Любовница вулкана - Сьюзен Зонтаг

Ей хотелось поскорее сесть в прохладную карету и съесть пирожные.

Стало быть, мое общество вас не привлекает?

Больше не смущаясь, она легким тоном ответила, что вынуждена отказаться от удовольствия, поскольку…

Этим вы огорчите самых преданных ваших обожателей.

…поскольку я должна как можно скорее вернуться на «Фоудройант», — спокойно продолжила она. Они стояли рядом с ее каретой.

Как она смеет ему отказывать! Но, быть может, все-таки удастся ее спровоцировать. Ведь ходила же история про эту лисицу и Анжелотти, будто они были любовниками? В надежде вызвать у нее неприятное или неловкое воспоминание, он сообщил; Анжелотти, сбежавшего в Рим, только что арестовали.

Уверен, эта новость вас порадует.

Ах, да, Анжелотти, — сказала жена Кавалера.

Она, конечно, не простила Анжелотти. Но эта обида похоронена под огромным ворохом других эмоций и событий, сглажена многими победами, великим счастьем. Жена Кавалера всегда гордилась тем, что не умеет таить обид. И если она желает смерти всем конспираторам, то лишь потому, что этого желает королева. Отсутствие сострадания (к Цирилло) являлось состраданием к другому человеку (королеве). Она не более жестока, чем Герой или Кавалер. Самой жестокой из них она кажется только потому, что наиболее чувствительна — женщины должны быть чувствительными. Но чувствительные женщины, не имеющие власти, реальной власти, обычно кончают тем, что становятся жертвами.

Здесь уместно промотать пленку и перенестись в будущее.

17 июня 1800 года. Королева Неаполя, продолжавшая жить в Палермо и ни разу, несмотря на то что с момента восстановления королевского правления прошел уже год, не посещавшая своей первой столицы, прибыла с коротким визитом в Рим. Это произошло накануне того дня, который должен был стать днем решающего сражения с Наполеоном.

Сегодня она давала прием, чтобы отпраздновать полученное утром известие о победе австрийских войск над Наполеоном под Маренго. За этим приятным, но ложным сообщением (на самом деле, сражение выиграл Наполеон) достаточно скоро, днем, последовало короткое сообщение об истинном положении дел. Анжелотти, которого вот-вот должны были закованного в кандалы препроводить в Неаполь и там повесить, — отнюдь не для того, чтобы, как утверждают клеветники, доставить удовольствие жене Кавалера, в данный момент вместе с мужем и любовником направлявшейся в Англию, — сбежал из тюремной крепости Сант-Анжело, где сидел уже более года. Королева страшно разгневалась на Скарпиа, которого вызвала из Неаполя и поселила в одном из верхних этажей Палаццо Фарнезе. Она ожидает от самого верного своего слуги скорейшего и неотвратимого отмщения. Разыщите его сегодня же, — велела она, — а иначе… Ваше величество, — ответил барон, — можете считать, что ваше приказание уже исполнено.

Тюремного стражника, который помог негодяю сбежать, уже схватили, доложил Скарпиа королеве, и тот, перед тем как умереть (допрос оказался чересчур строгим), раскрыл, куда направляется беглец: в церковь, где у его семьи есть часовня. И хотя к тому моменту, когда Скарпиа добрался до церкви, Анжелотти успел скрыться, показания против его сообщника уже получены. Тоже якобинец из благородных, — сказал Скарпиа. Они, разумеется, называют себя либералами или патриотами. Но этот будет похуже прочих. Художник. Эмигрант без роду без племени. Он даже не совсем итальянец. Воспитывался в Париже — его отец, женившийся на француженке, был другом Вольтера. А сам он учился у Давида — официального художника французской революции.

Мне безразлично, кто он таков, — раздраженно воскликнула королева.

Скарпиа поспешил уведомить королеву, что молодой художник уже арестован. И я гарантирую, что через пару часов мы будем знать, где скрывается Анжелотти. Скарпиа улыбнулся.

Королева понимала, на что намекает начальник полиции. В папских владениях, в том числе в Королевстве обеих Сицилий, применение пыток пока еще было легально, хотя в других местах реформаторам удалось добиться их запрета. В более цивилизованных владениях Габсбургов, так же как в Пруссии и Швеции, пытки теперь считаются незаконными. Она, конечно, не одобряет методов Скарпиа, но — приходится быть реалистами. Королеву очень радовала участь, постигшая неаполитанских повстанцев, но она была бы шокирована, узнав, что есть люди, считающие ее кровожадной. Она, безусловно, за казни, но против пыток.

Анжелотти должны схватить сегодня же, вы понимаете?

Да, ваше величество.

И Скарпиа попросил разрешения удалиться в свою штаб-квартиру на верхнем этаже, где проходит допрос художника.

Королева, уже излившая на него свой гнев, не намерена позволять этой маленькой неприятности и дальше портить вечер.

Во время их разговора где-то во дворце великий Паизьелло, склонившись над клавишами, сочиняет кантату в честь победы, которую должны исполнить вечером. Дирижировать будет сам композитор, а исполнять — новая дива, сенсация нынешнего сезона в Аргентине. Королева питает слабость к женщинам, умеющим петь. Оперная звезда напоминает ей о дорогой подруге, жене британского посланника, чей голос, конечно, много прекраснее.

Оперная звезда, как и подруга королевы, порывиста, нежна, экспансивна и умеет всецело отдаваться любви.

Дива явилась в бальный зал в самый разгар приема и почтительно поклонилась королеве. Она уже проглядела ноты Паизьелло и вполне уверена (она никогда не чувствует себя иначе) в успехе своего исполнения.

Она слышит, что гости беседуют о политике. Она о политике ничего не знает и не желает знать. Все эти разговоры о Франции, она в них ничего не смыслит. Ее любовник пробовал ей все объяснить. Он заставлял ее читать одну из своих любимых книг, писателя Руссо — что-то вроде этого, во всяком случае, автор был француз, не итальянец. Она ничего толком не поняла, и ей было странно, что он так стремился навязать этот роман. Конечно, у него есть всякие друзья вроде маркиза Анжелотти, неаполитанского аристократа, которого посадили в тюрьму за то, что он был одним из шести консулов безбожной и недолго просуществовавшей Римской республики, но она-то знает, что любовник интересуется политикой не больше ее самой. Он ведь тоже артист, художник. Как она живет ради искусства и любви, так и он думает только о ней и о своих картинах.

Пока она наблюдала за игрой, которая шла за одним из карточных столов, ее служанка, Лючиана, принесла записку. Записка оказалась от Паизьелло. Он не вполне закончил кантату и просил, чтобы она отвлекла внимание королевы и не дала ей заметить задержки, начав музыкальное представление без него. Он также выражал надежду, что она исполнит арию его сочинения; у него их около ста. В ярости оттого, что ее заставили ждать, дива начала импровизированное сольное выступление с арии композитора Джомелли. Затем королева попросила исполнить другую арию — сцену сумасшествия из паизьелловской «Нины», — заметив, что именно ее так чудесно пела дорогая подруга, жена британского посланника. Дива, хоть и не собиралась исполнять пожелание композитора, не могла не выполнить королевский приказ.