Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель

93

Я снова стала рабыней.

Может быть, это у меня в генах, может быть, такова моя судьба? Может, я родилась, чтобы познать рабство, и ничего, кроме рабства?

Нет, я узнала любовь, страсть, дружбу.

Грег все твердит, что Изри обращался со мной, как с рабыней. Он готов сказать что угодно, лишь бы заставить меня страдать.

Когда он уходит из дому, то запирает меня в шкафу. Я сплю на полу, как собака. У меня нет даже одеяла, лампы, моих книг или Батуль. Только старые вещи моего мучителя, чтобы хоть как-то согреться.

У меня больше ничего нет.

Я стала воплощением его мечты, его добычей. Женщиной, которую Грег украл у Изри.

Когда он возвращается домой, то выпускает меня, чтобы я убрала дом, погладила белье или приготовила еду. С тех пор как я попыталась его убить, он не спускает с меня глаз. Ни на секунду. И каждый вечер или днем, если ему хочется, набрасывается на меня и заставляет с ним спать.

Вначале я сопротивлялась. Сражалась, как тигрица. Била его, кусала, материлась. Но потом я поняла, что это бессмысленно. Более того, мне кажется, его это лишь сильнее возбуждало.

Поэтому теперь я лежу без движения. Стискиваю зубы и закрываю глаза. Отдаю ему свое тело и мысленно улетаю далеко-далеко.

Подальше от пыток и от жестокости.

Чтобы быть рядом с Изри.

Как-то мы гуляли в окрестностях у Василы и увидели с Изри старинные солнечные часы на одном из полуразрушенных фасадов дома. Внизу была надпись на латыни. Vulnerant omnes, ultima necat. Когда мы вернулись в Монпелье, я нашла, что значит эта фраза. Каждый час ранит, последний убивает.

Каждый час ранит. И убивает последний.

Сейчас я понимаю, до какой степени это верно. Мне еще нет и семнадцати лет, а я уже познала рабство, унижения, оскорбления, наказания. Меня били так сильно, что я чуть не умерла. Мне всадили в руку гвоздь, меня лишали пищи. Лишали всех прав человека. Межда меня изнасиловала. Грег насилует меня каждый день.

А мне нет еще и семнадцати.

Но самое страшное – это ложь.

Лгали моему отцу. Лгали Изри.

Лгали тем, кого я люблю больше всего, чтобы они поверили в то, что я дурная.

Мой отец умер, думая, что я неблагодарная, что я его предала. Он умер, так и не узнав правды. А что будет с Изри?

Ранят ли меня следующие часы еще сильнее?

Vulnerant omnes, ultima necat.

Меня ранили все прошедшие часы, и последний час меня убьет.

Так что, в конце концов, несмотря на всю мою любовь к Изри, я молюсь, чтобы этот час поскорее настал.

* * *

– Хамед согласен. Пятьсот тысяч за каждого.

Тармони нервничает, утирает бумажным платком лоб.

– Отлично, – говорит Изри. – Когда?

– Он должен подобрать людей. Я буду держать тебя в курсе.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Я смог получить информацию от одного легавого… мне это стоило дороговато, но…

– Слушаю, – перебивает его Изри.

– Им действительно позвонили перед вашим арестом. С неизвестного номера.

– И?

– И вас сдала женщина. Они не знают, кто она.

– Женщина? – повторяет Изри.

– Она им сказала, что племянника Сантьяго убили вы с Маню. Они решили вас задержать и обыскать дом, надеясь найти улики. И они нашли ДНК убитого в машине Маню и в ангаре, который ему принадлежит. На месте убийства нашли и твои отпечатки. Что, впрочем, не доказывает твоего участия в убийстве. Но об этом ты и так знаешь…

Изри закуривает и делает несколько шагов по холодной комнатенке.

Вас сдала женщина.

Нет, не может быть…

– Грег звонил вчера вечером, – продолжает Тармони. – Таму он не нашел. И…

Адвокат медлит, и Изри снова садится за стол:

– И что?

– Тристан Перез тоже исчез.

Изри сжимает кулаки:

– Я так и знал… Черт, я так и знал!

Он смотрит Тармони прямо в глаза.

– Он покойник. Покойник… Убью обоих.

Он встает и зовет охранника.

– Найди их, – приказывает он Тармони.

* * *

Я стою на коленях на ковре, опустив голову. Грег сидит в нескольких метрах от меня и уплетает ужин, который я ему приготовила. Он смотрит на меня, как на свою собственность.

Вот во что я превратилась.

В собственность. В вещь. Почти в робота.

– Кстати, забыл сказать… Тармони мне сообщил, что полицейским позвонила женщина… Ну, ты поняла, я про звонок, из-за которого они попали за решетку. Я уверен, что адвокат и Изри об этом сказал, так что не удивлюсь, если он на тебя думает, раз их сдала тетка!

– Из никогда в это не поверит, – шепчу я.

– Поверит, поверит… Еще как. Я ведь и правда заплатил одной девке, чтобы та позвонила легавым… Но главное – Тармони сообщил Изри, что ты сбежала со своим дорогим Тристаном!

Это удар. В самое сердце. Но я никак на него не реагирую. Я слишком раздавлена.

– Адвокат начал копать, поэтому я избавился от него. Ну, то есть от Тристана! Да уж, не повезло ему, что тебя встретил, дорогуша… Сначала его избил Изри, а теперь… Я пустил ему пулю в лоб и скинул труп в реку. На корм рыбам!

Я падаю на пол, будто меня ударили по голове чем-то тяжелым.

– Что такое, Тама? – ухмыляется Грег. – Сходи-ка за вином.

Я не двигаюсь с места, меня словно приколотили к ковру.

– Оглохла? Пить хочу.

Я смотрю на пол; перед моими уставшими глазами пестрит шерстяной рисунок ковра. Он становится цвета крови, цвета ярости, цвета боли. Грег подходит ко мне:

– Пошевеливайся.

Я ничего не отвечаю. Слова ничего не изменят. Я просто жду своего последнего часа.

Того, который наконец меня убьет.

Грег хватает меня за волосы и рывком ставит на ноги. Потом толкает в направлении кухни. Я спотыкаюсь, падаю. Я отказываюсь идти.

Тогда он меня бьет. Изо всех сил. Я не кричу, не стону. Молчу как мертвая. Когда он заканчивает изливать на меня свою ненависть, то расстегивает ремень и опускается на колени. Он задирает мне юбку и насилует.

Я потеряла Изри, я убила Тристана. Да, я заслуживаю только смерти.

94

Они вернулись домой около полудня, и девушка взяла Гайю под уздцы, чтобы отвести в конюшню. Она посмотрела, как Габриэль снимает седло, чистит щеткой свою лошадь, вытирает подковы, и сделала так же.

Он сказал, что для новичка она справилась довольно неплохо.

– Понравилась прогулка?

– Очень! Но было больновато, – ответила она, положив руку