Сказки народов Северного Кавказа - Народные сказки

и ее повезли в сопровождении всего аула. И когда везли, то на полпути гуаше потеряла свой пояс. «Пока не найду своего пояса, не сдвинусь с этого места!» — сказала она и остановилась. Обыскали девушек, сопровождающих гуаше, погонщиков волов, верховых стражников, которые ее охраняли, но пояса не нашли. Гуаше знать ничего не хочет: «Не сдвинусь с места, пока не найду пояса», — сказала она. Тогда наши люди решили: «Если Сурет, которую не могут заставить заговорить, не знает, кто украл тот пояс, то этого не знает никто другой», — и послали меня к тебе, чтобы ты сказала, где пояс». Вот что ты скажешь Сурет на другой день, — посоветовал парню второй голубь.

А вслед за этим заговорил третий голубь.

— На третий же день скажи ей так, — сказал он: — «Пши, который живет в нашем ауле, тяжело заболел. Видя его в опасном положении и потеряв всякую надежду на его выздоровление, окружающие его уже стали говорить между собой: «Нет, не поправится наш пши, умрет!». А в ауле жили два человека, которые ничуть не горевали: пускай пши умирает хоть сегодня — они только обрадовались бы. И когда эти двое, идя по дороге, узнали о болезни князя, один из них сказал: «Наш пши, милостью аллаха, недолго протянет, умрет не сегодня-завтра. Пускай подыхает, сын собаки!» — «Пускай подыхает, — согласился другой. — Хотя я и знаю средство, которым можно было бы вылечить его, но не скажу. И пусть нападет короста на того из нас, кто разболтает об этом средстве!» — «Что же это за средство, которым можно вылечить пши?» — потихоньку, шепотом, спросил первый, продолжая идти по дороге. — «А вот какое средство, — также шепотом отвечал второй. — В таком-то ущелье лежит половинка кислицы, и если бы ту половинку кислицы принесли, и лекарь, сварив ее, дал бы выпить пши, тот выздоровел бы. Но если кто из нас двоих скажет об этом — пускай бог нашлет на него чесотку!» разговаривая так, эти двое прошли дальше.

Но в доме, мимо которого они шли, жила одна старуха. Она была глухая, едва слышала, если даже кричали возле нее, но на этот раз она услышала, о чем говорили эти двое, и узнала их секрет. Вскочив с места, она побежала к пши и все ему рассказала.

— «Скорее приведите ко мне дальнозоркого!» — приказал пши, и к нему тотчас же привели дальнозоркого. Тот, глянув в ущелье, увидел там половину кислицы. Пши послал туда быстроногого, и тот принес кислицу. Лекарь сейчас же сварил кислицу, сделал лекарство и дал выпить пши. Тот выпил и выздоровел. И когда выздоровел, к пши пришел лекарь и сказал: «За лечение должен получить я!» — «Не ты, а я должна получить, потому что, если бы я не рассказала о разговоре тех двоих, вы ничего не знали бы о лекарстве», — сказала старуха.

— «Хотя ты и сказала, но если бы я не увидел, где лежит кислица, пши умер бы, пока вы нашли бы ее. Поэтому плата за лечение должна принадлежать мне», — сказал дальнозоркий.

— «Нет! — вмешался быстроногий. — Хотя ты и увидел, но если бы я не доставил быстро кислицу, пши умер бы. Плату за лечение получить должен я». — «Но если бы я не составил лекарства и не дал бы выпить пши, ваша кислица осталась бы бесполезной. Плата должна принадлежать мне», — твердил свое лекарь и уперся еще больше. Видя это, приближенные пши сказали: «Если Сурет, которую не могут заставить заговорить, не скажет, кому из четырех должна принадлежать плата за лечение, значит этого никто не знает», решив так, послали меня к тебе. Скажи же, Сурет, как нужно поступить?» — Вот что ты скажешь Сурет, придя к ней на третий день, — посоветовал третий голубь.

Парень запомнил и этот совет.

— Выслушав тебя, она задаст тебе какой-нибудь вопрос. Если же она ни о чем не спросит тебя, мы заставим ее заговорить. Вот что мы могли посоветовать тебе, Зедеб. Дай бог тебе успеха в твоих делах! — сказали на прощанье три голубя и улетели.

Зедеб проснулся. «Что это за голуби?!» — с удивлением подумал он. Потом сел на коня и поехал дальше. Ехал, ехал, и, наконец, добрался до одного большого аула. Въезжая в него, решил: «Въеду только во двор, в котором стоят подряд три коновязи и где кунацкая[51] стоит на отлете. Во двор, где этого не увижу, не въеду».

И только подумал так, как увидел в самом начале аула один двор с тремя коновязями подряд, к которым был привязан табун лошадей; многие были привязаны к плетням. Завернув во двор, Зедеб подъехал к средней коновязи, привязал к ней коня и вошел в стоящую на отлете среднюю кунацкую.

Войдя, увидел: старый хан сидит в окружении множества людей, а шорники режут кожу на тонкие ремни и собирают новое седло.

— Хотя ты и гость, но все же ты еще молод, — сказали ему шорники и, предложив держать конец кожи, поставили его в помощники самому лучшему мастеру.

Порезав кожу, шорник сказал Зедебу:

— Клади, эта уже порезана.

— Не мешало бы еще немного снять вот здесь… — заметил Зедеб.

Услышав это, старый хан, лежавший на боку на кровати, встал и сел.

— А какой сегодня день? — спросил он у компании, не зная, под каким предлогом замять замечание, сделанное Зедебом.

— Среда, — ответили ему.

— Аллах, аллах, сегодня я не должен был заставлять вас резать кожу, среда для меня несчастливый день, — сказал хан и приказал шорникам спрятать кожу. — Аллах сделай вас здоровыми! — сказал он и отпустил их. После этого старый хан приказал отвести Зедеба в другую кунацкую и дал наказ:

— Будьте к нему особенно внимательны. Он хоть и молодой гость, но не из наших краев и устал, дайте ему отдохнуть.

Прислуживающие, принеся в кунацкую анэ[52] с кушаньями, накормили