Атлант расправил плечи. Книга 1 - Айн Рэнд

Они направились к выходу, но в дверях Дэгни остановилась.

— Хэнк, этот двигатель был самой большой ценностью на заводе, — тихо сказала она. — Он был куда ценнее самого завода со всем оборудованием. Но его не забрали. Его оставили гнить в куче хлама.

— Именно это и пугает меня больше всего, — ответил Реардэн.

В бывшем отделе кадров они пробыли недолго. Они нашли его по табличке, все еще висевшей на двери, но, кроме таблички, там ничего не было: ни мебели, ни бумаг, лишь мелкие осколки стекла.

Реардэн и Дэгни вернулись в лабораторию. Ползая на четвереньках, они еще раз перебрали валявшийся на полу хлам. Нашлось очень немногое: несколько листов бумаги, содержавших лабораторные заметки, не имевшие никакого отношения к рукописи, и несколько металлических обломков, которые могли быть частями двигателя, но были слишком малы, чтобы представлять какую-то ценность. Двигатель выглядел так, словно кто-то выдрал из него некоторые детали, надеясь найти им применение в быту. То, что осталось, было слишком необычным, чтобы кого-то заинтересовать.

Ползая на четвереньках, Дэгни чувствовала, что вся дрожит от бессильной ярости при виде оскверненной святыни. Она думала, что, может быть, сейчас, в эту минуту, чьи-то полотенца сушатся на натянутых вместо бельевой веревки проводах двигателя, что с помощью его валиков кто-то достает воду из колодца, а его цилиндр стоит на подоконнике в развалюхе подружки какого-нибудь пропойцы — горшком для герани.

К тому времени, как они закончили, уже стемнело.

Дэгни поднялась и оперлась на раму разбитого окна. Она почувствовала на лице прохладное прикосновение осеннего воздуха. Перед ней простиралось темно-синее вечернее небо. «С его помощью можно было бы перевернуть мир». Дэгни взглянула на мотор, затем снова выглянула в окно. Внезапно по ее телу пробежала дрожь, она уронила голову на руки и застонала, прижавшись к оконной раме.

— Что с тобой? — спросил Реардэн. Дэгни не ответила.

Реардэн подошел к ней и выглянул в окно.

Далеко внизу, на равнине, в сгущавшейся темноте ночи дрожало несколько слабых, бледных огоньков сальных свечей.

Глава 10. Факел Эллиса Вайета

— Господи помилуй, мэм! — сказал клерк в бюро регистрации. — Никто не знает, кому сейчас принадлежит этот завод. И кажется, никогда не узнает.

Клерк сидел за столом в комнате первого этажа, куда редко заходили посетители, — стопки папок покрылись толстым слоем пыли. Он посмотрел на сверкающий автомобиль, припаркованный за окном на грязном пустыре, бывшем когда-то главной площадью процветающего окружного центра. Он смотрел на двух незнакомых посетителей с едва уловимым задумчивым удивлением.

— Почему? — спросила Дэгни.

Он беспомощно указал на груду бумаг, которые достал из папок:

— Кому принадлежит этот завод, должен решить суд, чего, как мне кажется, ни один суд не сможет сделать, даже если возьмется за это.

— Почему? Что случилось?

— Его продали, я имею в виду завод. Продали двум покупателям одновременно. Года два назад из-за этого разразился большой скандал, а сейчас… сейчас это всего лишь груда бумаги, ожидающая судебного разбирательства. Не знаю, каким образом и какой судья сможет распутать эту историю и определить, кому принадлежит право собственности — и какое-нибудь право вообще.

— Не могли бы вы рассказать поподробней, что именно произошло?

— Последним законным владельцем завода была Народная ипотечная компания из Рима, штат Висконсин. Это город, расположенный в стороне от завода, милях в тридцати на север. Эта ипотечная компания была крикливой лавочкой, которая на всех углах вопила о льготных кредитах. Компанию возглавлял Марк Йонтс. Никто не знал, откуда он взялся, и никто не знает, куда он делся, но на следующее утро после того, как Народная ипотечная компания обанкротилась, выяснилось, что Марк Йонтс продал завод «Твентис сенчури мотор» кучке паразитов из Южной Дакоты и одновременно отдал его в залог под займ, полученный от банка в Иллинойсе. После осмотра завода выяснилось, что он вывез все оборудование и продал его по частям неизвестно куда и Бог весть кому. Вот и получается, что сейчас завод принадлежит всем… и никому. Парни из Южной Дакоты, банк и адвокаты кредиторов Народной ипотечной компании — все подают в суд друг на друга, все заявляют о своих правах на этот завод, и никто не имеет права завезти туда хоть шестеренку, хотя сейчас и шестеренки днем с огнем не сыщешь.

