Возрождение (СИ) - Воронин Дмитрий Анатольевич

— Приятного аппетита.

Арраук вскинул бровь и уставился на дядю Фёдора.

— В нашем мире это вежливое приветствие, обращённое к тем, кто сидит за пиршественным столом, — пояснил тот. — Заодно и пожелание испытать наслаждение от пищи.

— А, понял, — клыкастый окинул меня чуточку насмешливым взглядом. — Пррошу к столу, дррузья. Дела подождут.

— Штурма сегодня не будет? — деловито поинтересовался дядька.

— Может и будет, — фыркнул арраук. — А нам-то что до того? Или ты думаешь, дрруг, что звон мечей испорртит тебе удовольствие от тррапезы?

Дядька усмехнулся, уселся и придвинул к себе деревянную доску, заваленную ломтями слегка дымящегося жареного мяса.

— Миша, угощайся, — он подхватил со стола небольшой, грамм на триста, кубок и плеснул в него вина. — Не стесняйся, здесь церемониймейстеров не водится. Как и вилок, кстати.

Спорить я не стал. И в самом деле, когда я ел-то последний раз? Утром, как проснулся. Потом была дорога, затем встреча с Галей, порталы, крепость, стычка, в которой я позорно так и не сумел принять участие, блуждание по коридорам. Да и запах такой, что не устоять.

Мясо и в самом деле таяло на языке. И вкус необычный…

— Это свинина? — спросил я, уже нутром чувствуя, что подобные вопросы задавать в чужом для меня мире, вообще говоря, не стоит.

— Откуда здесь свиньи, — нарочито равнодушным тоном заметил дядька. — Это такой… гм… мясной червяк. Толщиной с холодильник, длиной метра четыре. Сплошной белок, к тому же, как считают наши гостеприимные хозяева, весьма положительно влияет на потенцию.

Ник, услышав это, явственно позеленел. А я лишь хмыкнул. Французы, вон, лягушек трескают за милую душу, китайцы — так те, по слухам, жареной саранчой не побрезгуют. Подумаешь, червяк…

— Вкусно, — сообщил я родичу не без рисовки. — А перец тут найдётся? Или хрен.

Молодой волшебник позеленел ещё больше.

— Руф, — дядя Фёдор внимательно посмотрел на господина Гордона, словно следователь на задержанного, — прости за прямоту, но я бы хотел услышать историю о том, как вы здесь оказались. Насколько я понимаю, экзорцисту из Сольфелла совершенно нечего делать в горах Элланы. Как и в лесах.

— Мне почему-то кажется, дрруг, что будет прравильней оставить вас наедине, — заметил арраук.

Дядька покачал головой.

— Не стоит, Урмас. Твои мудрые советы могут оказаться весьма полезны.

— Как пожелаешь.

Взгляд дяди Фёдора снова упёрся в экзорциста.

— Тебе нужная краткая версия, Теодор, или полная? — Гордон добродушно улыбнулся.

— Можно кратко, но обязательно правдиво.

— С этим проблем не будет, — кивнул Руфус. — Если кратко, то… Галя или, точнее, Гэль поведала нам об уничтожении расы суаши, о том, что сделал маг Войтен и о той роли, что отведена вам, суашини, в великом деле возрождения исчезнувшей расы. Рассказала и о тех, кто желает вам помешать.

— Гэль рассказала столь многое? — похоже, экзорцист сумел здорово удивить моего родственника. Дядька буквально буравил собеседника взглядом, в котором теплоты и дружеских чувств не наблюдалось абсолютно.

— Думаю, далеко не всё, — пожал тот плечами. — Но достаточно много. Как я понимаю, девушка, которую вы сопровождаете, и есть возрождённая суаши?

Наверное, я выглядел круглым идиотом. Сижу, хлопаю глазами и не забочусь о том, чтобы придерживать отвалившуюся челюсть. Признаться, пока я мало что понял, но… дядька — не человек? Или не вполне человек? Или «суашини» — это что-то вроде тайного ордена? Блин, что происходит? Стоп, он же мой родственник, брат отца… то есть мы, как у Киплинга, «одной крови». Хотя, выходит, о дяде Фёдоре я знаю до обидного мало. А то, что знаю — возможно, ложь. Ну хорошо, пусть не ложь, а легенда. Можно подумать, терминология что-то меняет.

— Понятно, — дядька задумался, затем сокрушённо покачал головой. — Что ж, тогда не вижу смысла держать Лену в неведении. Друг Урмас, соблаговоли послать кого-нибудь, пусть девушку приведут сюда.

