Королева в раковине - Ципора Кохави-Рейни

Евреев арестовывают и повергают унижению, увольняют с работы. При поддержке властей богатые евреи бегут из страны. Маргот Клаузнер, наследница сети обувных магазинов «Лайзер», продала все свое имущество новым владельцам и эмигрировала в страну Израиля. Товарищи и друзья, близкие и далекие изгнаны из университетов. Представители свободных профессий уволены из общественных организаций. Филипп обескуражен. Евреи никак не могут постигнуть то, что положение их медленно, но неотвратимо ухудшается и уже не остановится. «Хуже быть не может», — говорят они и горько шутят. С точки зрения логики, просвещенная Германия самоуничтожится, если не поставит границ своему нравственному, общественному, экономическому падению.

Бледная Бертель врывается в гостиную. Банда нацистов в коричневых мундирах набросилась на двух бородатых евреев, крича: «Свиньи — жиды!» Затем, озверев, начали рвать их бороды. Евреи распростерлись на земле, под ногами бандитов. Они были без сознания, в крови. Нацисты хохотали. Бертель и товарищи из подразделения стояли, остолбенев, и не бросились на помощь к несчастным. Все в гостиной окаменели. Кстати, добавляет Бертель, она вместе со всем подразделением видела, как сжигали книги на площади перед оперой. Филипп вскочил со своего места и прежде, чем покинуть дом, предупредил:

— Положение становится невозможным. Спасайте ваши души.

Бертель поддерживает его:

— Семья Вайс продает свою мясную лавку. Они купят колбасную лавку в Тель-Авиве.

Филипп подтверждает, что решил ускорить отъезд семьи своей сестры, владелицы лавки:

— Реувен не поедет с родителями. Он инструктор в молодежном сионистском движении и останется готовить молодежь к репатриации.

Бертель подчеркивает, что Реувен уже не хочет присоединиться к коммунистической молодежи.

Руфь первая из семьи с мужем и сыном уехала в Аргентину. Ей помогают знакомые евреи, которые раньше сбежали в Южную Америку. На своих автомобилях перевозят ее вещи, посуду, драгоценности.

Ильзе с мужем Германом тоже собираются в Аргентину после медового месяца в Париже. Герман Финдлинг связан с Ильзе уже более пяти лет. Однажды он увидел симпатичную гимназистку с длинными косами, идущую по улице. Он, молодой студент-медик, пошел за ней, разговорился, и с тех пор они не расстаются. Его родители, восточноевропейские евреи из маленького городка, приехали на свадьбу с кислыми лицами. Сын их не послушался и женился на сироте, без отца и матери, из ассимилированной семьи.

Атмосфера в доме Френкелей тяжелая.

Служанок еврейских домов осыпают на улицах проклятиями. В письмах угрожают тем, что их ожидает самое худшее, если они не покинут дома евреев. Кетшин оставила дом, заливаясь слезами. Служанки уходят с большим выходным пособием, вдобавок к заработной плате. Сестры Румпель не приближаются к дому. Фрида, преданная семье в течение многих лет, подвергает свою жизнь риску. Она ни за что не хочет оставить деда и своих детей.

— Он долго не останется у власти, — успокаивает она Ильзе.

Ильзе не перестает рыдать, глядя на ящики, забитые одеждой, постельным бельем, посудой. Они готовятся в долгую дорогу морем, по следам сестры Руфь, в Южную Америку.

Жизнь усложняется со дня на день. Сердце адвоката Фрица Пельца, элегантного и высококультурного человека, с которым встречается Лотшин, обливается кровью. Земля Германии горит под ногами, а избранница его не желает с ним уезжать в Аргентину. Не только потому, что не хочет оставлять деда одного в Германии. Она говорит о том, что должна выполнить обещание, данное покойному отцу и записанному в его завещании, заботиться о младших — сестре Бертель и братике Бумбе.

— Женюсь я только на тебе, — сказал он Лотшин и сбежал в Южную Америку.

И тут в ее жизни появился упрямый симпатичный ашкеназский еврей. Калман встретил ее в помещении еврейской общины и с тех пор не оставляет ее. Он высокого роста, сухощав, темноволос. Когда он отбрасывает гладкие пряди назад, обнажается широкий лоб. Он смотрит на мир сквозь круглые очки в темной оправе, которые придают ему серьезность. Его не волнует, что красавица не может забеременеть, он мечтает взять ее в жены.

Лето 1933. Умер президент Гинденбург. Гитлер — президент, канцлер, командующий германской армией. Суды действуют в духе фюрера. Филипп Коцовер, юридически представляющий еврейскую общину перед властями, рассказывает, что в гестапо создали образец желтого лоскута, который будут обязаны носить все евреи. Нацисты угрожают представителям крупной еврейской буржуазии, что если они не передадут свои богатства властям, их заставят носить желтую звезду на одежде, и они уже не смогут скрываться.

Семья прощается со своими сыновьями и своим имуществом. Дед и Гейнц вернулись из Пренслау с тяжелым сердцем. С помощью барона они продали усадьбу. Бумба громко оплакивал потерю имения.

Лотшин обручилась с Кальманом, явно не по любви. В эти тяжелые дни его любовь придает ей силы, а разница в интеллекте не препятствует их супружеству.

— Чего вы убегаете? Я — немецкий еврей. Кто как ни я знает Германию. Я говорю вам, все это пройдет. Быть может, через месяц этот ужас закончится. Сохраните ваше имущество, жаль все потерять, — дядя Герман, одетый с иголочки, приехал из своего семейного дворца в Силезии.

Он старается успокоить Френкелей в Берлине, готовящихся покинуть Германию. Дядя взывает к их совести:

— Германия нуждается в евреях, Германия была прекрасным местом для евреев. Вы в долгу перед Германией.

Дядя Герман, который в эти дни все еще себя чувствует неотделимой частью великой Германии и германского народа, обращается к отъезжающим, как предателям.

— Вы преувеличиваете, — говорит он Гейнцу и обращает пытливый взгляд на Лотшин. — Как ты можешь послать девочку к чужим людям, в пустыню, в выжженную солнцем страну, о которой рассказывают, что она полна ядовитых насекомых и малярийных комаров. Поселенцы страдают от малярии и других болезней.

Дядя Герман обращается к разуму Лотшин, рассказывает об историческом вкладе евреев в европейскую культуру и, в частности, в культуру Германии. Евреи, обладающие инициативой, приводят в действие колеса государства и обогащают его культуру. В последних поколениях именно они поддерживали художников, писателей, поэтов. Просвещенные еврейские женщины, такие как Рахель Варнаген, держали литературные салоны в Берлине и Вене и обогатили духовный мир немецкого народа.

Еврейские женщины поддержали гигантов духа, которых германское общество не сумело понять и поддержать. Даже величайший немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гёте сделал свои первые шаги в литературных салонах еврейских интеллектуалов перед тем, как завоевал всю Германию, а затем и всю Европу. Евреи доказали, какие они великие патриоты в большой войне. Чрезвычайное положение временно. Жизнь евреев вернется в нормальное русло, как только Гитлер укрепит свою тоталитарную власть. По мнению дяди, Германия не откажется от культурной еврейской аристократии.