Язык как инстинкт - Стивен Пинкер

Зона Брока связана пучком нервных волокон также и со вторым языковым органом — зоной Вернике. Повреждения в зоне Вернике приводят к совершенно другому синдрому афазии. Ховард Гарднер описывает свое знакомство с мистером Горганом:

— Как вы оказались в больнице? — спросил я 72-летнего мясника-пенсионера через четыре недели после того, как его положили в больницу.

— Парень, я потею, я ужасно волнуюсь, знаешь, бывает, я попадаюсь, не могу сказать тарипой, месяц назад, совсем немного, все прошло нормально, многих обвесил, а с другой стороны, понимаешь, что я хочу сказать, приходится крутиться, смотреть, требин и все такое.

Несколько раз я попытался вставить слово, но не смог пробиться через его упорно неослабевающий и быстрый поток речи. В конце концов я поднял руку, положил ее Горгану на плечо и смог добиться короткой передышки.

— Спасибо, мистер Горган, я хочу задать вам несколько…

— Да, конечно, пожалуйста, любой старый думает, что вы хотите. Я бы сделал это, если б мог. Да, я говорю слова не так, как говорят; все здешние парикмахеры, каждый раз, когда они останавливают вас на улице, и все по новой и по новой, если вы понимаете, что я имею в виду, все пается и пается дать оптор, опторжение, ну и мы стараемся изо всех сил, чтобы можно было тем временем в другой раз, это случилось с кроватями вон там, та же самая история…

Афазия Вернике в каком-то смысле дополняет афазию Брока. Пациенты сыплют более или менее грамматически правильными высказываниями, но их речь бессмысленна и наполнена неологизмами и заменителями слов. В отличие от многих страдающих афазией Брока, у страдающих афазией Вернике постоянные трудности с называнием объектов; в итоге они произносят имеющие отношение к этим объектам слова или искажают звуки в правильных словах:

table ‘стол’: «chair» ‘стул’

elbow ‘локоть’: «knee» ‘колено’

clip ‘клип’: «plick»

butter ‘масло’: «tubber»

ceiling ‘потолок’: «leasing»

ankle ‘колено’: «ankley, no mankle, no kankle»

comb ‘расчесывать’: «close, saw it, cit it, cut ‘отрезать’, the comb ‘расческа’, the came»

paper ‘бумага’: «piece of handkerchief ‘кусок носового платка’, pauper, hand pepper, piece of hand paper ‘кусок ручной бумаги’»

fork ‘вилка’: «tonsil ‘миндалина’, teller ‘рассказчик’, tongue ‘язык’, fling»

Яркий симптом афазии Брока — это то, что пациенты выказывают очень слабые признаки понимания речи, звучащей вокруг. При третьем виде афазии нарушены связи между зонами Вернике и Брока; страдающие этой афазией не могут повторять предложения. При четвертом виде афазии зоны Вернике и Брока и связи между ними остаются нетронутыми, но эти области становятся островом, изолированным от остальной коры, и страдающие афазией производят жутковатое впечатление, повторяя то, что они слышат, хотя сами этого не понимают и не могут заговорить спонтанно. По этим причинам и потому, что зона Брока примыкает к участкам коры, отвечающим за обработку звука, когда-то считалось, что эта область является основополагающей для понимания языка. Но ни одна из этих причин не объясняет того, почему речь страдающих афазиями звучит так безумно. Похоже, что зона Брока имеет отношение к нахождению слов в ментальном словаре и распределению их по другим областям, в особенности — зоны Брока, где слова группируются вместе или разгруппировываются в соответствии с синтаксическими правилами. Возможно, афазия Вернике — это результат того, что оставшаяся в целости зона Брока бешено штампует высказывания, без намерения передать какую-то информацию и не имея нужных слов, которые обычно поставляет зона Вернике. Но, честно говоря, никто в точности не знает, в чем назначение зон Брока и Вернике.

Зона Вернике вместе с двумя затемненными областями, примыкающими к ней на диаграмме (угловая и надкраевая извилины), находится на перекрестке между тремя мозговыми долями и поэтому идеально приспособлена для интеграции потоков информации о зрительных образах, звуках, телесных ощущениях (от соматосенсорной полосы) и пространственных взаимоотношениях (от теменной доли). Было бы логично поместить там связь между звучанием слов и внешним видом и взаиморасположением того, к чему они относятся. И действительно, повреждения в этих соседствующих областях часто приводят к синдрому под названием «аномия», хотя более запоминающимся ярлычком мог бы быть «безымяния» — то, что буквально и означает этот синдром. Нейропсихолог Кэтлин Байнз описывает некого «X. В.», служащего, перенесшего инсульт в этой области. Он высоко интеллектуален, у него ясное произношение и хорошие навыки ведения разговора, но он практически не в состоянии извлекать слова из ментального словаря, хотя и может их понимать. Вот его ответ на просьбу Байнз описать картинку, на которой мальчик падает с табуретки в тот момент, как он дотянулся до банки на полке и протянул печенье своей сестре:

