Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен

Боже, прошу Тебя, если Ты есть!..

Спотыкаясь, я взбежал в горку через розарий – и как раз успел увидеть, как машина выворачивает в главные ворота с охраной. Сеффи сидит сзади, рядом со своей мамой. Но смотрит вниз – не на меня, вообще не в мою сторону.

Боже, прошу тебя!

– ПОДОЖДИ! СЕФФИ, ЭТО Я! ПОДОЖДИ!

Беги. Шевелись. Я припускаю за машиной со всех ног. Не дышу, чтобы не терять скорости на вдохах. Беги. Лети. Стрелой.

– СЕФФИ!..

До машины всего несколько метров. Водитель ловит мой взгляд в зеркале заднего вида. Мерседес, который увозит Сеффи, разгоняется плавно, но заметно – и удаляется от меня.

– СЕФФИ!

Я мчусь за машиной. Грудь вот-вот лопнет, каждый мускул, каждая косточка в теле горят огнем. Но я буду бежать за этой машиной до самого ада и обратно, если понадобится. Если смогу.

Боже, Боже, пожалуйста…

Я спотыкаюсь и лечу на землю лицом вниз. Поднимаю голову, оглушенный, машина вот-вот скроется из виду. В руке я сжимаю письмо Сеффи – и лежу на земле, и слушаю, как все мои надежды и мечты уезжают от меня все дальше и дальше. Будто слышу, как захлопывается дверь прямо у меня перед носом.

Заложница

Глава 89

× Сеффи

Как странно иногда все оборачивается. Когда я только приехала в Чиверс, я думала, что сделала величайшую ошибку в жизни. Я плакала, чтобы заснуть, оплакивала все, что было и что могло быть, плакала, потому что Каллум не захотел убежать и жить со мной. Он даже не пришел попрощаться. Прошло много времени, прежде чем я перестала плакать.

И трястись.

На самом деле я не считала, что так уж много пью, и точно не была алкоголичкой, но после того, как два дня подряд чувствовала себя совершенно сломленной и выжатой, я наконец сообразила, что это абстинентный синдром. Школьная медсестра приняла его за грипп и очень мне сочувствовала, но я-то понимала, что к чему. Прошло целых три недели, прежде чем тело снова стало слушаться меня, но и потом приходилось отчаянно бороться со страстным желанием пропустить стаканчик-другой, а то и третий вина или сидра. Поэтому я с головой ушла в учебу и разные школьные дела, причем старалась побольше двигаться. И это медленно, но верно оправдывало себя.

Безусловно, переход в Чиверс стал для меня самым верным решением при сложившихся обстоятельствах. У меня появилась возможность создать себя заново, с чистого листа. Я перестала цепляться за детство и двинулась вперед. У меня появились новые подруги – Жаклина и Робин, которые помогли мне не спятить, потому что любили меня за то, кто я, а не за отцовскую славу или мамины деньги.

Учиться было труднее, чем в Хиткрофте, поскольку в Чиверсе никто меня не подгонял и приходилось самой себя подгонять. В первые несколько месяцев я ужасно тосковала по дому. Я и до сих пор тоскую, если разрешаю себе слишком долго вспоминать о доме, просто стараюсь такого больше не допускать – по возможности. Все новогодние каникулы я провела у Жаклины, а пасхальные – с Робин на горнолыжном курорте. Это было прекрасно. Естественно, я говорю с мамой по телефону, и она несколько раз приезжала проведать меня, но пока что мне удается не возвращаться домой.

И я вступила в правозащитную организацию. Мы – Кресты, стремящиеся изменить систему. Но нам надо быть осторожными. Мы принесли клятву и сейчас, и в будущем делать все, что в наших силах, ради подлинной интеграции нулей и Крестов. По-моему, все мы понимаем, что добиться осязаемого прогресса можно, лишь дождавшись, когда все старичье вымрет, а на их место придут новые люди с новым мышлением. Старичье вроде моего отца, неспособное выйти за рамки представлений о том, что когда-то нули были нашими рабами. С отцовской точки зрения нули ни на что больше не годны. Эта правозащитная организация, в числе прочего, помогает мне держать себя в руках в Чиверсе. Она побуждает меня хорошо учиться, добиваться успехов. Благодаря нашей группе мне удалось сохранить рассудок. Как жаль, что у моей сестры не оказалось в жизни ничего похожего – ей не во что верить.

Я давно тешу себя мыслью, будто существует ограниченное число людей со своими представлениями, которые портят жизнь всем остальным. Но сколько их должно быть, таких ретроградов, чтобы оказалось, что предрассудками одержимы не отдельные люди, а общество в целом? Дело даже не в том, что большинство Крестов предвзято относятся к нулям. Я в это до сих пор не верю. Просто все словно боятся публично заявить, что так нельзя. И когда я говорю «все», я имею в виду и себя тоже. Никому не хочется высовываться из окопа. Наша группа хотя бы понимает, что система устроена неправильно. Мы хотя бы пытаемся что-то с этим сделать, пусть и действуем из-за кулис. Мы надвигаемся медленно, но неумолимо,