История нравов России - Виталий Поликарпов

Все существование анатолийского крестьянства связано было с возделыванием земли, принадлежащей крупным феодалам–землевладельцам, получившим ее от султана. Эта земля на принципе долговременного владения передавалась крестьянским семьям, которые взамен обязаны были во время войны выставлять солдат, воюющих под началом феодала. Землю мог получить во владение сын умершего арендатора или его близкие родственники за небольшую оплату. В случае отсутствия наследника землю передавали кому–нибудь чужому; если же никто из крестьян не хотел воспользоваться ею, то ее можно было передать жителям другой деревни, однако местные сельские общины имели достаточно силы, чтобы этого не допустить. Следует иметь в виду то немаловажное обстоятельство, что правительственные чиновники стремились максимально ограничить свободное перемещение крестьян — существующие правила привязывали их к возделываемой земле, «поддерживали старые обычаи (340, 154–155).

Размеры земельных владений определялись тем, какой участок можно было обработать парой волов за день. Все члены крестьянской семьи занимались хозяйством, после смерти главы все имущество переходило к его детям. Старший сын принимал на себя обязанности отца, касающиеся прежде всего заботы о женщинах семьи, землю же делили. В силу этого возникало множество малых и экономически слабых хозяйств. Дочерям доставалось наследство в два раза больше, чем невесткам, причем они должны были оставаться в полученном хозяйстве, которым управляли их мужья. При заключении брака у кади между лицами, чьи земельные участки находились рядом, они могли быть объединены в один, что увеличивало урожайность. Арендаторы должны были извещать своих феодальных хозяев обо всех произошедших изменениях, но не было случая, чтобы какая–то семья произвольно была лишена земли, находящейся в собственности султана, если она соблюдала агротехнику и платила налоги. Если же арендатор не занимался хозяйством как положено, то на него накладывали штраф, пропорциональный размеру земельного надела, а после трех лет плохого хозяйствования его лишали этого надела.

Большая часть сельского населения проживала в гористой местности, вдали от дорог и имела спорадические контакты с внешним миром. Поэтому, находясь в таких условиях, замкнутые в себе крестьянские общины почти всем обеспечивали себя сами. Все хозяйственные орудия (плуги, бороны, сани и пр.) производились на месте, в основном из дерева. Овцы и козы давали не только молоко, из которого вырабатывались продукты, составляющие вместе с овощами пищу крестьян, но и кожу и шерсть, идущие на изготовление одежды, обуви, шатров, ковров, пледов и мешков. Крестьяне (и горожане) очень хорошо обращались со своими животными; и хотя время от времени забивали их на мясо, а также использовали на тяжелых, монотонных работах, однако весьма редко к ним относились жестоко и даже самые бедные заботились о них не меньше, чем о своих детях. Существовало много хозяйств, занимающихся выращиванием племенных животных, хватало также квалифицированных ветеринаров. Особо заботились о конях — они не знали ни крика, ни битья, на ночь их укрывали шерстяными одеялами, а владельцы скакунов прекрасно разбирались в «генеалогии» жеребцов.

Дома крестьян представляли собой, по сути, выкопанные на склонах холмов ямы, извлеченную землю использовали для возведения стен и покрытия крыши, которая зарастала травой. В результате оставался видным только вход, а на поросшей дерном крыше паслись овцы и играли дети. Часть дома предназначалась для женщин и находилась в глубине, а конюшня и овин примыкали к переднему, главному помещению, обогревая его зимой теплом животных. Внутри, как во всех турецких домах, вещей было мало — пара диванов с одеялами, одежда, все же остальные вещи находились в кожаных торбах; полы были устланы шерстяными коврами. Помещения блистали чистотой, особое внимание уделялось той комнате, где обычно обедали. Принимая пищу, члены семьи сидели «по–турецки» на полу; меню же их составляли хлеб с солью, лук, чеснок, огурцы, йогурт, сыр и сушеные или свежие овощи. Баранину или курицу с рисом подавали в особых случаях; редко лакомились сладостями и напитками: щербетом, виноградным соком и водой с медом или сахаром.

