Как убить свою семью - Белла Маки

на первый вариант. Я сказал, что не собираюсь ставить его в неловкое положение, не хочу быть давно потерянным сыном, жаждущим присоединиться к его империи. Выказав уважение, я перешел к делу: мне нужно было содержать семью, и он был единственным человеком, который мог помочь. Я предложил разовую сделку, протянул через стол бумажку с суммой и откинулся на спинку стула. Он увидел ее и рассмеялся. Не уверен, чего я вообще ожидал, но явно не смеха. Оглядываясь, думаю, это произвело на него впечатление. Может быть, он думал, что это давление. Это было не так — я хотел денег, простых и понятных, но, возможно, я осмелел.

Странным было то, что это растопило лед. Когда ты так богат, ты проводишь свою жизнь, предполагая и подозревая, что все чего-то от тебя хотят. Если человек просто честно подтвердит это, вы сможете двигаться дальше. Вместо того чтобы ответить на мою просьбу, он откинулся на спинку стула и нажал кнопку внутренней связи, приказав своему помощнику отменить следующую встречу. Затем Саймон спросил меня о моей жизни — где я жил, чем занимался, за какую футбольную команду болел. Поначалу это казалось немного странным, но я смирился. Он кивнул, когда я рассказал о Кристофере, и улыбнулся в ответ на мою историю о работе в Сити. Оказалось, мы оба болели за «Куинз Парк Рейнджерс», и мы немного обсудили тренера. Саймон подшучивал надо мной за то, что я пропустил их последнюю игру. Для постороннего это могло бы выглядеть как обычная встреча отца и сына. Я продолжал думать об этом и не забывал, что этот человек действительно мой отец. Этот загорелый, подтянутый мужчина в сером костюме, с золотыми часами, которые отражали солнечный свет мне в глаза.

Боже, я такой скучный, Грейс, прости. Но вся эта ситуация была для меня по-настоящему сумасшедшей, и я не из тех, кто рассказывает все это психотерапевту. А лучше начать. Хотя мне действительно не на что жаловаться. Хорошая семья, хорошая работа, финансовая стабильность. Ах да, я должен перейти к этому. Саймон дал мне деньги после добродушных пререканий. Моя первоначальная цифра была отклонена с ходу, но в конце концов мы остановились на хорошей шестизначной сумме, чтобы поддержать маму, пока я не окажусь на более высоком посту, чтобы взять на себя это бремя. Это произойдет при условии проведения теста ДНК. Я мог это понять, но закипал изнутри. Честь Лотти была поставлена под сомнение. Но у таких бизнесменов, как Саймон, мало чести, верно? Мы оба это знаем.

За шесть недель, которые нам потребовались, чтобы договориться, я несколько раз встречался с Саймоном. Обычно в его офисе, но время от времени в частном клубе недалеко от Беркли-сквер. Однажды мы вместе пошли на матч, избегая его личной ложи на трибунах. Подозреваю, он не хотел знакомить меня со своими друзьями, да это и не удивительно. Как вы представите сына, о котором никто не знает, куче магнатов в сфере недвижимости, еще и уплетающего еду из буфета, купленную на ваши деньги? КПР выиграл со счетом 2:1, и наши отношения стали развиваться. Не нужно быть гением, чтобы понять, Саймону нравилось иметь сына. Пусть он меня не воспитывал и толком не знал, все равно получал от этого удовольствие. Он подшучивал надо мной, смеялся над моим блейзером, предлагал познакомить со своими приятелями из Сити. Иногда Саймон назначал мне встречу под предлогом обсуждения нашей небольшой договоренности, но ни слова об этом не говорил, когда мы выпивали, так что я слушал истории о его последних сделках или играл с ним в карты.

В нашем папе была какая-то развязность. Не совсем обаяние, но оскаленная улыбка, уверенность, которая подавляла других, ощущение, будто у тебя все может сложиться хорошо, но только если он этого захочет. В его рукопожатии чувствовалась серьезная сила, но оно казалось немного неестественным — как будто он читал руководство о том, как демонстрировать доминирование при физическом контакте. Саймон знал имена швейцаров, камердинеров, уборщицы в своем офисе, и я не раз видел, как он вкладывал деньги в их ладони с какой-то агрессивной галантностью. И все же люди, которые проходили мимо него, выглядели слегка напуганными. По правде говоря, было приятно находиться в его компании. Уважение — вот что это было для меня. Люди кивали мне, как будто что-то из себя представлял, раз был частью внутреннего круга Саймона Артемиса.

Но когда я не был ослеплен силой, которую он излучал, вспоминал, что его уважали не совсем так, как ему хотелось представить. Люди в городе не одобряли его поведение — «Ивнинг Стэндарт» навел шороху из-за того, что Саймон припарковал новенький суперкар сразу на двух парковочных местах у больницы, чтобы сходить на массаж, а еще обругал официанта за промедление с грязными тарелками. В тот раз, если правильно помню, он опрокинул стол. Худшим в его поведении была склонность мочиться с крыши своего офисного здания, независимо от того, какой несчастный мог оказаться внизу. К счастью, пресса так и не ухватила этот восхитительный лакомый кусочек. Саймон звонил журналистам, которые писали такие статьи, орал на них за то, что они печатают «чушь собачью», и списывал эти истории на зависть. Однажды, после того как он отпраздновал пятидесятилетие своей жены в Колизее (он на самом деле арендовал этот чертов Колизей, Грейс), газета опубликовала статью, разнюхав информацию про чек на пятьсот тысяч фунтов, и он послал журналистке билет первым классом в Рим с запиской: «Сожалею, что вам придется стоять в очереди с остальными немытыми неудачниками. Держу пари, вам бы понравилось сидеть на закате с бокалом шампанского в руке, как это сделали мы». Интересно, приняла ли она его предложение?

Он хотел быть частью правящих кругов, но не мог полностью скрыть свое происхождение. Я обратил внимание на его руки, когда тот говорил, и заметил, что его ногти отполированы до блеска, как будто он сделал маникюр. Думаю, это в его стиле. Я не метросексуал, но есть парни, которые этим занимаются. Но это точно не подходит людям старой закалки, да? Даже зная это, Саймон все равно шел на такое. Как будто понял, что никогда не впишется, и поэтому удвоил ставки. Он приезжал на благотворительный ужин на такой роскошной машине, что люди морщились, но потом он жертвовал больше всех на аукционе и этим заставлял представителей высшего общества поговорить с ним. Чтобы отблагодарить. Чтобы выгравировать его имя на стене галереи.

Господи, я снова несу