История Востока. Том 2 - Леонид Васильев

Это, собственно, и есть кризис. Кризис ведет к ослаблению и дестабилизации власти. Вот здесь-то и наступает час оппозиции, представители которой выходят на улицу с требованиями многопартийности, плюрализма, приватизации и либерализации экономики. И нередко добиваются требуемого. Наступает период многопартийности, у которого свои уже описанные слабости и который, в свою очередь, ведет к дестабилизации и ослаблению власти. И снова переворот, чаще всего военный, ведущий к новому витку однопартийности, диктаторского по сути режима.

Бывают, разумеется, варианты, в том числе связанные с тем, что у власти в стране оказывается на долгие годы, десятилетия влиятельный выдающийся деятель, пользующийся всеобщим уважением и признанием и потому обретающий возможность соединить в своем лице разноречивые тенденции и выступить в качестве верховного медиатора. Это способствует стабильности структуры, будь то Сенегал при Сенгоре, Танзания времен Ньерере или Заир под властью Мобуту. Однако в большинстве случаев ситуация именно такова: правящие однопартийные режимы, погрязая в коррупции, рушатся под давлением оппозиции, а многопартийные режимы, приходящие им на смену, не выдерживают испытания властью, следствием чего являются военные перевороты, снова ведущие к однопартийности.

За последние годы все чаще раздаются голоса, смысл которых сводится к тому, что в рамках многопартийных режимов следует вводить конституционные ограничения, запрещающие создание партий на моноплеменной основе. Может быть, на новом этапе существования независимых стран Африки это будет иметь шансы на осуществление и как-то повлияет на политическую реальность. Но это в лучшем случае дело будущего. Пока же ситуация в основном остается именно такой, как она выше была описана, пусть с исключениями и вариантами. В политическом цикле, характерном для развития большинства стран Тропической Африки в период их независимости, остался пока без специального внимания один аспект – тот, что связан с военными переворотами и вообще с ролью военных и войн в современной Африке.

Политика и военные

Независимое государство должно иметь свою армию. Армия, как на то обращал внимание специально исследовавший эту проблему Г. Мирский, едва ли не единственная структура, которая не создается и не может создаваться в полиэтническом государстве по племенному признаку. Это не значит, что в рядах офицерского корпуса не существует клановых и земляческих связей, патронажно-клиентных отношений. Но это означает, что армейская структура как таковая неэтнична и потому в наименьшей степени поддается трибалистским настроениям. Поэтому армия в современных африканских странах являет собой хорошо организованную и как бы стоящую над этническими интересами типично государственную структуру, к тому же имеющую немалую внутреннюю силу и соответствующий авторитет. Армия обычно хорошо вооружена, базируется чаще всего на профессиональной основе и потому хорошо оплачивается. Быть военным, кроме всего, престижно, ибо открывает потенциально для каждого путь наверх, в правящую элиту, а то и непосредственно к власти.

Кризисная ситуация, вызываемая многими причинами (политические описаны выше, об экономических речь пойдет в следующей главе), подчас приводит не только к дестабилизации и слабости власти, но и просто к вакууму власти. Этот вакуум требует своего заполнения – и именно тогда наступает время армии. Генералы, офицеры, а то и сержанты во главе военных подразделений выступают на передний план и с завидной легкостью берут власть, объявляя себя правителями страны. Некоторые из них после этого укрепляются в правящих кругах, проявляя себя умелыми политиками, другие быстро сходят на нет, подчас уступая место более удачливым и напористым своим сотоварищам. Но в принципе ситуация очевидна: военные становятся у власти, наводя при этом армейскую дисциплину и порядок. Военные перевороты способствуют стабилизации власти после кризиса, это несомненно. И в этом смысле они часто играют позитивную роль, являясь своего рода санитарами, оздоровляющими обстановку в целом. Однако этим, как правило, их роль и ограничивается. Управлять страной в армейской форме с автоматом наперевес практически невозможно. Поэтому либо военные снимают форму и баллотируются на очередных объявленных ими же выборах в президенты, что нередко бывало во многих странах, как крупных типа Нигерии, так и небольших, будь то Того или ЦАР, либо, что реже, они вновь уступают место гражданским правителям, как то случилось в Гане в 1979 г.