Так как Анатолия формально была мусульманской, то местная народная религия была пронизана домусульмански–ми верованиями, обрядами. «Независимо от этих языческих пережитков, — отмечает Р. Льюис, — в некоторых районах было сильно влияние различных мусульманских сект. Как в городах, в провинции большой популярностью пользовался орден дервишей–бекташитов, чьи обряды совершались публично в атмосфере радости и доброжелательства; в некоторых деревнях весьма живы были традиции мевлевитов» (340, 160). В начале нового года в некоторых районах праздники отмечали траурными шествиями, а в деревнях с шиитскими: традициями (напомним, что турки в основном были суннитами) инсценировались представления, показывающие мучения Гуссейна, которые сопровождались дикими танцами нередко заканчивались кровопролитием.

Деревенские увеселения, в общем, отличались простотой: крестьяне устраивали развлечения, практически состоящие из местных танцев и иногда театральных представлений, где женские роли исполняли мужчины. Эти увеселения приурочивались к таким семейным праздникам, как рождение ребенка, обряд обрезания и свадьба, а также к празднествам, отмечающим смену сезонов года, начало или конец некоторых сезонных работ и т. д. Когда заканчивалась пора дождей, ребята с зажженными фонарями в сопровождении музыканта обходили дома с пением и танцами, а иногда в открытые двери вносили фонари, символизируя приход Солнца; другие празднества устраивали в связи с окончанием уборки урожая и наступлением зимней поры — исполнялись танцы, символизирующие смерть и воскресение к жизни, или начало нового годового цикла. К этому следует прибавить еще сельские ярмарки, организованные в большинстве округов и имеющие весьма давние традиции. Так как крестьяне прибывали на них издалека, то они длились не меньше трех дней — как правило, целую неделю и больше. Охрану этих необычных для условий деревенской жизни больших скоплений народа от возможных нападений грабителей несли солдаты, специально для этого присылаемые властями. На таких привлекательных выставках сельскохозяйственных продуктов и изделий местных ремесленников выступали группы танцоров и ставились драматические представления.

В местных танцах не только сохранялась фольклорная традиция, они представляли собою ту форму искусства, которому крестьяне уделяли наибольшее внимание. И если танцующий из какой–либо групп замечал, что другой танцующий превосходит его своим мастерством, он уступал ему место. Существовало множество разнообразных танцев: одни исполнялись шеренгой, другие полукругом, держась за руки или за плечи, а иногда несколько танцующих исполняли танец одновременно, но отдельно, не обращая внимания друг на друга. Женщины и мужчины танцевали отдельно; там же, Где исполняли танец вместе, им запрещалось касаться друг друга, они держались за концы платочков. На танцы одевали самые лучшие одежды: женщины облачались в свадебные платья, опоясывались серебряным поясом, а головной убор украшали золотыми монетами; мужчины танцевали в вышитых жилетах, опоясанных кушаком, за который затыкали украшенный драгоценными каменьями кинжал, а шаровары подвязывали под коленами, чтобы было легко танцевать; и мужчины, и женщины обувались в чувяки, сшитые из мягкой кожи. Танцы сопровождались песнями и музыкой; исполнялись также и религиозные танцы, доводящие участников до самозабвения. «Танец был всеохватывающим явлением, — отмечает Р. Льис, — своими корнями уходящим в незапамятные времена; возникшие из языческих ритуалов танцы содержали в себе давно забытые элементы экзорцизма и выражали поклонение силам природы» (340, 163). Ислам безуспешно пытался искоренить эти древние танцы — крестьяне просто игнорировали его предписания и культивировали именно эти танцы, протестуя таким образом против подобных запретов. Можно сказать, что для нравов анатолийского крестьянства характерен определенный синкретизм, когда языческие и мусульманские элементы переплетались в обыденной жизни.

Свои нравы присущи японским крестьянам, чьей основной функцией является выращивание риса для самураев, возделывание хлопка и выделка шелковых изделий (325, 50–61). Не случайно Тоётоми Хидаёси, этот японский Иван Грозный, осуществил земельную реформу, чтобы резко увеличить производство риса, которым выдавалось жалованье всем чиновникам, придворным и самураям. И самое интересное состоит в том, что урожай риса после проведения в жизнь жесткими методами аграрной реформы заметно вырос. В социальном плане произошла подлинная реставрация крепостничества в масштабах всей страны.