Главный рубильник (сборник) - Сергей Малицкий

– Меня дурь не берет, – процедил он сквозь зубы.

– Знаю, – сказала она так, что он сразу понял – и вправду знает. Пожалуй, даже знает, как он однажды, выдержав пару боев против трюмной мелочи, отказался выйти против самого Армика. Отказался, потому что знал, что Армик жил дурью и всегда был под дурью. Армик был ее драгоценностью. Королем Порта. Принцем дури. Она не властвовала над ним, он ею владел. Он мог принимать ее хоть ежеминутно, вкладывать драгоценные, на вес золота, волоконца под язык и не обращаться через месяц в жалкое, исходящее соплями и мочой существо, а оставаться тем, кем становился под дурью – здоровым, быстрым, уверенным в себе, неуязвимым. Биться с таким было тем же самым, что бодаться с портовым буксиром.

Тогда служки Армика скрутили Трапа, разжали ему зубы ножом и сунули в рот сразу несколько волокон наркотика. Наверное, чтобы уравнять шансы, Армик не чурался рассуждений о справедливости. Но или дури оказалось слишком много, или Трап по своей природе не приделался бы и от одного волокна, неизвестно, но когда портового новичка выкинули на ринг, Трап оставался тем же самым, кем был до приема наркотика. Быстрым, злым, выносливым, но не самодовольным, не опьяненным силой, не неуязвимым. Может быть, именно это его и спасло. Армик прижал его в угол, сломал ему ключицу и руку, но большего не добился. Трап сам сумел ударить его несколько раз, а потом кое-что понял, подставился и от удара вылетел через канаты на пол. Тогда ему показалось, что по-другому выжить нельзя. Теперь же он думал, что Армик вовсе не хотел его убивать. Покалечить – да. Заставить просить пощады – да. А убивать нет. Иначе убил бы. Или хотел убить, но почему-то не мог на это пойти.

– У меня аллергия на дурь, – добавил Трап. – Волдыри по телу. Никакого удовольствия. Ноль.

– Знаю, – снова кивнула Кафша, мотнула головой в прозрачном колпаке. – Все знаю. В том числе и кое-что интересное. Например, как маленький мальчик, сын главного инженера Порта, в легком скафандре забрался на уходящий из системы балкер, нашел укромное местечко и продержался там десять часов. Пока аварийный маяк скафандра не выдал сообщение, что его ресурсы на исходе. Хотел посмотреть на звезды?

– Покататься, – хмуро бросил Трап. – У балкеров двойная обшивка, есть укромные места. Пазухи. Ты хорошо подготовилась, Кафша. Осталось понять, к чему. Я смотрю, скребки только повод? Да, я неплохо дерусь, не принимай Армик дурь, и его бы срубил на ринге, но я не тот ключик, которым можно открыть этот замок. Хотя совет дам. Если ты хочешь сковырнуть Армика, запомни главное. Тебе нужно всегда держать при себе надежное оружие. Приклеенное к ладони. Граната на поясе тоже пойдет. Это единственный способ умереть быстро и легко. Но даже если ты переможешь Армика, если его команда разбежится, а не затопчет тебя, помни, он всего лишь орудие. Рука, которая его направляет, никому не известна. И еще. Если ты хочешь подгрести под себя поставки на Токе дури, запомни, что в Порту ее нет. Точнее так, ее здесь много, и Армик стрижет с нее кредитки, словно пешней сбивает, но откуда она приходит, не знает никто. Или ты думаешь, что та же таможня не перебила бы канал? Таракан ни с одного корабля без досмотра на пирс не перебежит. Никто не знает, откуда берется дурь. Если бы знал хоть кто-то, кроме самого поставщика, канал давно бы перекрыли или подгребли бы его под себя.

– Знаю, – снова кивнула Кафша. – Ты идешь со мной?

– Вот ведь… – с трудом удержался от плевка в скафандре Трап. – Если бы у тебя сейчас была тысяча бойцов, я бы принялся убеждать тебя, что так дела не делаются, что и с тысячью ты Армика не сдвинешь, но у тебя и десятка нет…

– Ты идешь со мной? – повторила вопрос Кафша.

– Куда? – скрипнул зубами Трап. – На смерть? Может быть, я не все знаю, и на внутренних терминалах Порта стоят десантные линкоры? Или лайнеры с тысячами головорезов? Ты от нового хозяина? Да? Чего ты хочешь?

– Для начала встретить балкер у маяка, – осветилась улыбкой Кафша. – Встретить и, возможно, очистить его от ракушек. Знаешь, я бы не стала тебя уговаривать, много чести. Но уж больно мне нравятся твои клички. Нет, та, которой ты гордишься – «Резкий», – не очень. Есть ведь и еще одна. «Сухой»? Так? Ведь так тебя кличут в трюмах? Не из-за излишней худобы? Сколько раз тебя пытались убить, Трап?

– Достаточно раз, чтобы мне это надоело, – ответил Трап.

– Но ты всегда выходил сухим из воды, – продолжила Кафша. – Тебя даже покалечить толком не сумели. Ты можешь сколько угодно сетовать на свое невезение, парень, но все говорит об обратном. Ты ведь пойдешь со мной? Конечно, если не боишься.

– Боюсь, – буркнул Трап. – Как все нормальные люди. Если ты не боишься, Кафша, значит ты и вправду больна. Может быть, я тоже болен. Так многие считают.

– Но не я, – качнула головой за стеклом шлема Кафша.

– Ой ли? – усомнился Трап. – Что ж, давай посчитаем. Три аргумента уже есть? Выходит, я в твоей команде боец, специалист по балкерам, да еще и «Сухой». Статуса любовника для полного комплекта не хватает, ну да ладно. Вдруг и вправду душ принимать вместе с тобой опасно?

– Болтаешь много, – ее голос вновь наполнился сталью. – Ты идешь со мной?

– Да, – выдавил сквозь сомкнутые губы Трап. – Но только потому, что ты срубила тогда меня в раздевалке. Уверена, что остальная троица тебя не подведет?

– Увидим, – ответила Кафша. – Ты ведь прав, Трап. Бояться есть чего. Или мы Армика, или он нас.

Страх был чем-то вроде черной воды в темной пропасти. Ты сам – шнур, прочный трос, натянутый между скалами. Стоит чуть ослабнуть, и поганая вязкость захлестнет тебя. Это не значит, что ты должен жить со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами, наоборот, легкость, расслабленность необходима, но страх должен плескаться в отдалении. То, что ты его слышишь, уже достаточно.

Отец учил этому Трапа, пока тот не забрал самовольно файлы из престижного колледжа и не отдал их в школу пилотов. Но еще до того дня, когда упрямый мальчишка отправился в свободное плавание, Трап успел задать отцу несколько вопросов. Главным из них были два. Первый касался тех, кого страху удалось захлестнуть. Что стало с ними? Отец, сидевший в удобном кресле на веранде особняка, отложил свежую хрустящую газету, вгляделся в море, раскинувшееся от черных скал и белых пляжей до горизонта, и сказал:

– По-разному. Большинство тонет, гибнет в страхе. Некоторые превращаются в пресмыкающихся в нем. Но есть и те, кто сами становятся страхом. Собственно именно ими эта пропасть и полнится.

– А ты? – мальчишка опустился на мраморные плиты рядом. – А ты натянут или уже нет?

– Уже нет, – медленно проговорил отец. – Но я не захлестнут страхом. Считай, что я свернул свой трос и оставил его на одной из скал.