Сны принцессы Лилиан - Яна Дубинянская

Брюни и сам заметил.

Все это, в общем-то, притянуто за уши, - твердил он себе по дороге в компьютерный отсек. Не преступление - находиться на рабочем месте или где-нибудь еще, даже теперь, когда большинство людей на "Атланте" заперли свои шок и потрясение по каютам. Не преступление - более всего на свете ценить компьютер и профессионально восхищаться чудовищной с моральной точки зрения программой. Нельзя выносить человеку обвинение только потому, что косвенные улики против него красиво выстраиваются ровной цепочкой. Будем объективны. Постараемся, черт возьми, быть объективным!..

Он ворвался в компьютерный отсек.

Здесь ничего не изменилось за последние несколько часов. Серые мониторы по стенам и съежившаяся спина программиста Олсена. И еще еле слышный голос оттуда, из-за спины. Брюни прислушался, остановившись у входа.

- ... Я не жалуюсь, Том, отец должен знать правду! Я тебе говорила, что сыновья межзвездных героев никогда не позволяют себе?.. а сейчас папа сам тебе скажет. Скажи ему, Марк!..

Олсен будто что-то спросил - совсем тихо, слов не разобрать. Звонкий мальчишеский голос в ответ: "Знаешь, па..."

Что-то липкое зашевелилось в горле; Селестен сглотнул. Незваное, но совершенно отчетливое чувство: никто посторонний не имеет права тут находиться. Даже начальник экспедиции. Даже с целью установления истины.

Программист Олсен вдруг резко обернулся. Изображение на экране за его спиной уже стало мертвой статичной картинкой. Маленькая темноволосая женщина и худой белобрысый парнишка... Виртуальные жена и сын. Для компьютерщика, должно быть, - почти живые, почти настоящие.

- Слишком простая прога, - с горькой усмешкой проговорил Марк. Минимальное дерево вариантов. Я пытаюсь поговорить с ними... пробую, пробую... и уже третий раз - одно и то же.

Брюни прикусил изнутри губу:

- Я уже ухожу.

Развернулся, шагнул к выходу; створки разъехались перед ним. Коротко бросил через плечо:

- Не стоит, программист Олсен.

Сразу за дверью он раскрыл блокнот и удалил фамилию Олсена из куцего столбика.

* * *

Может быть, напрасно. Возможно, все это - лишь изощренная игра, рассчитанная именно на такую реакцию с его стороны. Но меньше с тем. Очевидно, что гораздо правильнее будет зайти с другой стороны. А именно перейти ко второму столбцу.

Селестен поморщился. Не хотелось; ох как не хотелось... Он лукавил с собой, ссылаясь на "путь наименьшего сопротивления". Это скорее путь наибольшего разочарования в людях и постулатах, неотвратимого крушения того немногого, что еще осталось и ему, и всем остальным, кроме... Если он действительно среди них: тех, о ком они с Арчи спорили ночами, тех, с кем в полете связывали невидимые сверхпрочные нити корпоративной солидарности, а потом, начиная с предварзондов и дальше, в экспедиции, - дружба того порядка, на какую способны только люди самого высокого интеллекта.

Но элементарная логика подсказывает, что именно такие люди способны и на постановку грандиозной экспериментальной мистификации, и - что немаловажно, - на неподъемные для обычного человека жертвы ради и во имя. Настоящий ученый всегда большей или меньшей мерой фанатик; а они с братом набирали в команду таки настоящих ученых, - Караджани, разумеется, не в счет.

Почти квадратный столбик в правой части карманного монитора... Селестен захлопнул блокнот. Эти имена и досье он знал наизусть.

Йожеф Корн. Воплощенный педантизм, в зависимости от ситуации восхищающий либо доводящий до белого каления. Он, биолог Брюни, налетавший с физиком Корном три Ближние экспедиции, знал о нем как об ученом всё. Как о человеке - трудно сказать; но Йожефа-просто человека, вне пределов физики, пожалуй, и не существовало. Его пятнадцатилетний бездетный брак был чем-то вроде необходимой составляющей джентльменского набора, не более. У него не было никаких хобби, ни единой отдушины, отвлекающей от науки, ни минуты свободного от нее времени.

Мог ли он быть автором или соавтором проекта "Первая Дальняя"? Селестен вздохнул: мог. Аберрация времени - это все-таки из области физики. И бесспорно, что физик Корн с его почти маниакальной дотошностью непременно взялся бы отследить весь ход эксперимента до мельчайшей детали - сам.

А Джино Растелли? Конечно, экспедицию с Земли на Землю трудно увязать с планетологией, априори внеземной наукой. Но Растелли - Арчи, рецензировавший когда-то его диссертацию, потом не то что бы поддерживал с ним дружеские отношения, но не выпускал из виду, - был не из тех, кто сидит на одном месте, любит одну женщину и занимается одним делом. Экспансивный, увлекающийся, фанатичный и гениальный во всем, чего каким-то образом касались его руки; страшно подумать, каких высот он достиг бы, если бы бил в одну точку. Впрочем, он и без того немало достиг...

В общем, планетолог Растелли тоже мог быть тем самым человеком.

Ляо Шюн... Вот уж кто ни в коем случае не доверил бы чужим глазам лицезреть результаты своего опыта. А элитарная, престижная специальность контактолога тем не менее всегда воспринималась с легкой усмешкой по причине полной невостребованости в наше - теперь уже прошлое - время. Никто не ожидал от Ближних экспедиций контакта с иными цивилизациями, а время настоящей Первой Дальней лежало за пределами человеческой жизни. Прыжок вперед, фальшивая экспедиция ради будущей подлинной, и всё это опираясь на безграничную веру в прогресс... Может быть? Вполне.

... Селестен Брюни вошел в зимний сад. Темнозеленая монстера, жизнелюбивое растение, которое он с самого старта взял под свою защиту, за время его отсутствия на борту разрослась, кажется, еще сильнее. На кончиках огромных разлапистых листьев сконденсировались маленькие капельки, похожие на слезы. Здесь по-прежнему пахло дождем; кто-то забыл отключить его любимую опцию...

Итак, к чему мы пришли? Да ни к чему. Если имена членов технического состава одно за другим пропадали из столбика, так это только от недостатка информации о них. Об ученых ему известно куда больше; и ни одно имя не заслужило права быть удаленным из списка. Ни физик Корн, ни планетолог Растелли, ни контактолог Шюн, ни...

Почти неразличимая за ажурным переплетением монстеровых листьев фигура поднялась из-за стола. Ничего похожего на вопрос:

- Вы меня искали, командир Брюни.

* * *

Темные руки Сингха Чакры контрастировали с белой поверхностью столика. Спокойные, неподвижные руки. И такие же спокойствие и невозмутимость в черных, глубоких, прям-таки прекрасных глазах.

Он знал заранее - обо всем: примеры можно нагромождать до бесконечности. В том числе и о дилетантском расследовании начальника экспедиции, в котором рано или поздно - надо признать, что поздно, непозволительно поздно! - должно было всплыть его имя. Он всегда и во всем двигался на шаг впереди всех остальных, и теперь нетрудно догадаться, что было тому причиной. И даже сейчас, разоблаченный, прижатый к стенке, Сингх Чакра ухитрился сделать превентивный ход; впрочем, что это ему даст?