Хрустальная колыбель - Сергей Юрьев

Возблагодарим Творца за то, что Он дал нам силы не свернуть с избранного пути! Благодарственная молитва странника.

Стих 1-й

Смута, охватившая земли Холм-Эста, закончилась так же внезапно, как и началась. Поместные эллоры вместе со своими дружинами присмирели, поняв, что с новым лордом шутки плохи, а рука его, несмотря на преклонный возраст, ещё достаточно тверда, чтобы удержать власть. Мастеровые, услышав, что подати будут снижены на треть, тут же отправили к Гудвину Марлону цеховых старшин выразить всеобщую признательность. Поутру с окраины гончарной слободы доносились приглушённые вопли и гомон толпы. Там при большом скоплении народа рубили головы мародёрам — Мухор Пятка, видимо, всё-таки нашёл себе работу по вкусу и при новой власти. Никто не смел приближаться к заполненной мутной бурой водой котловине, образовавшейся там, где когда-то возвышался замок. По слободе и окрестным селищам начали расползаться слухи, будто оттуда по ночам выходят призраки: один — маленький и тощий, с витыми рогами и козлиной бородой, другой — повыше ростом, без рогов и бороды, но тоже страшный… Тех, кто разносил эти слухи, отлавливали смирники и на заднем дворе таверны, где продолжал квартировать новый лорд, им отсчитывали по паре дюжин плетей и отпускали, пообещав, что в другой раз будет четыре дюжины. Приход к власти дома Марлонов должен был ознаменоваться миром и покоем. Никакой нечисти — это всё позади, и Служитель из Храма, сам бывший лорд, прославленный многими военными победами, чудесным образом оказавшийся на многострадальной земле Холм-Эста, изгоняет Священным Посохом скверну из душ и жилищ, освящает обереги, колодца, инструменты и оружие. Мир и покой… Покой и изобилие… Изобилие и порядок…

Надо было возвращаться, и чем скорее, тем лучше. Юму уже вторую ночь снился меч мастера Олфа, остановившийся в вершке от его глаз. Рассказ отца о поединке Олфа со Зверем снял с души внезапную тяжесть, которая легла на неё, когда пришлось увидеть в руках чудовища, в которое превратился Сим Тарл, меч, знакомый с детства. Слава Творцу, Олф жив… С тех пор, как братья Логвины вытащили пленников из выгребной ямы, прошло не меньше дюжины дней, а лорд Гудвин всё никак не хотел выходить из роли гостеприимного хозяина. Надо было возвращаться в Холм-Дол, и надо было что-то делать с новой опасностью, затаившейся в недрах Несотворённого пространства, опасностью, которая и возникла-то отчасти по его, Юма Бранборга, вине. Хотя почему отчасти? Нельзя жалеть или оправдывать себя даже в мыслях. Нельзя искать покоя, когда изнутри гложет чувство вины, а извне подбирается новая беда, которая может обрушиться на всех живущих в этом мире.

Нимфа Ау тоже являлась ему во сне — она, как в том недавнем видении, сидела, подтянув колени к подбородку посреди Ничего, и в глазах её не читалось ничего, кроме муки и мольбы. И ещё надо было заставить себя смириться и с тем, что нет больше Геранта, и с тем, что не стало Сольвей — они отправились в нескончаемое странствие по бесчисленным мирам…

Юм открыл глаза и увидел дощатый потолок, освещённый мерцающим тусклым светом сального светильника, стоящего на столе. Где-то залаяли собаки, далёкий колокол пробил середину второй ночной стражи, на дворе фыркал и перебирал копытами Грум, так и не давший отвести себя в конюшню…

— Не спишь? — Оказалось, что отец, устроившийся на соседней лежанке, точно так же смотрел в потолок.

— Уснёшь тут… — отозвался Юм, поворачиваясь на бок. — Мне снова Ау приснилась. А может, это и не сон вовсе. Если бы эта проклятая дверь в Ничто не захлопнулась…

— Ты помчался бы туда на крыльях любви, — закончил за него Эрл и поднялся, опираясь на Посох, с которым теперь не расставался даже во сне. — Нет, мальчик мой, нет… Несотворённое пространство — слишком сильное искушение, чтобы человеческая душа выдержала его. Нам туда нельзя — ни мне, ни тебе, никому. Лишь немногим из тех, кто хоть однажды переступил через грань Света и Тьмы, удалось в той же жизни вернуться обратно. Это чудо, а чудеса случаются нечасто. Даже не все из светлых элоимов выдержали это искушение.

— Но Древние… — попытался возразить Юм.

— Древние — это Древние, а люди — это люди. Древние испытывают радость от созерцания красоты, от тонких вкусов, от изысканных речей и чудесных мелодий; им больше ничего не надо, они и захотеть большего просто не могут.

— Но…

— Чтобы попасть сюда, я воспользовался Печатью Луцифа, вернее, тем, что от неё осталось. Мне всего лишь на долю мгновения пришлось соприкоснуться даже не с самим Небытием, а только тенью его. Нет, лучше об этом и не вспоминать. Тот, кто погружается в Ничто, рано или поздно становится его добычей, рабом его воли, стремящейся поглотить Сотворённые миры. Пойми, и Морох, и Гордые Духи, и все прочие, что называют себя Избранными, — это лишь пешки в бесконечной игре между Светом и Тьмой, Хаосом и Гармонией, Жизнью и Смертью, не той смертью, которой кончается земной путь любого из нас, а той Смертью, после которой ничего нет — лишь вечность и пустота.

— А Посох? Разве Посох не охранит? А обереги? — Юм старался уцепиться за любую, даже самую крохотную надежду. — И, в конце концов, мы же там уже побывали, когда был уничтожен Морох. И я там был, и Герант, и Олф, и Сольвей…

— А ты вспомни, как вы оттуда выбрались. Вспомни, кто вас оттуда увёл.

Юм вспомнил. Чей-то вкрадчивый голос проникал прямо в душу, напоминал о самых сокровенных желаниях… Так хотелось верить в то, что всё немедленно исполнится, стоит только выпустить их на волю, мгновенно позабыв, зачем сюда пришёл, кто рядом с тобой, кто ты сам. Даже Герант потом признался, что ему вдруг страшно захотелось, сокрушив идолов, заставить варваров поклоняться Творцу Единому и исполнять неукоснительно заповеди Его…

А потом…

То ли просто слезинку, то ли каплю росы

На раскрытой ладошке к губам поднеси…

А потом неведомо откуда пришла Лиска, простая конопатая девчонка из какого-то селища, притулившегося на склонах Северной Гряды. Как она там оказалась, не знал никто, даже она сама не могла толком ничего объяснить. Но только её голос, её пение заставило их всех одуматься и пуститься в обратный путь.

— Такого во второй раз может и не случиться, — сказал Эрл Бранборг, задумчиво разглядывая сплетение знаков на Посохе. — И тогда любая победа может обернуться поражением, стоит только уступить тёмной стороне своей души. И не думай, что у тебя её нет — этой тёмной стороны.

— А я и не думаю, — отозвался Юм. — Но неужели теперь ничего нельзя сделать? Я не знаю, отец, как мне теперь жить.