Казачество. История вольной Руси - Валерий Шамбаров

Чтобы прикрыть Закавказье от нападений чеченцев и лезгин стала строиться Лезгинская линия — от Кодор до Нухи. В самой Чечне и Дагестане шли тяжелые бои — под Могохом, Гоцатлем, Гимрами, Хунзахом, Ашальты, Ахульго. 17 июня 1837 г. Шамиля все же удалось блокировать в ауле Тилитль. И… он сдался. Принес генералу Фези присягу, пообещал покорность, согласился отправить в Россию сына. И был отпущен на все четыре стороны! В результате этой гуманности плоды всех усилий оказались перечеркнуты. Сын Шамиля, кстати, встретил в Петербурге отличный прием, был определен в офицерское училище. Но его отец опять использовал передышку, чтобы собрать силы, и нападения возобновились. Кстати, имам отнюдь не был бескорыстным «борцом за свободу», от всех горцев ему шла пятая часть добычи, и он стал одним из богатейших людей своего времени. Турецкий султан произвел его в «генералиссимусы Кавказа», при нем действовали английские инструкторы, 3 тыс. польских повстанцев, неосмотрительно сосленных в этот край, появилась своя артиллерия.

В ответ следовали очередные экспедиции, кровопролитные штурмы аулов. Возможно, читателю известна байка о кантонистах — дескать, ездили при Николае I по Волыни армейские повозки, хватали еврейских детей и обращали в кантонистов. Это беспардонная ложь, пущенная сионистами и подхваченная нашими либеральными писаками. Школы (батальоны) кантонистов были учреждены для сыновей семейных солдат. Но огромный приток в них дал Кавказ. Государство брало на попечение, принимая в кантонисты, казачьих детей, чьих родителей вырезали или угнали горцы. И подобранных в развалинах селений осиротевших детей горцев. На предложения русского командования выпустить из осажденных аулов мирное население мюриды всегда отвечали отказом — ведь если при обстрелах и штурме убьют непричастных жителей, их родственники захотят мстить, а западная пропаганда получит повод вопить о «зверствах русских». Зато сам Шамиль из всех осад неизменно ускользал.

В 1839 г. успеха добились кубанские казаки, в бою с ними погиб лидер черкесов Казбич. Но этим воспользовался Шамиль, послал на Западный Кавказ своего наиба Магомет-Амина, объединившего местные племена. В 1840 г. массы черкесов хлынули на приморские посты. Погибли гарнизоны фортов Лазаревского, Головинского, Вельяминовского, Николаевского. В Михайловском укреплении, когда пали почти все 500 защитников во главе со штабс-капитаном Лико, рядовой Архип Осипов взорвал пороховой погреб. Он стал первым русским солдатом, навечно зачисленным в списки части. А Шамиль, найдя общий язык с дагестанским лидером Хаджи-Муратом, перешел в наступление и на восточном фланге. Русские гарнизоны погибли или оказались осаждены. С большим трудом их удалось деблокировать и вывести. И Дагестан попал под контроль Шамиля.

И все же положение на правом фланге Кавказской линии стало меняться к лучшему. Способствовал этому генерал Григорий Христофорович Засс. Он начал службу гусаром, отличился под Лейпцигом, командовал Моздокским казачьим полком, потом самым беспокойным Баталпашинским участком на Кубани. И был назначен начальником правого фланга Кавказской линии. Он вернулся к планам Ермолова. Громил банды черкесов стремительными рейдами, но вместе с тем начал продвигаться укреплениями. С 1840 г. стала строиться Лабинская линия и был основан Лабинский казачий полк, заселявший ее. Одна из станиц и сейчас носит имя Засса. Он организовал агентурную разведку, применял разные военные хитрости и даже мистификации — Засс обладал искусством иллюзиониста, и горцы стали считать его колдуном, пугали им детей.

Кавказская армия была вообще богата яркими личностями. В 1842 г. Засса сменил Сергей Дмитриевич Безобразов, блестящий придворный аристократ, получивший известность тем, что приревновал жену к самому царю и дал ему по физиономии, за что и отправился на Кавказ. За особый шик и отчаянную храбрость его прозвали «казачьим Мюратом». Но и организатором он оказался отличным, успешно продолжив оборудование новых рубежей.

На левом фланге было хуже. Мюриды выработали весьма эффективную тактику: когда в горы выступала русская экспедиция, она встречала на пути завалы из деревьев. Пробивалась через них под пулями из лесной чащи. Жители успевали уйти в горы и угнать скот. Отряд, добравшись до места, рушил пустые сакли. А на обратном пути уже собирались горцы со всех окрестностей, снова перекрывали дорогу завалами, и экспедиция двигалась под непрерывным огнем, неся большие потери. Особенно трагичной стала «сухарная экспедиция» в 1845 г. Дойдя до аула Дарго и разорив его, войска были отрезаны и лишены продовольствия. Пришлось пробиваться назад к обозу, потом выводить части из ловушки. Урон составил 3 тыс. человек, погибли 3 генерала. После этого новый главнокомандующий М.С. Воронцов вернулся к ермоловскому плану «осады». С Кавказа были выведены 2 лишних корпуса. А оставленные войска повели сплошную вырубку лесов, прокладку дорог. Опираясь на строящиеся базы, наносились удары по горным районам. Освободившиеся земли заселялись казаками.