В обоих случаях армия вскоре после переворота уходит в казармы и как бы дистанцируется от носителей власти. Власть же ведет себя как обычная власть, более всего склонная, особенно после кризиса и переворота, к введению сравнительно жесткого однопартийного режима, нередко усиленного революционной фразеологией. После этого динамика политического развития идет своим чередом, со всеми теми этапами, о которых уже говорилось.

Обращает на себя внимание то немаловажное обстоятельство, что роль военных в современной Африке южнее Сахары наиболее выявляется именно в политических переворотах. Реже она проявляет себя на поле брани. Если не считать не слишком большого числа внутренних войн и сепаратистских выступлений, пусть даже чреватых миллионами жертв (для сорока с лишком полиэтнических государств с неустоявшейся системой власти считанные серьезные конфликты в Анголе, Мозамбике, Нигерии, Заире, Чаде, Эфиопии – это в общем-то немного), то межгосударственные конфликты, особенно с применением военной силы, здесь редки. Это конфликт Сомали с Эфиопией, военные действия намибийских партизан за освобождение Намибии, конфликт Чада с Ливией, вмешательство Танзании в дела Уганды в годы правления там диктатора Иди Амина. Пожалуй, почти все. Даже если в перечне опущены кое-какие другие небольшие войны, это не влияет на общий вывод: межгосударственных военных столкновений на огромном континенте было мало. И вообще, как то ни покажется странным, почти нет пограничных проблем, взаимных претензий (кроме разве что претензий на создание Великого Сомали, завершившихся полным крахом). Все как бы удовлетворены тем, что имеют. Видимо, отсутствие существенных и осознанных национальнотерриториальных притязаний – результат все той же инфантильности политических структур, племенной дробности и отсутствия исторических споров в прошлом между не существовавшими ранее государствами. В принципе это весьма позитивный фактор. Правда, нет уверенности, что он и впредь будет постоянно действующим.

Как показывают специальные исследования, Африка в целом весьма быстрыми темпами вооружается, закупает оружие, а в некоторых ее странах, во многом благодаря советской помощи, численность вооруженных сил достигла уровня, сопоставимого с уровнем богатых, развитых и могущих себе такое позволить стран. Это внушает определенные опасения за будущее. Но пока что ситуация в военном плане спокойная. Создается впечатление, что африканцы удовлетворены обретенной ими независимостью в тех рамках, какие были посланы судьбой. Они ценят свое и, как правило, не притязают на чужое, пусть даже родственное им в языковом и этническом плане. Не встает и проблема мирного соединения соседних стран. Если не считать соединения Занзибара с Танганьикой, добровольно объединившихся еще в 1964 г., никто больше такого рода проектов не выдвигал. Зато сепаратистские выступления подавляются жестко и бескомпромиссно. Словом, случайные границы уважаются и, похоже, обретают стандарты политической вечности. Причем делается это не столько за счет пограничных шлагбаумов с армейскими вооруженными заставами, сколько за счет взаимного уважения к границам, своим и соседей.

Проблема расизма и поиск самоидентичности

Специфика жизненных реалий, искажающая облик парламентарной демократии и во многом превращающая режим африканских стран в псевдодемократии» имеет еще один важный аспект, с которым, как правило, не сталкиваются народы иных современных государств Востока. Это расовая проблема. Правда, в подавляющем большинстве африканских государств этой проблемы внешне как бы и нет по той простой причине, что инорасовые вкрапления в них малы, а немногочисленная колония европейцев обычно ведет себя в этом смысле не только осторожно, но даже и подчеркнуто лояльно по отношению к местному негритянскому населению. Но это только внешне. Внутренне любая из стран, о которых идет речь, ощущает свою неполноценность по отношению к развитым странам европейского или американского Запада. И хотя эта неполноценность имеет цивилизационные, технологические, экономические, культурные и прочие корни, подспудно она неизбежно как бы опрокидывается на неравенство расовое. Другими словами, образованные слои местного населения (о прочих речи нет, ибо они над этими Проблемами в абстрактном плане не задумываются, а в реальной жизни с ними редко сталкиваются) в той или иной степени почти всегда затронуты комплексом расовой неполноценности.