Человек из очереди. Шиллинг на свечи - Джозефина Тэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Гранта это была уже третья неожиданность, связанная с завещанием. Четвертая ожидала Гранта в самом конце дарственного списка. Он завершался фразой:
«Моему брату Герберту — шиллинг на свечи».
— Брату? — переспросил Грант.
— До вскрытия завещания лорд Эдуард не знал, что у его супруги есть брат. Родители леди Эдуард давно уже умерли, и она никогда не упоминала, что у нее остался еще кто-либо из родственников.
— Шиллинг на свечи. Это говорит вам о чем-нибудь? — обратился Грант к Чампни, но тот покачал головой:
— Не знаю. Скорее всего какая-нибудь детская обида. Детские обиды помнятся всю жизнь, — и, взглянув на Эрскина, сэр Эдуард добавил: — Когда бы я ни встретился со своей сестрой Алисией, я всегда вспоминаю, как она в детстве разбила мою коллекцию птичьих яиц.
— Это не обязательно должно быть связано с детством. Что-то могло случиться и позже.
— Лучше спросите Бандл. Она была камеристкой жены все ее первые годы в Нью-Йорке. Так уж ли это важно? В конце концов, этому господину завещан всего шиллинг.
— Важно, потому что пока это единственный признак неприязненного отношения мисс Клей к одному из близко знавших ее людей. Заранее никогда не знаешь, какая нить окажется самой важной.
— Думаю, инспектор, это не покажется вам таким уж важным, после того как вы ознакомитесь вот с этим. Это и есть сюрприз, о котором я говорил в самом начале.
Ага, значит, было что-то еще и помимо завещания!
Грант взял листок из худощавых, чуть подрагивавших пальцев господина Эрскина. Этот листок плотной, кремового цвета бумаги, которая продается в любой сельской лавочке, являл собою письмо от Кристины Клей ее адвокату. На обратном адресе стояло: Бриары, Мидлей, Кент. Письмо содержало дополнение к завещанию. Свое ранчо в Калифорнии и пять тысяч фунтов она завещала не кому иному, как Роберту Станвею (последний адрес: Йомен-Роу, Лондон).
— Это письмо, — проговорил поверенный, — было написано в среду утром, а в четверг… — Он выразительно замолк.
— Оно имеет законную силу? — спросил Грант.
— Опротестовать это будет трудно. Написано ее рукой, подпись засвидетельствована мисс Маргарет Питтс. Все четко и просто; человек находился в здравом уме — это ясно.
— Может, подделка?
— Ни в коем случае. Я прекрасно знаю почерк леди Эдуард; вы сами видите: он весьма характерный и подделать его было бы трудно. К тому же я знаком с ее стилем, а его, смею вас уверить, фальсифицировать еще труднее.
— Что ж, — произнес Грант и еще раз пробежал текст, словно не веря собственным глазам. — Это решительно меняет дело. Я возвращаюсь в Скотленд-Ярд. Это письмо означает, что к вечеру мы уже произведем арест.
Он встал.
— Я с вами.
— Прекрасно, сэр, — машинально отозвался Грант. — С вашего разрешения я сейчас позвоню, чтобы начальник отдела был на месте.
Когда он уже взялся за трубку, его внутренний голос шепнул: «Да, Хармер прав. Мы не умеем не делать различий между людьми. Окажись супруг убитой страховым агентом из глухого района Брикстон, вряд ли мы допустили бы его на свое совещание в Скотленд-Ярде!»
— Вы не знаете, господин Баркер у себя? — говорил он между тем. — А… в половине? Значит, через пятнадцать минут. Передайте ему, пожалуйста, что у инспектора Гранта есть важная информация и он просит немедленно провести совещание. Да, и комиссару, пожалуйста, если он там.
Грант повесил трубку и сказал, обращаясь к Эрскину:
— Спасибо, вы нам очень помогли. Да, если раскопаете этого брата, дайте нам знать, пожалуйста.
Он попрощался, и вместе с Чампни они спустились по темной узкой лестнице и снова оказались на солнцепеке.
— Как вы считаете, — спросил Чампни, задержав руку на дверце машины, — у нас не будет времени, чтобы выпить где-нибудь? Мне необходимо подбодрить себя. Утро у меня выдалось… довольно тяжелое.
— Да, конечно. Тут, прямо по набережной, не более десяти минут. А вы куда бы хотели заехать?
— Мой клуб в районе Карлтона, но мне бы не хотелось сейчас видеть никого из знакомых. Ресторан «Савой» ничем не лучше… — Он замолчал в нерешительности.
— Тут рядом есть удобная пивная, — предложил Грант, заезжая в переулок. — В это время дня там тихо.
Они проехали мимо газетного стенда. Сразу бросались в глаза крупно набранные заголовки: «Похороны Клей. Беспрецедентный ажиотаж! Десять женщин потеряли сознание!», «Лондон прощается с Клей». И в «Страже»: «Последняя премьера Кристины Клей».
Грант прибавил скорость.
— Это было непередаваемо гадко, — тихо произнес человек рядом с ним.
— Да. Я представляю.
— Все эти женщины. Мне кажется, от нашего величия как нации почти ничего не осталось. Мы достойно пережили войну. Но, наверное, она исчерпала наши последние ресурсы. Мы все стали… как эпилептики. Иногда сильный шок вызывает именно такое состояние. — Он на некоторое время замолчал, словно заново переживая церемонию похорон. — Я видел, как из пулеметов расстреливали безоружные колонны солдат в Китае, тогда я не смолчал — я выразил свое возмущение. Но если сегодня утром можно было бы пулеметами сбить животную истерию толпы, то я бы испытал только удовольствие. И не потому, что это связано… связано с Крис, а потому, что они меня заставили испытать стыд — стыд за то, что я — один из них, что принадлежу к человеческому роду.
— Я надеялся, что удастся избежать стечения народа в такое раннее время. Я знаю, что и в полиции на это рассчитывали.
— Мы тоже. Потому и выбрали столь ранний час. Но теперь, когда я увидел все это собственными глазами, то понял, что это невозможно было предотвратить ничем. Люди просто сошли с ума. — Он чуть помолчал, потом проговорил, невесело усмехнувшись: — Знаете, она не очень-то любила людей. Они ее часто разочаровывали. Поэтому она и распорядилась так своим состоянием. Что ж, ее фаны еще раз подтвердили сегодня, насколько она была права.
Пивной бар оказался именно таким, как его охарактеризовал Грант: прохладным, тихим и без больших претензий. На Чампни никто не обратил внимания. Из шестерых посетителей трое кивнули Гранту, а трое других явно всполошились. Наблюдательный, несмотря на горе, Чампни спросил:
— А куда ходите вы, если хотите остаться неузнанным?
— Еще не нашел такого места, — с улыбкой отозвался Грант. — Однажды я путешествовал с другом на его яхте, и когда мы высадились на Лабрадоре, мужчина в сельской лавке сказал: «Теперь вы носите более короткие усы, сержант». С тех пор я больше не надеюсь найти такое