Их роль в Кавказской войне была огромной. По-прежнему творили чудеса пластуны. И в дополнение к первому батальону было создано еще пять. Но на Кавказе сражались не только кубанцы и терцы. На морском побережье азовцы помогали восстанавливать разрушенные форты. Сменяясь через 4 года, в Грозном несли службу 2 сотни Дунайского Войска, посменно находились на боевом дежурстве 10 донских и 3 астраханских полка. Прославились своими подвигами донец Степан Полунин, в одиночку принявший бой с 20 чеченцами и выигравший его, хорунжий Погожин, выстоявший под Нефтянкой с 40 казаками против 400 чеченцев. Но в целом донцы на этом театре уступали кавказским Войскам. Они учились сражаться в чистом поле, и горцы не считали их серьезным противником, за бесполезные пики презрительно называли «камыш». К тому же донские полки, приходя на Кавказ, растаскивались по сотням для сопровождения почты, курьеров и других нужд [63].

Изменил это положение «донской богатырь» Яков Петрович Бакланов. Уроженец станицы Гугнинской (которая впоследствии в его честь будет переименована в Баклановскую), за доблесть в турецкой войне он был произведен в офицерский чин. В 1834 г. сотником попал на Кавказ, отважно дрался на Кубани под началом Засса и признавал — «спасибо Зассу и горцам, они многому меня научили». Потом служил в Новочеркасском учебном полку, а в 1845 г. был направлен в Чечню командиром полка № 20. И свою часть, размещенную в Куринском укреплении, он сделал образцовой. Первым делом велел убрать для парадов мундиры, а одежду добывать самим — переодевались в трофейные черкески и бешметы. И переворужились трофейными шашками, кинжалами, длинностольными винтовками. Из отбитых табунов выбирали лучших коней. В каждой сотне один взвод обучался саперному делу. Бакланов завел в полку учебную сотню, пластунскую команду из лучших стрелков и разведчиков. И впервые — ракетную батарею. Яков Петрович очень тщательно изучал местность, создал среди горцев сеть агентуры. Вскоре его имя загремело по всему Кавказу. Его никто не мог застать врасплох, наоборот, он сам нежданно сваливался на голову врага. Громил мюридов, разорял их базы, угонял скот. Наводил ужас на всю Чечню, и горцы стали считать, что он «даджал» — черт.

Бакланов не разуверял в этом врагов. Напротив, переняв приемы Засса, поддерживал такие убеждения. Однажды группа чеченцев попросила у казаков взглянуть на Бакланова. Он сразу согласился. Будучи и без того огромного роста и устрашающей внешности, сунул руку в печь и вымазал сажей лицо. И поднялся навстречу, свирепо вращая глазами. Делегаты в ужасе вылетели вон, разнося весть, что он и впрямь чудовище. Пугая врагов и порождая легенды о своей неуязвимости, Бакланов всегда шел в бой в видной издалека ярко-алой рубахе. Впрочем, был случай, когда он в страшную жару спал, раздевшись догола — и произошло нападение чеченцев. Накинув только бурку и шашку, он в таком виде возглавил атаку, что тоже вызвало у горцев переполох. А потом от неизвестного адресата ему пришла посылка, черное знамя с черепом и костями и надписью «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Очень может быть, что посылку инициировал сам Бакланов. Во всяком случае он поднял знамя над полком. Казаки сперва были смущены столь мрачной символикой, но увидев, какую панику наводит знамя на горцев, полюбили его.

Не в силах одолеть Бакланова в бою, Шамиль нанял лучшего стрелка, хваставшего, что промахнулся лишь раз в жизни, ребенком. Он поклялся на Коране убить казачьего героя. Когда рубилась очередная просека, лазутчик сообщил Бакланову, что стрелок завтра будет сидеть в засаде на кургане. Полковник отправился туда вдвоем с ординарцем, а потом оставил и его. В этом было не только рыцарство, но и ювелирный психологический расчет. Убийца готовился стрелять исподтишка. А увидев, что сам Бакланов едет прямо к нему, один, заволновался и промазал второй раз в жизни. Полковник же спокойно слез с седла, приложился к винтовке и стал ждать. Горец нервничал, заряжал торопливо, выпалил, толком не прицелившись, а едва высунулся, пуля Бакланова угодила ему между глаз. Восхищались не только казаки. Чеченцы, издали наблюдавшие за поединком, кричали: «Якши Боклю!»