Мы, народ… (сборник) - Андрей Столяров

В общем, власти Западной Германии могут торжествовать. Изолированы, и как представляется навсегда, главные лидеры террористов. Демократия устояла, изнурительная война победоносно завершена. Принимаются поздравления, раздаются награды, денежные поощрения и чины. Кажется, теперь можно облегченно вздохнуть. И ни у кого даже тени догадки нет, что эта полицейская эйфория так же преждевременна, как и террористическая эйфория РАФ, что надежды на мир обманчивы, что жестокая война вовсе не завершена, что она будет длиться еще почти двадцать лет и что второй этап этой войны, который только что начался, окажется для правительства ФРГ значительно тяжелее первого.

Штуттгарт – один из древнейших городов Германии. Уже во II веке нашей эры здесь находилась римская крепость, охранявшая важные перекрестки торговых путей. Однако собственно город основан был в 950 году швабским герцогом Людольфом, сыном императора Священной Римской империи, который построил здесь конный завод и возвел первые укрепления. Тогда город назывался Stutengarten («кобылий сад») и лишь впоследствии превратился в Stuttgart. Гербом города стал черный конь на желтом фоне.

Штуттгарт последовательно был столицей графства, герцогства, королевства, в бурном 1918 году, когда в Германии вспыхнула революция, он был даже провозглашен столицей Свободного народного государства Вюртемберг, а после Второй мировой войны вошел в состав ФРГ и превратился в главный город объединенной земли Вюртемберг – Баден.

Здесь родились знаменитый немецкий сказочник Вильгельм Гауф и великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Здесь же возникли мощные промышленные концерны – «Мерседес-Бенц» и «Порше». В ХХ веке Штуттгарт становится «автомобильной столицей» Германии.

Вполне естественно, что в Штуттгарте множество достопримечательностей. В Старом замке находится богатейшая археологическая экспозиция, также здесь есть отделы средневековой иконописи и скульптуры, в Новом замке – Римский лапидариум, где демонстрируются образцы древней письменности, выполненной на каменных плитах; музей «Фрухткастен» представляет собрание музыкальных инструментов, а музей Линдена – громадные этнографические коллекции. Есть также музеи «Мерседес-Бенц» и «Порше». Однако ни в одном рекламном справочнике, ни в одном путеводителе не указан комплекс строений, благодаря которому Штуттгарт становится известен по всей Европе в период 1970-х годов. Это тюрьма Штаммхайм, расположенная на окраине города.

Выстроена она была в конце 1960-х годов и предназначалась для содержания особо опасных преступников. Все здесь было подчинено этой цели: стены из сверхпрочного бетона, который не поддается никакому сверлению, прозрачные перегородки, позволяющие непрерывно следить за узниками, особый «Судебный корпус», чтобы процессы можно было вести, не вывозя обвиняемых за пределы тюрьмы, высокая сплошная стена, опоясывающая весь комплекс, за ней – контрольно-следовая полоса, затем – сетка с колючей проволокой наверху, ряд мощных светильников. Немецкие архитекторы превосходно справились с созданием сугубо функциональных строений. «Более холодную архитектуру трудно себе представить», – скажет об этом комплексе один из его летописцев. Штаммхайм – символ того, чем в действительности является власть. Ницше ведь не случайно назвал государство «самым холодным из всех холодных чудовищ».

Соответствует жестокой функциональности и система содержания заключенных. Именно здесь, сразу же после водворения в главный корпус арестованных лидеров РАФ, вводится так называемая «система мертвых коридоров». Это означает – полная изоляция каждого узника, абсолютная тишина, минимальные и предельно формализованные контакты с внешней средой.

Разумеется, такая система не есть изобретение западногерманских тюремных властей. Еще в начале XIX столетия в пенитенциарных учреждениях Европы и США возникла концепция, согласно которой абсолютная изоляция считалась лучшим способом перевоспитания любого преступника. Предполагалось, что заключенные, оставленные наедине со своей совестью и, разумеется, с Библией – в каждой камере непременно имелся соответствующий экземпляр – предадутся благочестивым размышлениям (поскольку ничем иным все равно заняться нельзя), пересмотрят свою прежнюю жизнь, осознают ошибки, раскаются и станут законопослушными гражданами. О сенсорной депривация тогда слыхом не слыхивали. Никому в голову не приходило, что тем самым на людях ставится долгий и кошмарный эксперимент. Лишь значительно позже и, в частности, благодаря тому резонансу в мире, который вызвали протесты членов РАФ, заключенных в Штаммхайм, было осознано, что здесь что-то не так. Новые, «правильные» и весьма дорогие тюрьмы вовсе не способствовали раскаянию преступников. Более того, оказалось, что абсолютная изоляция дает скорее обратный эффект – она чрезвычайно пагубно действует на психику заключенных. Уже в конце того же XIX столетия появились медицинские наблюдения, где говорилось о том, что у людей, помещенных в специальный блоковый изолятор, появляется неконтролируемое чувство страха, психомоторное возбуждение, галлюцинации, бред, довольно часто – резкая психическая деградация (одни заключенные превращаются в буйно помешанных, другие сворачиваются и «становятся как эмбрион»); заключенные жалуются на расстройства памяти, зрения, головные боли, бессонницу, у них развиваются клаустрофобия и длительные депрессии, переходящие в суицид, возникает апатия, сменяющаяся иррациональными приступами агрессии, их преследуют навязчивые кошмары – непрерывно проворачивающиеся в сознании циклы одних и тех же мыслей и чувств. Причем сами заключенные, как правило, не понимают, что с ними происходит и, не отличая иллюзии от реальности, не могут этому противостоять. Для возвращения к нормальному состоянию им требуется длительная реабилитация, хотя некоторые последствия изоляции могут сказываться еще много лет.

Все это было названо «психозом одиночного заключения». В исследованиях Европейской комиссией по правам человека, осуществленных в 1980–1990 годах, указывается, что одиночное заключение уже само по себе, даже в отсутствие открытого физического насилия, пищевой недостаточности и очевидной антисанитарии, может стать причиной серьезных психологических травм, привести к снижению умственной деятельности, деперсонализации, крайним формам психопатологических девиаций. Сейчас множество экспертов из медицинских и правозащитных кругов требуют, чтобы одиночное заключение, особенно в условиях принудительных сенсорных ограничений, было признано одним из видов пыток, унижающих человека, и исключено из практики пенитенциарных систем.