Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург

Земельная реформа, таким образом, осуществлялась – но не в виде разрушения жизнеспособной части крупного землевладения и не в виде «благотворительной» прирезки земель всем крестьянам без разбора, – а в виде поощрения хозяйственных элементов крестьянства. Интересам лучших, крепких элементов, этой опоры государственного хозяйства, отдавалось предпочтение перед уравнительными и благотворительными соображениями.

Последствия этого закона могли сказаться не сразу; он был не агитационным приемом для успеха на выборах, а крестьянской реформой, в корне изменявшей общее положение в деревне. Такой закон – как показал опыт России и многих стран – было бы нелегко провести через какой-либо парламент.

Наряду с Крестьянской реформой кабинет П. А. Столыпина провел по 87-й статье еще несколько важных мер: указ 14 октября о свободе старообрядческих общин; указ 15 ноября об ограничении рабочего дня и о воскресном отдыхе приказчиков; отмену преследований за тайное преподавание в Западном крае (то есть разрешение обучения, в частном порядке, на польском языке). Распоряжением министра народного просвещения был допущен в 1906 г. прием учащихся в высшие учебные заведения без процентной нормы. «Общий вопрос о правах евреев, – было при этом объявлено, – будет подлежать обсуждению Государственной думы, и так как это вопрос народной совести, то Государственная дума и должна высказаться, как его решить». Проект некоторого расширения прав евреев, одобренный Советом министров, вызвал резкие нападки в правой печати. Государь отказался его утвердить.

Избирательная кампания во Вторую думу началась рано, еще в конце ноября. На этот раз в ней участвовали и крайние левые. Боролось, в общем, четыре течения: правые, стоящие за возвращение к неограниченному самодержавию; октябристы, принявшие программу Столыпина; кадеты и «левый блок», объединивший социал-демократов, социалистов-революционеров и другие социалистические группы.

Устраивалось много предвыборных собраний; на них шли «диспуты» между кадетами и социалистами или между кадетами и октябристами. Правые держались в стороне, устраивая собрания только для своих.

Правительство Витте в свое время совершенно пассивно отнеслось к выборам в Первую думу; со стороны кабинета Столыпина были сделаны некоторые попытки воздействовать на выборы во Вторую. При помощи сенатских разъяснений был несколько сокращен состав избирателей в городах и на съездах землевладельцев. Партиям левее октябристов было отказано в легализации, и только легализованным партиям было разрешено раздавать печатные избирательные бюллетени. Эта мера никакого значения не получила: и у кадетов, и у левых оказалось достаточно добровольных помощников, чтобы заполнить от руки требуемое количество бюллетеней.

Но избирательная кампания носила новый характер: при выборах в Первую думу никто не защищал правительство; теперь же борьба шла внутри общества. Самый этот факт был уже существеннее, чем то, кто получит большинство на выборах. Некоторые слои населения – более состоятельные слои – почти целиком повернулись против революции.

Избрание выборщиков происходило в январе. В обеих столицах кадеты сохранили свои позиции, хотя и сильно растаявшим большинством. Они победили и в большинстве крупных городов. Только в Киеве и Кишиневе на этот раз одержали верх правые (избраны были епископ Платон и П. Крушеван), а в Казани и Самаре – октябристы.[128]

Гораздо более пестрыми были результаты по губерниям. Там сыграла свою роль аграрная демагогия, и крестьяне выбирали в Думу тех, кто более резко и решительно обещал им землю. С другой стороны, среди землевладельцев проявилось то же резкое поправение, как на земских выборах, и в Западном крае Союз русского народа имел успех среди крестьян. Поэтому одни губернии посылали в Думу социал-демократов, социалистов-революционеров и трудовиков, а другие – умеренных и правых. Бессарабская, Волынская, Тульская, Полтавская губернии дали наиболее правый результат; поволжские губернии – наиболее левый. Кадеты потеряли почти половину своих мест, а октябристы усилились очень мало. Вторая Дума была Думой крайностей; в ней громче всего звучали голоса социалистов и крайних правых.[129] Но за левыми депутатами уже не чувствовалось революционной волны: выбранные крестьянами «на всякий случай» – авось правда «исхлопочут» землю, – они не имели реальной поддержки в стране и сами удивлялись своей многочисленности: 216 социалистов на 500 человек!

