, — встал и медленно вышел на луг, пригибаясь на ходу почти вровень с копнами. Он шел медленно и то и дело настороженно останавливался. Наконец впереди показались пять рядов туго натянутой проволоки. Он лег на спину, просунул голову под нижний ряд, приподнял проволоку рукой и, оттолкнувшись ногами, подлез под нее.

Он уже хотел встать, когда на шоссе показались люди. Он пропустил их далеко вперед, потом поднялся и зашагал следом за ними. Он присматривался по сторонам, нет ли здесь палаток. По шоссе изредка пробегали машины. Через ручей, пересекавший луг, был переброшен бетонный мостик. Том заглянул через парапет вниз. На дне глубокой лощины виднелась палатка, освещенная изнутри фонарем. Он постоял на мостике, разглядывая человеческие тени, ползавшие по брезенту. Потом перелез через изгородь, зашагал под откос, сквозь кустарник и низкорослый ивняк, и, спустившись, вышел на тропинку, идущую вдоль ручья. Перед палаткой на ящике сидел человек.

— Добрый вечер, — сказал Том.

— Ты кто такой?

— Да я… так просто… шел мимо…

— Знаешь здесь кого-нибудь?

— Нет. Говорю, я мимо шел.

Из палатки высунулась голова. Чей-то голос спросил:

— Что такое?