Узник в маске - Жюльетта Бенцони

— Обо мне? Разве я могу представлять какой-то интерес?

— Что я вам говорила? — молвила маркиза, выбирая в шкатулке серьги. — Бедняжка Мари страдает от безнадежной любви, ей бы стать женой красавца лорда Селтона, а ее выдают за старичка, который возжелал ее семейного титула…

— Умоляю, Атенаис, — ответила ей Мари, — мы уже много раз все это обсуждали, и вы знаете обстоятельства не хуже, чем я, я обязана выйти за господина де Сен-Реми, который уже этим вечером превратится в де Фонсома. В противном случае моя мать будет обречена на продолжение мучений.

— Неужели вы надеетесь осчастливить ее своим замужеством? — спросил Лозен с неожиданной серьезностью. Хорош зять, старше ее на десять лет, и появился невесть откуда!

— Разумеется, она бы предпочла ему кого-нибудь другого, но господин де Сен-Реми — протеже господина Кольбера, а матушка и так уже довольно гневила короля.

К тому же она очень ослабла после болезни, едва не стоившей ей жизни.

— Герцог де Фонсом, извлеченный из рукава сыном суконщика? — засмеялся Лозен. — Это какое-то издевательство! Каково ваше мнение, маркиза? Ведь король вас боготворит, почему же вы ничего не смогли предпринять, чтобы помешать этому наглому маскараду?

— Я пыталась, но все тщетно. Судя по всему, наш государь питает к герцогине странную неприязнь, корни которой мне до сих пор неведомы. А ведь рассказывают, что прежде он был сильно к ней привязан. Все переменилось, как по волшебству, в момент смерти королевы-матери…

— Наверное, так он выметает сор из прежнего двора, помнящего правление Мазарини и зависимое положение, в котором тот держал его, короля. Одновременно с герцогиней от двора была отлучена госпожа де Шомбер. Собственно, в этом нет ничего необычного, хотя гуманностью здесь и не пахнет.

— Вот именно! Настоящее торжество гуманности! — отрезала Атенаис. — Но скажите, капитан гвардейцев, не пора ли вам в прихожую короля? Смотрите, не опоздайте!

Лозен грациозно развернулся на красных каблуках и ослепительно улыбнулся свой подруге, которая, по утверждению многих, успела побывать его любовницей.

— Вы безжалостно указываете мне на дверь! Что ж, спешу на зов долга. До встречи, прелестные дамы!

И он исчез, поклонившись с изяществом, которому позавидовал бы опытный танцор.

Не отрывая взгляд от зеркала, в котором отражался ее прекрасный лик, госпожа де Монтеспан встала, расправила платье из синего, как ее глаза, атласа и взяла Мари за руку.

— Вы поступаете разумно, даже мудро, не переча королю. А дальше мы выберем наилучшее средство для того, чтобы жертва ваша оказалась как можно менее продолжительной. Вскоре они достигли Большого кабинета королевы, где стояли игорные столы. Допущенные туда представляли собой ослепительное собрание, так как, зная пристрастие государя к драгоценным камням, всегда являлись, усыпанные драгоценностями, сверкавшими в свете бесчисленных свечей. Королева, одетая в черный бархат с серебряным шитьем и любимой ею. ярко-красной отделкой, усыпанная огромными жемчужинами и бриллиантами повсюду, кроме глубокого выреза на груди, была одновременно величественна и прелестна. Однако весь этот блеск не помешал Мари сразу заметить Сен-Реми, стоявшего рядом с Кольбером и крутившего головой. Он делал в тот вечер свои первые шаги при дворе и, видимо, находился под впечатлением здешнего великолепия.

Сиреневый атлас одеяния, обильно расшитого серебром, не спасал Сен-Реми, Мари он все равно казался уродом. Она, конечно, преувеличивала, потому что Сен-Реми, несмотря на возраст, оставался строен, парик, скрывавший обширную лысину, был ему к лицу. Да и само лицо не было уродливым, просто в сердце девушки запечатлелся неотразимый Энтони Селтон, с которым нежеланный жених никак не мог выдержать сравнения.

Появился король — как всегда, ослепительный. О его болезненной страсти к украшениям свидетельствовало восточное великолепие одежд, пряжки башмаков, перевязь с россыпью камней, даже рукоятка шпаги. Король затмевал блеском дневное светило, недаром ему все больше нравилось, когда его сравнивали с солнцем. Он поприветствовал всех гостей сразу, что-то сказал брату, который с радостью облачился в фиолетовое, отдавая предпочтение любому цвету, кроме опостылевшего черного, и немного поболтал с кузиной. Мадемуазель тоже изменилась, голова ее была украшена великолепной прической, осенние тона одежды шли к ее прекрасным рыжеватым волосам; судя по всему, принцесса переживала волнения любви. Прежде чем занять за столом свое место, король подошел к Марии-Терезии и поцеловал ей руку. Тут Кольбер и представил ему Сен-Реми, напомнив, что тот в день своего бракосочетания с последней носительницей имени и титула герцогов де Фономов получит на них право. Мари пришлось приблизиться и вложить руку в ладонь человека, которого она поклялась убить. Даже прикосновение его перчатки вызвало у него дрожь.

— Мы желаем, чтобы этот брак состоялся как можно быстрее, — молвил Людовик. — На церемонии будут присутствовать королева и я. Мы с радостью подпишем контракт, который воспрепятствует угасанию столь благородного семейства. А теперь — за игру!

Одни согласно своему рангу расселись, другие остались стоять. Мари со слезами на глазах отступила в глубь зала и смешалась с фрейлинами. Ее горестный взгляд искал сочувствия, но ни в ком его не находил. Даже капитан д'Артаньян, всегда демонстрировавший ей дружелюбие, сейчас отсутствовал. Что касается Атенаис и Лозена, то они отдались демону азарта. Мари с болью увидела, что Лозен уселся напротив Сен-Реми за столик для ландскнехта, где главным был Месье. «Слишком большая честь для мелкого дворянчика!» — сердито подумала Мари. Что с ней было бы, если бы Сен-Реми пустили за столик к королю?

Не интересуясь игрой, она немного постояла позади кресла королевы, которая уже увлеклась партией, а потом добралась до оконной ниши, где и задержалась. Ей предстояло долго внимать репликам, которыми перебрасывались игроки, и звону золотых монет.

Пытка эта продолжалась примерно час, а потом раздался возмущенный крик, хотя кричать и браниться в присутствии короля было совершенно непростительно:

— Мошенник! Негодный мошенник!

Вслед за оскорблением, произнесенным с крайним презрением, прозвучали гневные возгласы. Лозен резко поднялся и, наклонившись над столом, подверг белого, как мел, Сен-Реми яростной словесной атаке:

— Я видел, как вы вытащили эту карту из своего рукава! Вообразили, что здесь у нас притон, к которому вы привыкли? Полюбуйтесь, господа! Вот еще одна, и еще!

В довершение оскорбления Лозен хлестнул новичка картами по лицу. Тот поднялся и потянулся дрожащей рукой к эфесу шпаги.