Выборы во Вторую думу совпали с выборами в Германии: рейхстаг был распущен по вопросу о новых кредитах на войну в Юго-Западной Африке; на выборах (в январе 1907 г.) социал-демократы потерпели поражение (из 81 места они сохранили только 42); избирательная кампания обнаружила в германском народе растущий интерес к вопросу о колониях. Из других стран за 1906 г. и начало 1907 г. наибольшие перемены произошли в Австрии, где по инициативе правительства было введено всеобщее избирательное право. «Движение воды», вызванное этим шагом, толкнуло австрийское правительство на путь более активной внешней политики. Во Франции в 1906 г. был избран президентом радикал Фальер, и выборы в палату, давшие победу левым, привели к власти первый кабинет Клемансо. В Англии небывалый разгром консерваторов на выборах того же года открыл эру Асквита и Ллойд Джорджа, социальных реформ и борьбы с палатой лордов. Непосредственным последствием русских событий было введение конституции в Черногории.

Насколько торжественным было открытие Первой думы, настолько буднично прошло 20 февраля 1907 г. открытие Второй. Правительство заранее знало, что в случае неработоспособности этой Думы она будет распущена и избирательный закон будет на этот раз изменен. А население мало интересовалось новой Думой.

По своему личному составу Вторая дума была беднее Первой: больше полуграмотных крестьян, больше полуинтеллигенции; граф В. А. Бобринский назвал ее «Думой народного невежества». Было меньше людей с высшим образованием: они преобладали только у правых и в польском коло, которое возглавлялось лидером национал-демократов Р. Дмовским. Правые на этот раз провели в Думу нескольких энергичных ораторов (В. М. Пуришкевича, В. В. Шульгина, епископа Евлогия, графа В. А. Бобринского, П. Н. Крупенского, П. В. Новицкого и др.). Они не давали спуску левым: начинали протестовать, как только с трибуны раздавались революционные выпады, срывали ораторские эффекты возгласами с мест, шумно приветствовали представителей власти. Правые (и обычно примыкавшие к ним умеренные) составляли одну пятую Думы. Немного более одной пятой имели кадеты с примыкавшими к ним мусульманами; более двух пятых – социалисты. Роль решающего центра принадлежала не кадетам, а польскому коло; когда оно присоединяло свои голоса к социалистам, кадеты и правые оказывались в меньшинстве.

Если среди кадетов было несколько видных ораторов (Ф. И. Родичев, В. А. Маклаков, А. А. Кизеветтер), то многочисленные социалисты, кроме молодого грузинского социал-демократа И. Г. Церетели и большевика Г. А. Алексинского, не выделили ни одного хорошего оратора, а говорили они немало.

Лучшим оратором во Второй думе, по признанию и друзей и врагов, оказался председатель Совета министров П. А. Столыпин. Его выступления были наиболее яркими, запомнившимися моментами в истории Второй думы.

Когда в заседании 6 марта П. А. Столыпин выступил с декларацией и развернул обширный план реформ, сразу почувствовалась перемена против времен Первой думы: никто не кричал «В отставку!», заключительные слова премьера были покрыты аплодисментами справа, а фракции думского большинства в качестве демонстрации решили воздержаться от прений и принять простой переход к очередным делам. Но с этим не согласились социал-демократы; их ораторы начали выступать с резкими речами; справа их перебивали возгласами «Долой! Ложь! У вас руки в крови!». На каждую речь социал-демократы отвечали двумя речами. Говорило свыше двадцати ораторов. Демонстрация «презрительного молчания» совершенно не удалась.

Прения закончились кратким и энергичным выступлением Столыпина: «Правительству желательно было бы найти тот язык, который был бы одинаково нам понятен… Таким языком не может быть язык ненависти и злобы; я им пользоваться не буду». Столыпин указал, что власть «должна была или отойти и дать дорогу революции… или действовать и отстоять то, что было ей вверено… Правительство задалось одною целью – сохранить те заветы, те устои, те начала, которые были положены в основу реформ императора Николая II. Борясь исключительными средствами в исключительное время, правительство вело и привело страну во Вторую думу. Я должен заявить и желал бы, чтобы мое заявление было услышано далеко за стенами этого собрания, что тут волею Монарха нет ни судей, ни обвиняемых и что эти скамьи не скамьи подсудимых – это место правительства. (Аплодисменты.) Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства – но иначе оно должно отнестись к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти паралич и мысли и воли, все они сводятся к двум словам – «руки вверх». На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: «не запугаете».