Как убить свою семью - Белла Маки

чушь. Просто пытаюсь подвести итог тому, в каком замешательстве я был из-за всей ситуации. Саймон был очарователен и интересовался мной, и я признаю, это немного меня подкупило. Но я никогда не чувствовал себя комфортно в его компании и испытывал облегчение, когда переговоры подходили к концу. Я понимал это так: он заплатит за мое содержание до совершеннолетия, и я смогу позаботиться о своей семье. И дело в шляпе. Я бы никогда не стал шантажировать его или проворачивать что-то грязное. Если б он отклонил мою просьбу, я бы ушел. Я слишком горд, умолять не собирался. Я надеялся, что он будет вести себя по-джентльменски, и в какой-то степени так оно и вышло. Но Саймон ведь тоже получал что-то от этого. Ты не станешь таким богатым без постоянной услуги за услугу. Я думал, мое молчание было рычагом давления, но я был совершенно неправ.

После того как он сделал банковский перевод (от своего бухгалтера к моему, в комплекте с договором о неразглашении, таким строгим, что хочется плакать), он пожал мне руку и заказал выпивку. В ту ночь мы провели вместе почти шесть часов в отдельной комнате в одном из лучших ресторанов Сохо, где стейк стоил шестьдесят восемь фунтов, а официанты не смотрели в глаза. Это было похоже на свидание, и каждый раз, когда он заказывал еще одну бутылку, я закрывал глаза на абсурдность всего происходящего. Я продолжал пытаться уйти, но Саймон с раздражением отмахивался от моих попыток.

— Мы узнаем друг друга получше, сын мой! Что может быть важнее?

Затем он погружался в другую историю о своей изобретательной бизнес-стратегии или объяснял, как бы он обдурил конкурента, будучи более безжалостным. Я вернулся домой и лег в постель около трех, зная, что через три часа мне снова придется вставать. Проснулся в шесть утра, моя голова трещала по швам, а руки дрожали. Я взял свой телефон и увидел, что Саймон уже написал мне: «Футбол в эти выходные. Увидимся за завтраком перед матчем». Несмотря на то что разум был окутан туманом, я понял, что обрубить концы не получится. Саймон заплатил, и теперь он хотел, чтобы я был в его власти. Было ли это потому, что я ему нравился или он был рад давно потерянному сыну? Возможно. Хотя, скорее всего, просто хотел контролировать ситуацию, контролировать меня. Если б ему пришлось терпеть уязвимое положение, он бы попытался получить от этого хоть что-то, что угодно. Даже если бы я не хотел. Особенно если бы я не хотел.

Не знаю, что бы я сделал, продолжи играть роль сына в течение нескольких лет. Всего через пару недель после передачи денег это было уже просто невыносимо, Грейс. Мой восторг прошел быстро, и Саймон начал относиться ко мне так же, как ко всем остальным. Это означало, что я должен был являться по первому зову. Он звонил, когда я был в офисе, и если я не брал трубку, то просто звонил снова и снова. Однажды я перевел свой телефон в режим полета на восемь часов, просто чтобы не видеть мигающий огонек краем глаза. Когда я подключился к сети, появилось три текстовых сообщения от него, в одном он называл меня «ленивым мудаком». Сообщение было приправлено его обычной шуткой, но было очевидно — он имел в виду именно это.

Я продолжал как можно чаще бывать дома. Моя мать чувствовала себя немного лучше, хотя все еще была одержима садоводством. Конечно, я не сказал Лотти, что провожу так много времени с Саймоном. Я ничего ей не сказал. Долг за учебу был выплачен, ипотека погашена. Лотти не спросила, как мне все это удалось. Это заставило меня разозлиться на минутку, — она приходила на все готовое и никогда не думала, каких усилий это стоило. Но это было невеликодушно с моей стороны. Нельзя было даже допускать самой мысли, что мама узнает о моем поступке ради семьи. Она была недостаточно сильной. Возможно, Лотти никогда не будет достаточно сильной.

Саймон только один раз упомянул мать в моем присутствии. После нашей первой встречи я задался вопросом, действительно ли он помнил ее. Было ясно, она не единственная, кого Артемис обрюхатил, так что если Лотти была размытым пятном в его памяти, не стоило удивляться. Но как-то он взглянул на мой телефон, когда выскочило уведомление о сообщении, и заметил заставку.

— Это твоя мама? — его взгляд направлен на фотографию Лотти и моих сестер на лужайке перед нашим домом; я кивнул, но слегка напрягся, не желая, чтобы он видел мою семью или очернял нашу жизнь. — Господи, время не щадит женщин. В двадцать пять ты ложишься в постель со знойной красоткой, а просыпаешься в пятьдесят со своей бабушкой.

Раскаленная добела ярость охватила мое тело, жар залил лицо. С излишней драматичностью я опрокинул маленький барный стул и вышел, хлопнув дверью. Саймон прислал мне ящик вина позже тем же вечером. Мой сосед по дому Бен принес его мне и спросил, кто купил мне пойло стоимостью пять тысяч фунтов. По крайней мере, это было хорошее вино, а не та муть, которую Саймон продавал под своим собственным лейблом. С вином или без вина, было слишком поздно. Я решил, что покончил с этим объявившимся отцом. Я собирался написать ему письмо, в котором объясню, что благодарен ему за помощь, но подчеркиваю — провел двадцать три года с замечательным отцом и не искал ему замену. Я почувствовал облегчение, когда излил все на бумагу. Его мир был удивительным, но мне хотелось вернуться в свой.

И все могло кончиться. Да, он бы вскипел, но что оставалось? Мое существование было бомбой замедленного действия в его жизни, и это не изменилось бы. Он никогда бы не рассказал обо мне своей жене или дочери. Я и не хотел. Лучше пожать друг другу руки и разойтись в разные стороны — я был уверен, в конце концов он это поймет.

Но в ту ночь родители Саймона погибли в автокатастрофе. Я узнал об этом, когда он позвонил мне, рыдая, на следующее утро. Письмо лежало у меня в сумке, готовое к отправке по дороге в офис. Вместо этого я отпросился с работы (сослался на чрезвычайную семейную ситуацию и почти не соврал) и направился в дом Саймона в Хэмпстеде. Он сказал, его жена и дочь были в Монако, и попросил приехать. Я не монстр и не мог оставить мужчину плакать в одиночестве.