Во-первых, это падает, вот-вот должно, должно упасть, и оба они что-нибудь съедят… Но проблема в том, что это собирается отпустить это, и оба они упадут… Мне не очень хорошо видно, но мне кажется, что или у нее или будет какая-то еда, которая не очень подходит, и она тоже собирается достать для нее еды… и что она находится там, потому что им нельзя забираться туда и доставать ее, пока им не скажут, что ее можно достать. И поэтому это падает, а это именно то, что они и собирались съесть, но все вышло не так, эта, э, эта штука, такая, э, хорошая, но для них это не хорошо, но им это нравится, ням-ням-ням [причмокивает]… и что они у… видят, что, я не вижу, внутри это или нет… мне кажется, она говорит: Я хочу две или три, я хочу одну — мне кажется, мне так кажется, и она наверняка получит эту одну, и она упадет там или что-то в этом духе, она получит ее и, и, там, он достанет одну для себя или больше, все зависит с тем, когда они упадут… и когда это упадет, то это не страшно, все, что им нужно — это поднять это, и залезть обратно, и достать еще.

«X. В.» свободно использует именные группы, но не может извлечь из словаря имена существительные, чтобы их в эти группы вставить; он использует местоимения, глаголы, такие как падает, и несколько общих существительных, таких как еда и штука, чтобы обозначить объекты изощренно многословными оборотами. Глаголы представляют для страдающих аномией меньшую проблему; гораздо больше трудностей испытывают с ними жертвы афазии Брока, возможно потому, что глаголы теснее связаны с синтаксисом.

Есть и другие свидетельства того, что эти участки, примыкающие к задней части сильвиевой борозды вовлечены в хранение и извлечение слов. Когда люди читают идеально правильные с точки зрения грамматики предложения и встречают бессмысленное слово, например: Мальчики слушали апельсин Джо об Африке, электроды, установленные возле задней части черепа, улавливают изменения в их ЭЭГ (хотя, как я уже упоминал, полагать, что сигналы идут от того, что находится под электродами — это только догадка). Когда люди помещают головы в ТПЭ-сканер, эта общая часть мозга активизируется, когда они слышат слова или даже псевдослова, такие как tweal, и даже когда они читают слова на экране и должны решить, рифмуются эти слова или нет — задача, требующая представить себе звучание слов.

Самая общая анатомия языковых суборганов, находящихся в районе сильвиевой борозды, может быть такова: передняя околосильвиева часть (включая зону Брока) — обработка грамматики, задняя околосильвиева часть (включая зону Вернике и место соединения трех долей) — звуки слов, особенно существительных, и некоторые аспекты их значения. Можем ли мы еще больше увеличить масштаб и установить еще более мелкие области мозга, выполняющие еще более ограниченные языковые задачи? Ответ — и да, и нет. Нет, не существует еще более мелких участков мозга, которые можно было бы обвести чертой и присвоить им ярлык того или иного языкового модуля, по крайней мере, на сегодняшний день это невозможно. Но да, могут существовать части коры, выполняющие ограниченные задачи, поскольку мозговые нарушения могут привести к поразительно специфическим языковым проблемам. Это интригующий парадокс.

Вот несколько примеров. Хотя нарушения того, что я называю шестым чувством — восприятия речи — могут быть следствием повреждений большинства областей в левой части околосильвиева пространства (и восприятие речи заставляет несколько частей околосильвиева пространства активизироваться при ТПЭ-исследованиях), существует специфический синдром под названием Полная Словесная Глухота, означающий именно то, о чем говорят составляющие его слова: жертвы этого синдрома могут читать, говорить и распознавать звуки вокруг себя, например, музыку, хлопание дверей и крики животных, но не могут распознать слова речи: эти слова для них настолько же бессмысленны, как если бы они произносились на иностранном языке. Для некоторых пациентов с грамматическими проблемами не свойственна нечеткая артикуляция, характерная для синдрома Брока, они говорят свободно, но совершенно неправильно. Некоторые жертвы афазии не могут употреблять глаголы, флексии и функциональные слова, другие употребляют, но не те, что нужно. Некоторые не могут понять сложные предложения, содержащие след (например: The man _who the woman kissed (trace)_ hugged the child ‘Человек, _которого женщина поцеловала (след),_ обнял ребенка’), но могут понять сложные предложения с возвратным местоимением (например: The girl said that the woman washed herself ‘Девочка сказала, что женщина помылась (букв. помыла себя)’). А у некоторых страдающих афазией наблюдается понимание иного характера. Есть италоязычные больные, коверкающие словоизменительные суффиксы своего языка (сходные с -ing, -s и -ed в английском), но почти безупречно употребляющие словообразовательные суффиксы (сходные с -able, -ness и -er).