— А Марк Йонтс действительно руководил заводом до того, как продал его?

— Господи, мэм, нет, конечно. Он из тех, кто никогда не работает. Он не хотел делать деньги, он хотел получать их. И похоже, получил их больше, чем можно было выжать из этого завода.

Клерк удивился, почему при его словах светловолосый, с суровым лицом мужчина, сидевший напротив него рядом с женщиной, нахмурившись, посмотрел в окно на машину — на большой завернутый в брезент и туго перевязанный веревками предмет, лежавший в открытом багажнике.

— А что случилось с документацией завода?

— Какой именно, мэм?

— Производственная документация, учетно-отчетные данные… документация отдела кадров.

— О, от этого ничего не осталось. Там все разграбили. Все претенденты на завод тащили оттуда мебель и прочее представлявшее хоть какую-нибудь ценность. Шериф опечатал ворота, но это их не остановило. Все бумаги и прочие подобные вещи скорее всего забрали бродяги из Старнсвилла. Это городок внизу, на равнине. Им там сейчас приходится туго. Скорее всего бумаги пошли на растопку.

— Здесь остался кто-нибудь из тех, кто работал на этом заводе? — спросил Реардэн.

— Нет, сэр. Все рабочие жили в Старнсвилле.

— Все? — прошептала Дэгни; она подумала о руинах. — И… инженеры тоже?

— Да, мэм. Все служащие жили в этом городке. Но они давно уехали.

— Может быть, вы помните имена кого-нибудь из тех, кто работал на этом заводе?

— Нет, мэм.

— Кто из предыдущих владельцев действительно управлял заводом? — спросил Реардэн.

— Не знаю, сэр. Там было столько проблем, завод много раз переходил из рук в руки после того, как умер старик Старнс. Он построил этот завод, да что завод, пожалуй, он своими руками создал всю эту часть страны. Он умер двенадцать лет назад.

— Вы можете назвать имена всех владельцев завода после его смерти?

— Нет, сэр. Года три назад в старом здании суда случился пожар и все документы сгорели. Не знаю, сможете ли вы сейчас это выяснить.

— А вы не знаете, у кого Марк Йонтс перекупил завод?

— Знаю. Он купил его у мэра Рима, Баскома. Как завод попал в руки Баскома, я не знаю.

— А где сейчас этот Баском?

— Все там же, в Риме.

— Большое спасибо, — сказал Реардэн. — Мы к нему заедем.

Они были уже в дверях, когда клерк спросил:

— Сэр, а что вы ищете?

— Мы ищем одного друга, — ответил Реардэн. — Друга, которого потеряли и который когда-то работал на этом заводе.

Мэр Баском сидел, откинувшись на спинку стула, на нем; была грязная рубашка, а очертания груди и живота напоминали грушу. На улице было душно и пыльно. Он махнул рукой, блеснув перстнем с большим низкокачественными топазом.

— Бесполезно, леди, совершенно бесполезно. Расспрашивая людей, вы только потеряете время. В городе не осталось никого из бывших рабочих завода и никого, кто что-нибудь помнил бы о них. Из города уехало столько народу, а те, что остались, ровно ничего собой не представляют и ничем не могут быть вам полезны. Можете мне поверить, ведь я мэр этой помойки.

Он предложил гостям сесть, но не возражал, когда леди предпочла стоять на пороге. Откинувшись на спинку стула, он пристально разглядывал ее; шикарная штучка, подумал он, но ведь и мужчина, что с ней, несомненно богат.

Дэгни стояла на пороге, глядя на улицы Рима. Она видела дома, тротуары, фонари, даже вывеску, рекламировавшую безалкогольные напитки. Но все выглядело так, словно город на волосок от участи, постигшей Старнсвилл.

— Нет, никакой заводской документации не осталось. Если вы ищете это, бросьте, не стоит стараться. Это все равно что гоняться за листьями во время урагана. Кому нужны эти бумаги? В такие времена, как сейчас, люди стремятся сберечь добротные материальные вещи. Ничего не поделаешь, приходится быть практичным.

Сквозь запыленные окна виднелась гостиная его дома: на деревянном полу лежали персидские ковры, в комнате стояли переносной бар, украшенный полосками хромированной стали, и дорогой радиоприемник, на крышке которого возвышалась старинная керосиновая лампа.

— Ну конечно, это я продал завод Марку Йонтсу. Марк был хорошим парнем, веселым и энергичным. Не спорю, он недостаточно чтил кодекс, но кто из нас без греха? Конечно, он зашел слишком далеко. Этого я от него не ожидал. Я думал, что он достаточно умен, чтобы оставаться в рамках закона — вернее, того, что от него осталось.