Золотые колдуны - Мэри Джентл

— Разве это мой недостаток, что я аширен? Я ваш л'ри-ан и пойду с вами. Если я останусь, они принудят меня сказать, куда вы ушли. — Ке внимательно посмотрел на меня. — Почему вам нужно покинуть город?

Вторая стена, Третья, и все еще стража пропускает нас беспрепятственно. Сейчас мы шли в толпе, которая праздновала Пятый день на всей территории рынка.

— Потому что не собираюсь снова позволить спрятать себя за решетку, да к тому же еще за убийство, которого не совершала.

«Потому что незначительная служащая Доминиона слишком легко может исчезнуть, — мысленно добавила я, — и потому еще, что в Южной земле нет ничего, что соответствовало бы юстиции».

Глаза кир округлились и стали ясными.

— Убийство?

Я натянула капюшон, чтобы он защищал меня от ветра и любопытных глаз. Мимо спешили люди.

— Идем со мной, — сказала я. — Как только я достаточно далеко спущусь вниз по реке, я оплачу тебе твою обратную дорогу сюда. Ты сообщишь обо мне здешним ответственным лицам, скажешь, что я сделала и почему. Потом же ты не будешь играть никакой роли. Делай, что я тебе говорю, Родион.

У ке был такой вид, будто ему было сложно понять обстоятельства. Теперь ке уже не был уверен, хотел ли сопровождать меня.

— Я это сделаю, — наконец сказал он. — С'арант, вам тем или иным образом нужно заставить меня замолчать. Такой способ мне нравится больше.

Четвертая стена. Пятая, и вот уже на фоне неба вырисовываются башни-зиккураты. Город выпускал нас к серой, Блестящей реке. Холодная вода лизала деревянный пирс. Сейчас было делом удачи — разузнать, плывет ли сегодня вниз какое-нибудь судно.

«Нужно немедленно отплывать», — подумала я, оглянувшись на город, и поняла, что именно сейчас объявили тревогу.

Корпус речного судна скользил по бурной воде. В его попутном следе извивались ветви. С берега свисали кусты, пригнутые весенними потоками.

Я облокотилась на поручни, повернувшись в сторону от бывших на борту людей.

— Корабельщик хочет получить половину платы сейчас, — сказал Родион. — Куда вы хотите плыть?

— Где здесь есть большая телестре на реке, в которой имеется много лодок?

— Кепуланан, — предложил ке. — Хассихил. Пел'шенин.

— Я бы хотела в Хассихил. — Я развязала шнурок на шее и отсчитала несколько серебряных монет. — Скажи корабельщику, что у твоей т'ан болит старая рана и она, вероятно, большую часть пути проведет в своей каюте.

— Они станут задавать вопросы, — ответил ке, — и если слух дойдет досюда, они вспомнят нас. С'арант, что вы сделали?

— Ничего. Делай, что я тебе говорю.

Над покрытой террасами землей нависли голубые сумерки, от слившихся с плавнями берегов поднимался пар. Я не снимала капюшон и избегала встретиться с чьим-нибудь взглядом. Внизу, в своей, каюте, я сняла сумочку и джайанте и легла на койку.

— С'арант, — спросил Родион, — вы больны?

Ке думал, что отправился в дорогу с сумасшедшей. Я закрыла глаза и почувствовала на себе взгляд Родиона. «Я не сумасшедшая», — подумала я. — Может быть, в данный момент несколько неуравновешена, но не сумасшедшая. Действительно нет».

— Где мы?

Уже были почти вторые сумерки, значит, мы проплыли весь день вниз по реке от Ширия-Шенина.

Родион посмотрел на камень с надписью у причала.

— В Бахарубазурие.

— Иди вниз и принеси мои вещи. Смотри, чтобы тебя не видели.

Позади причального мостика я увидела полускрытые гигантским тростником плоские крыши больших строений телестре.

Все в целом это имело размеры города со складами и общественными домами. Это было хорошо. То оказалась одна из торговых телестре, которые торгуют изделиями гончарного производства, стеклом, бекамилом и прочим подобными товарами, в которых нуждаются проезжие.

Родион сошел за мной с судна в толпе по сходням. Никто не видел, как мы ушли.

«Есть хороший шанс, что нашего отсутствия здесь еще не заметили, — подумала я, — и тогда не будут знать, где мы покинули судно. Они будут думать, что мы отправились в Хассихил…»

— Мы останемся в общественном доме? — спросил Родион.

— Чтобы они могли нас вспомнить?

— Куда же мы тогда?

Вокруг вдоль стен были расставлены торговые палатки под тентами из бекамиловой ткани. Я не видела людей в униформах стражников Короны или городской стражи Андрете, но это ничего не значило. Я спрашивала себя, не отнесут ли это дело к обязанностям домов-колодцев. Если да, тогда они передадут сообщение по пунктам связи через рашаку. И нет никакой возможности остаться вне досягаемости этих линий связи.

— Сначала на рынок. Одеяла и провиант. — Я провела большим пальцем руки по шнуру с монетами. Нет, бедняками мы, вроде, еще не были.

Сумерки быстро уступали место темноте. Я все время много двигалась, от длительного напряжения у меня болела спина. Общественные дома были невелики, в обоих нас более или менее запомнили бы, а позднее и вспомнили бы. Я хотела затеряться в большой толпе и потому пошла обратно той же дорогой по грязному следу вблизи причального мостика.

Иной возможности не было. В длинных, низких складских помещениях никого не оказалось, некоторое из них не годились для ночлега, поскольку их основательно разрушили зимние бури.

Одна дверь распахнулась, когда я ее толкнула.

— Будет холодно, — возразил Родион.

— Сейчас начало ханиса. Заморозка не должна быть.

Я уложила одеяла под более надежными участками крыши. Родион дополнительно положил на деревянный пол свое пальто.

Я погрузилась в сон еще прежде, чем ке прекратил что-то жалобно бормотать.

Послышался скрип, когда открылась дверь.

Родион вскочил и бросился к двери, в которую кто-то вошел.

Ке ударил один раз голой рукой у него не было времени вынуть свой нож. Затем кто-то прохрипел и тяжело упал на пол. Родион стоял рядом и ломал от отчаяния руки. Я встала, качаясь, и закрыла дверь.

Проковыляла назад. Ноги мои окоченели от холода, из-за этого я просыпалась ночью шесть или семь раз. Сейчас у меня кружилась голова.

На ортеанце была даденийская рабочая одежда серо-желтого цвета, он — нет, она — лежала на спине, являя собой ужасную пародию на сон, и из ее носа текла кровь.

Я стояла и несколько минут не отрываясь смотрела на женщину. Мой мозг все не мог прийти в себя от сна. Я чувствовала в своих движениях вялость… Однако резкость всегда быстра и неожиданна. Я стерла из своей памяти воспоминания о Ширия-Шенине.

Женщина часто и неглубоко, дышала я чувствовала это по влажному пару на своей руке, которую поднесла к ее рту. Я вытерла насухо руку и приподняла пальцем ее веко. Глаз без белка казался мутным из-за мигательной перепонки.