Грешный - Шарлотта Физерстоун

Мэтью поднял подбородок Джейн и провел большим пальцем по влажным дорожкам ее слез.

— То, чем я поделился с тобой — своей любовью, своим телом, тайной, которую я хранил на протяжении семнадцати лет, — священно, все это гораздо сильнее любой свадебной клятвы. Джейн, ты — моя наперсница, моя помощница, моя подруга. Моя возлюбленная. Ты — все, что подразумевает для меня слово «жена». В моем сердце мы уже сочетались браком. В моей душе ты — моя. Неужели титул так много значит для тебя, Джейн?

Страх горел в глазах Уоллингфорда, и она поспешила развеять все сомнения:

— Нет, Мэтью, твой титул ничего для меня не значит. Мне не нужно становиться графиней. Я не стремлюсь быть герцогиней. Я лишь хочу быть твоей женой — носить твое имя, Мэтью. Не в высоком, философском значении, а в том беспощадном понятии, какое вкладывает общество, диктующее свои правила. Я не хочу прятаться в домике у озера и ждать, когда ты сможешь ко мне приехать. Не хочу зваться шлюхой или любовницей. Не хочу, чтобы на моих детей клеили позорный ярлык незаконнорожденных.

Мэтью с силой сжал руку любимой, пытаясь удержать ее в своих объятиях. А она буквально вцепилась ему в спину, словно не в силах устоять под напором своих неистовых, безумных чувств.

— Джейн, ты разбиваешь мне сердце!

— Я тоже разбита, сломлена, Мэтью. Как бы мне хотелось, чтобы все было иначе! Но если мы хотим остаться верными сами себе, нужно сделать то, что будет лучше, правильнее для нас. Ты должен жениться на Констанс, чтобы спасти Сару. В противном случае ты будешь ненавидеть себя… или, того хуже, меня, за то, что я заставила тебя делать этот мучительный выбор. Я же должна оставить тебя, потому что ты не можешь предложить мне то, в чем я так нуждаюсь. Страсть, любовь, желание — все это так сильно между нами теперь, но останутся ли наши чувства такими же через год? Через два? Не будем ли мы позже презирать самих себя за свои нынешние слабости?

— Не говори так, Джейн…

— Я никогда не смогла бы заставить тебя выбирать между Сарой и мной, Мэтью. Подобные вещи просто несвойственны моей натуре. Ты — достойный, благородный человек, и я никогда не попросила бы тебя сделать то, что идет вразрез с твоими представлениями о правильном и неправильном. В этой ситуации правильно будет сделать то, на чем настаивает отец, — дать Констанс свое имя. И, несмотря на то, что это имя хотела бы носить я, могу сказать: моя любовь к тебе стала только глубже сегодня, когда я до конца узнала, какой ты человек.

Мэтью крепко сжал возлюбленную за плечи. Его глаза пылали от невыплаканных слез.

— Останься, Джейн! Я не просил ни о чем с тех пор, как десятилетним мальчиком гнался за каретой своей матери… но я прошу теперь… нет, я просто умоляю тебя… Не покидай меня!

Он еще сильнее привлек Джейн к своей груди, уткнувшись лицом в ее волосы. Джейн чувствовала теплоту слез Мэтью, струйками сбегавших по ее шее, и все ближе прижималась к нему, не желая выпускать из своих объятий.

— Не покидай меня, Джейн… только не это, пожалуйста…

Все тело Мэтью пронзила дрожь отчаяния.

— Я никогда полностью не покину тебя, Мэтью. Мне кажется, ты и сам знаешь это. Частичка меня всегда будет принадлежать тебе, точно так же, как ты всегда останешься со мной. То, что произошло между нами, нельзя у нас отнять. Я сохраню память о тебе — о нас — на всю оставшуюся жизнь.

Он продолжал отчаянно цепляться за любимую, шепча снова и снова:

— Нет! Нет, ты не оставишь меня. Я не позволю. Я запрещаю. Я просто не смогу этого вынести! Джейн, я не знаю, как жить без тебя. Я не могу вернуться в тот холод — только не теперь, когда я оттаял от твоей теплоты!

Стоя у окна своего кабинета, Уоллингфорд увидел, как дверца кареты захлопнулась за Джейн. Взгляды влюбленных встретились. Джейн так просила, чтобы Мэтью не смотрел, как она уезжает! Но тот не мог противиться желанию последний раз взглянуть на женщину, которая изменила его, сумела пробудить в нем не только колоссальной силы желание, но и дремавшее доселе сердце.

Джейн… Мэтью приложил руку к стеклу, желая соединиться с ней — пусть и мимолетно, всего на одно единственное мгновение. «Я не могу жить без твоих прикосновений», — пронеслось у него в голове.

Вокруг было тихо, но Джейн явственно слышала Мэтью и его отчаянную мольбу. Ее маленькая рука, освободившись от перчатки, покоилась на стекле, влюбленные словно соприкасались ладонями — будто не существовали между ними стекло окна и стены особняка. Ярко сияло солнце, освещавшее медные завитки, выбивавшиеся из–под шляпы Джейн, и блестящие дорожки слез, сбегавших по ее бледным щекам.

Прижимая лоб к холодному стеклу, Мэтью смотрел в глаза возлюбленной, и его ладонь, его глаза умоляли; «Не уезжай! Не покидай меня!»

Внезапно Мэтью снова стало десять лет, и он снова бежал по дороге за повозкой, уносившей прочь его мать. Он так страдал, так мучился тогда и, сбитый с толку, боялся будущего. Теперь Уоллингфорд знал, что принесет ему будущее, и чувствовал, что не переживет этого. Просто не сможет вынести, когда, проснувшись утром, не обнаружит рядом Джейн. Ощущение того, что недавно возродившееся сердце снова разбито, уничтожит его.

«Я люблю тебя!» — беззвучно говорил он одними губами, видя, как Джейн рыдает, закрыв ладонями лицо.

Кучер щелкнул хлыстом, и тяжелая карета медленно покатилась вперед. Мэтью беспомощно смотрел, как черная повозка грохочет по дорожке из гравия, увозя от него Джейн. Его ладонь и лоб прижимались к стеклу, пока экипаж не превратился в крошечное пятнышко на горизонте.

Мэтью был удручен. Опустошен. Подавлен. Джейн ушла, забрав с собой его сердце. Его удовольствие. Смысл его жизни.

«Вернись, Джейн! — молил Мэтью, закрыв глаза. — Вернись!»

— Вижу, сиделка наконец–то уехала. Мудрое решение.

Холодность раздавшегося голоса глубоко уязвила Мэтью, и он мгновенно отгородился своей старой броней, своим безразличием, своим презрением и своим языком, способным больно ужалить каждого, кто имел несчастье попасться на пути.

— Впредь вы не будете входить в эту комнату без предупреждения.

Констанс рассмеялась и легким щелчком закрыла за собой дверь.

— Почему? В этой комнате вы развлекаете свою маленькую медсестру?

— Вы больше не произнесете о ней ни слова, вы меня слышите?

Констанс медленно подошла к Уоллингфорду. Граф наблюдал за движениями мисс Джопсон в отражении окна: она кружилась позади него, словно акула, выписывающая круги вокруг ничего не подозревающего пловца. О, эта женщина каждой клеточкой своего существа была хищницей! Видя коварное выражение на лице Констанс, Мэтью чувствовал к ней отвращение ненависть. Он презирал все, что было с ней связано.