Упрямая девчонка - Элайна Фокс

— А еще я тебе верю.

Она часто заморгала, стараясь избавиться от подступивших к глазам слез. Только что полученное доказательство того, что Флинн действительно попал сюда из будущего, лишь подлило масла в пламя ее душевной сумятицы. Ведь это означало, что в один прекрасный день он снова может исчезнуть, как это уже случилось с ним в детстве.

— Мелисанда, у меня просто нет слов, чтобы выразить, как много значит для меня твое признание!

— Я рада. — Она заставила себя поднять глаза и улыбнуться. — Но, Флинн, как ты можешь знать, что эта же неведомая сила не утащит тебя обратно в будущее?

Он не сводил с нее глаз, и постепенно самодовольство сменилось озабоченностью и тревогой. Флинн встал со своего места и опустился перед ней на колени.

— Мелисанда, ты же видела сама, что этот путь больше не работает. Я упал в фонтан, и ничего не случилось. Я не мог бы вернуться, даже если бы захотел. А ведь я не хочу возвращаться в будущее!

— Знаю, но кто может пообещать, что это не произойдет против твоей воли?

— Не знаю. — Он сокрушенно покачал головой. — Возможно, мы не узнаем этого никогда. Единственное, чем я могу тебя утешить, это то, что где-то в глубине души во мне живет уверенность, что больше такое не повторится. Я чувствую себя здесь так… умиротворенно, как никогда не было в той, прежней, жизни. Если меня и можно считать самозванцем, так это там, а не здесь.

Мелисанда кивнула и даже постаралась улыбнуться. За неимением лучшего придется довольствоваться этим. Уверенностью в том, что он хочет быть здесь, с ней.

— А у меня тоже есть для тебя сюрприз, — сообщила она, стараясь забыть неприятную тему.

— Для меня? — просиял Флинн. — Где?

Она протянула ему посылку. Он с детской нетерпеливостью сорвал обертку и стал рыться в слоях мягкой ткани, оказавшихся внутри. Часы выпали ему в руки. Отполированное золото на крышке ярко сверкало на солнце, а на цепочке весело болталась шахматная фигурка.

Насколько Мелисанда могла оценить на первый взгляд, ювелир потрудился на славу. А судя по тому, с каким восторгом разглядывал безделушку Флинн, она выбрала отличный подарок.

— Это же… — Он умолк, стиснув часы в кулаке. — Просто невероятно! — Внимательно прищурившись, Флинн вертел часы так и этак, восхищаясь изящной работой. — Они такие… Они такие красивые!

— Когда ремешок порвался, я подумала, что ты предпочтешь носить их на цепочке, как все. И посмотри, какой я выбрала брелок.

— Шахматный конь! — воскликнул Флинн с радостным смехом. — Ты удивительная женщина! Какой же я счастливчик! — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Леди Брандли, я вас люблю! Всем сердцем!

— И я тоже тебя люблю. — На этот раз Мелисанде не пришлось делать усилие, чтобы улыбнуться ему в ответ. — Всем сердцем!

Флинн стоял возле окна в коридоре, машинально играл своим новым брелоком и следил за тем, как приглашенные из деревни плотники сооружают настоящую ванную комнату с ватерклозетом, когда его осенило. Он нашел доказательство тому, что останется здесь до конца своих дней.

Он выхватил из кармана свои часы и уставился на них так, словно увидел впервые. Он все утро не выпускал из рук подарка жены, и не только потому, что безделушка вышла на редкость удачной и успела ему понравиться. Хотя и это было немаловажно. Однако всякий раз при взгляде на шахматную фигурку у него возникало смутное ощущение чего-то знакомого. И вот наконец где-то в глубинах сознания чудесным образом возникла догадка — так иногда решение сложных проблем осеняло его в прошлой жизни, когда он стоял под душем.

Он дал плотникам указания насчет дальнейших действий, приказал обращаться к нему, если возникнут сомнения, и отправился к Мелисанде.

Она сегодня позировала для портрета в новом красном платье и с паразолью. Мастерской для художника служил солярий, поскольку там было самое выгодное освещение.

— Я нашел! — выкрикнул он, как только оказался в комнате.

Мелисанда подняла на него удивленный взгляд, и у Флинна перехватило дыхание. Она сидела в кресле на темно-синем фоне — в точности так, как он запомнил в 1998 году. У него возникло странное чувство, будто портрет ожил и вернулся к нему из будущего.

— Что ты нашел, дорогой? — улыбнулась она. — Почему-то у меня такое чувство, что это очень важная находка для нас обоих!

— Ты угадала, Мел! — рассмеялся он. — Это касается… — он покосился на художника, возившегося с палитрой и красками, — нашего сегодняшнего разговора. Я точно знаю, что останусь здесь.

— Что? — От ее беспечной улыбки не осталось и следа. — Почему ты так уверен?

— Помнишь, как я описал тебе твой портрет и то, что на тебе будет надето?

Она кивнула.

— Ну вот, точно так же я вспомнил еще один портрет пожилого человека — вернее, очень старого человека, — повторил он многозначительно, — державшего на виду очень странный талисман.

Флинн умолк, с удовольствием наблюдая за тем, как медленная улыбка осветила ее лицо.

— Это был он, Мелисанда! Я помню, каким сморщенным показалось мне лицо на портрете. И еще брелок в виде шахматного коня. Это был я, Мелисанда! — При мысли об этом Флинн не удержался от смеха. Он не просто видел свой портрет в старости — он ухитрился отправить самому себе послание в прошлое! Иначе с какой стати он стал бы позировать с этой смешной фигуркой на переднем плане?

— Ты уверен? — с надеждой спросила Мелисанда.

— Абсолютно! Я все утро не расставался с твоим подарком и не мог понять, что же он мне напоминает! И тут меня осенило! Я же видел брелок на портрете!

— Слава Богу, что ты побывал тогда в этой галерее! — воскликнула Мелисанда, радостно сверкая глазами.

Еще бы! Мелисанда… — Он подошел и взял ее за руки. Она подняла на него сияющий взгляд, полный нежности и любви. — Я навсегда останусь здесь, теперь у меня нет никаких сомнений.

Она засмеялась и вдруг умолкла. В доверчиво распахнутых темных глазах вспыхнуло такое жаркое пламя, что Флинн решил, что сейчас им не до живописи и художника следует отпустить до вечера. Но живописец с восторгом вскричал:

— Вот, вот оно! Замрите, миледи, мне требуется сохранить именно такое выражение на вашем лице! — И его карандаш так и замелькал над наброском картины.

Флинн снова посмотрел на Мелисанду. Теперь он мог сказать совершенно точно, что привлекло его внимание к этому портрету в далеком 1998 году. Выражение лица, с поразительным искусством схваченное живописцем. Он не мог пройти мимо женщины, с такой страстью раздевавшей его глазами.

Ничего удивительного, что он влюбился в нее, как только повстречал наяву. А скорее всего он полюбил ее еще тогда, впервые увидев на портрете.