Камбрийская сноровка - Владимир Коваленко

   Немайн ожидала чего угодно: растерянности, смущения, подавленности, равнодушия. Ведь хорошие люди… хотя и не лучшие. У лучших речников собственные барки. Кстати, один из лучших и оставил на пристани приметный нож! Выбор у Немайн мал, людей не хватает — на тысячу дел разом! Вообще перебирать не приходится, но на большой корабль ухитрилась взять хотя бы не худших. Таких, которым, казалось будет стыдно за дурно исполненную службу, жалко хорошей вещи, обидно, что их провели.

   Но нет! Все до единого, от капитана до последнего гребца — искренне возмущены поведением сиды. Они без кормления остались, а хранительница даже не попробовала поймать поджигателей! Непорядок… И не только потому, что хотелось бы посмотреть на полыхающий сруб с негодными человечишками внутри. Есть и высшие причины! Их и излагает капитан в посеревшем от копоти плаще. За его спиной — довольный гул. Зато за спиной Немайн — дружина. И все равно капитан говорит ровно и легко. Требует у сиды того, что она и должна хранить: правду!

   — Если позволять подлость, люди перестанут доверять друг другу… Вот скажи, леди сида, неужели со знакомыми допустимо вести себя, как с чужими? А в своей стране, как в чужой? Бочки не чужаки безвестные принесли — уважаемые люди, имеющие цену чести, на реке известные… Кто мог ждать — такого?

   — В Камбрии давно не случалось предательств? А если давно, так про последнюю битву короля Артура уже не поют? — спросила Немайн, — Эйра!

   — Слушаю, хранительница.

   Не сестра. Сейчас — по должности.

   — Я забыла, капитан Мервин ап Андрас в ополчении состоит?

   Капитану — словно хук справа влепили. От пощечины бычья шея не наклонится, а у этого и привычные к качке ноги чуть в пляс не пошли, так дернулся.

   — Я воин! Если…

   — Так воин — всегда помнит, что такое стражу нести. Лишь поэтому я не давала отдельных инструкций. Полагала, что они сами собой разумеются. Что ни ты, ни твои подчиненные в кошмарном сне не представят того, что совершенно посторонний человек будет говорить моим голосом!

   Вот теперь — появилась растерянность. Капитан, кажется, уже понял, и попросту молчит, но здесь — Камбрия. Говорливые найдутся всегда.

   — Как — твоим голосом? Своим голосом они говорили…

   — Ты из тех, кто в карауле стоял?

   — Я, леди сида.

   На этом — вообще ничего, кроме волос до плеч, усов до подбородка да подвязанных ремешком коротких штанов. Рубахи нет, ноги босы. Почему нет? Тепло, палубу постоянно драят. Если и было что с собой в мешке или сундучке — пропало с кораблем. Осталось — могучие плечи и крепкие икры гребца, ясный лоб без морщинки. И — взгляд. Собака наоборот: «ничего не понимаю, но за словом в карман не лезу».

   — Свои у них были голоса? Не мой? Не капитана? Ни слова тайного не говорили, ни грамоты не показывали с подписью и пальцем?

   Качание головой. Спокойное:

   — Нет. Зачем? Я их узнал, правильные люди… И почему не погнались?

   Он не спрашивал, просто недоумевал.

   — Правильные. Известные на реке. Отлично!

   Немайн обошла моряка кругом. Да, и со спины вид рельефный, а уж когда шею поворачивает… Помотала головой. К делу, голубушка, к делу. Ни дать, ни взять, Екатерина Вторая к гвардейцу присматривается.

   — И какое отношение имеет известность на реке к праву говорить моим голосом? Кстати, бывший капитан, вопрос и к тебе.

   — Почему бывший?

   — Командовать тебе уже нечем. Значит, вопрос — кто имеет право отдавать тебе приказы? Я. А прочей команде? Я и ты. Так почему какой–то известный на реке тип говорит от моего имени, и вы ему верите?

   — Он не говорил от твоего имени, — сказал караульный, — он говорил, что ты купила груз.

   — То есть передавал мои слова. Или, если я ему молча сунула деньги — действия. Отвечайте: имел ли поджигатель право взять мои слова или действия?

   Караульный моргнул. Еще раз.

   — Он не брал. Он сам сказал, своими словами. Басом!

   — А почему ты его послушал? Или любой известный на реке человек может у тебя…

   Немайн замолчала. Что можно взять с человека, у которого ничего, кроме штанов, нет? Да и штаны короткие. Вот!

   — …ремень из штанов выдернуть и себе забрать?

   — Так если бы забрать… А то же принес!

   — Лучше бы чего забрал… — сказала Немайн. — Верно?

   Вздохнула. Тем тяжелым, безнадежным вздохом, который жители Кер–Сиди переводят одним словом: «Убытки!» Корабль на нож — мена неравноценная.

   До некоторых, кажется, дошло. Кто–то кивнул. Уши уловили несколько «Да», «Так», «Верно». Маловато, но сида запомнила — кто это сказал. Что ж, у этих людей будет шанс получить место на следующем корабле.

   — Для того, — сообщила Немайн, — и существует такая штука, как устав. К примеру, римский устав гарнизонной службы, которым некоторые пользуются на суше… и отчего–то забывают, стоит ступить шаг на воду. А устав писан кровью, пожарами и прочими неприятностями, которые кто–то испытал до вас. Так что с сегодняшнего дня мои люди на реке будут служить, как на суше, и торговые — как военные. Кто позабыл, как это делается — не беспокойтесь. Вспомните. В Кер–Сиди, на Марсовом поле центурион вколотит. На этом — закончено. До свидания, добрые люди…

   Опустила взгляд на руки, сжимающие улику. Дернула обоими ушами разом.

   — Железо — дрянь. Не моя сталь…

   Бросила наземь. Повернулась, зашагала к собственно «Голове». За ней потянулась дружина. Послышались незлые насмешки над ополчением, что забывает службу за полстражи после учения… Не то, что рыцари: всегда верны, всегда наготове! Морякам понятно — случись наоборот, и обратись сидово неудовольствие на дружину, сами бы не преминули подколоть рыцарство. Непонятно было другое: в чем оконфузились–то? Кто знал, что на мирной речке Туи нужно служить, как в походе или на страже стен?

   Так задумались, что лишь один вспомнил о насущном и заорал в спину уходящей сиде:

   — А жалованье?!

   Немайн развернулась — вдруг, на месте, всем телом. Стало даже чуть страшно: люди так не могут. На лице заиграла улыбка. Ласковая. Почти…