Пока тот самый молодой абориген, что любезно указал нам дорогу к пиршественному залу, бегал за Леночкой, никаких серьёзных разговоров не велось. Я продолжал уплетать розовые ломти мяса, мысленно запретив себе думать о том, из кого их нарезали — дядька мог и прикольнуться, а мог ведь и правду сказать. Руфус не отставал, явно придерживаясь точки зрения, что есть надо, пока дают, потому что потом могут и не дать. Наш уважаемый хозяин вышел из зала, дабы, по его словам, отдать кое-какие распоряжения. Ник, справившись с тошнотой, медленно цедил вино, стараясь, на всякий случай, не цеплять взглядом разложенное на столе угощение.

Дядя Фёдор сидел молча, явно погруженный в очень важные и очень сложные думы. Раньше я бы предположил, что он тщательно взвешивает имеющуюся в распоряжении информацию, чтобы решить — что выложить сейчас, а о чём временно умолчать. Но это раньше. Сейчас меня не оставляла мысль о том, что дядька — если он вообще мне дядька — прикидывает, как поубедительнее соврать.

Я, вообще говоря, не являюсь идейным противником лжи. Начать с того, что ложь и смертным грехом не является… я так понимаю. Грех, но не смертный. Да и в знаменитых десяти заповедях ложь упоминается только в контексте «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего», то есть, та ложь, что имеет целью опорочить репутацию человека необоснованными подозрениями, злословием или сплетнями. Правда, толкователи отмечают, что и умышленное замалчивание правды является нарушением заповеди, если может повредить другим людям. Попадает ли под это дело преувеличение, фантазия — не знаю. Или, скажем, пресловутая «ложь во спасение»? Если лгать ради низменных целей — это, вроде бы, действительно плохо, то ради благих, быть может, и нормально. Да и вообще, в жизни каждого человека найдётся место мыслям, событиям или явлениям, о которых ему очень не хочется кому-то рассказывать, а на прямой вопрос так и тянет подсунуть не голую правду, а чистую выдумку или аккуратную подтасовку. Правда, при этом, служители церкви всё-таки настаивают на том, что лгать грешно в любой ситуации… что не мешает им самим, при острой необходимости, пользоваться сим инструментом.

Когда мне лгут — это неприятно. Даже если я предполагаю, что делается это из самых добрых побуждений. Но поскольку и сам я не являюсь в этом смысле «белым и пушистым», то и отношусь к данному явлению довольно спокойно. Безусловно, за все время нашего с дядей Фёдором сотрудничества, ситуация с недоговоренностью, сокрытием истины или прямой ложью возникала не раз. Но я, честно говоря, и не предполагал, что это всё имеет столь серьёзные масштабы. Тут уж поневоле начинаешь вспоминать всё услышанное ранее и прикидывать, что могло быть правдой, что полуправдой, а что и вовсе… И где гарантия того, что сейчас дядька будет откровенен? Нет никаких гарантий.

Мадемуазель Друзова появилась на пороге, оглядела собравшихся, не проявляя особого интереса к незнакомым лицам, тихо поздоровалась, бочком вдоль стеночки протиснулась к свободному участку скамьи и села. Наверное, тут дядя Фёдор душой не покривил, выглядит она и в самом деле сонной, словно транквилизаторов переела. Почти сразу вслед за ней вернулся и хозяин крепости, как его, суарр. Он повторно осведомился, не пожелает ли «дрруг Оррин», чтобы его оставили наедине с другими людьми, получил в ответ уверения в полнейшем доверии, и занял принадлежавшее ему место во главе стола.

— Ну вот, все в сборе, — дядька смахнул с себя задумчивость, но дружелюбно и открыто улыбаться не стал. — Прежде всего, хочу сказать следующее. Нас сюда привели разные пути. С уважаемым Руфусом меня связывает давнее знакомство, но вас, Ник…

— Николаус дер Торрин, к вашим услугам, — юноша склонил голову, но зад от скамьи отрывать не спешил. — Можно просто Ник. И на ты, я уже понял, что на вашей Земле это принято среди… знакомых.

— Спасибо. Так вот, тебя, Ник, я пока не знаю. Гэль поведала вам многое, но я пока не представляю, почему она это сделала. И очень хочу узнать. Это Михаил, вы уже знакомы. Длительное время он был… собственно, и является моим компаньоном.