Вилла Пратьяхара - Катерина Кириченко

— Че раскорячилась-то? Заснула? Иди давай! — командует сзади Тащерский, не понимая моего замешательства. — Или я сам пойду.

Я зажмуриваюсь и, словно на плаху, опускаю ногу на первую перекладину. Медленно переношу на нее вес. Не смотреть вниз, ни за что не смотреть! Моя вторая нога все еще стоит на надежном гранитном камне, еще не поздно отступить. Сердце останавливается, а кишки словно подпрыгивают от ужаса, леденеют и давят снизу на горло, мешая дышать. Я превращаюсь в слух. Доска тревожно скрипит, но выдерживает. Я отрываю вторую ногу от камня. Руки судорожно цепляются за канат.

А-а-а, к черту! Оторвав руки от канатов, я бегом кидаюсь вперед. В моих ушах гудит то ли ветер, то ли животный ужас, я ничего не вижу, но ноги уже сами, без моего участия переступают с доски на доску, а тело каким-то невероятным образом умудряется сохранять баланс на раскачивающемся из стороны в сторону мосту. Мной овладевает безумие.

Но не успеваю я что-либо сообразить, как под моими ногами опять находится твердая опора из гранитных валунов. Я медленно открываю, как оказалось, закрытые глаза. Мир выстраивается вокруг меня. Я жива? Все это по-настоящему? В глазах мутится и плывет, и не сразу до меня доходит, что это от выступивших только что слез. Вытирая их кулаком, я оглядываюсь назад, но слишком поздно. Меня пронзает жуткий крик, смешивающийся с грохотом рвущихся веревок и обрушивающихся в пропасть досок. Я успеваю заметить растопыренные пальцы на мужской руке: с невероятной скоростью она мелькает, ища за что бы ухватиться, и, не найдя, исчезает в расщелине. Тутже раздается глухой удар чего-то мягкого о камни, за ним звонкий перестук упавших деревяшек, а за этим наступает полная тишина. Полнейшая. Как при контузии.

Я стою, как была, вполоборота к пропасти, не в силах пошевелиться или даже моргнуть. Слезы моментально высыхают, а во рту, наоборот, становится кисло. Я делаю судорожное движение гортанью, пытаясь сглотнуть, но понимаю, что забыла как это делается. Сердце тоже забыло, как биться, и, ухнув вниз, молчаливым гробиком валяется где-то в кишках.

— А-а-а… — говорю я, пробуя свой голос. Но его то ли нет, то ли просто заложило уши.

— А-а-а… — повторяю я громче, и на этот раз звук буквально оглушает меня.

— А-а-а! А-а-а! — ору я уже во все горло.

Отсутствовавшие звуки, наконец, включаются. Теперь до меня доносятся целые какофонические шедевры: бешеный рев бушующей под скалами воды, завывающий выше по склону ветер, истерические крики каких-то птиц. Я тупо смотрю себе под ноги, изучая острые камни, потом пробую попрыгать на них, похлопываю себя руками по щекам, бокам, бедрам, тру кулаками глаза, словно пытаясь проснуться от дурного сна. Но ничего не меняется. Моста просто нет. На том месте, где он еще минуту назад был, зияет расщелина. Такая же, как слева и справа.

Я медленно приближаюсь к пропасти. Я понятия не имею, что хочу там увидеть. Свалку из досок, шевелящегося раненного человека, призрак, рогатого черта? Но вместо всего этого из расщелины меня ослепляет невыносимо яркий свет. В первую секунду у меня мелькает сумасшедшая мысль, что это, светясь, покидает мертвое тело душа. Но через миг я понимаю, что это всего-навсего направленный прямо на меня луч от фонарика.

Луч слепит меня, мешая разглядеть остальное, но каким-то шестым чувством я понимаю, что никого живого там внизу уже нет. Наталкивает на эту мысль и царящая в ущелье гробовая тишина, и отсутствие какого-либо намека на движение. Но я по-прежнему не думаю ни о чем, мозг парализован, серое вещество еще не отошло от шока. Я просто точно знаю , что Тащерский мертв. Не потому, что упав с такой высоты на острые камни, никому выжить, и не потому, что вижу какие-то доказательства смерти. Нет. На меня словно сходит озарение, и прямое знание пульсирует у меня в голове, словно сумасшедший пинг-понговый шарик: он мертв, он мертв, он мертв. 

35

Как я добралась до хижины Арно, я бы не припомнила и под пыткой. Вероятно на меня опять опустилась благословенная пустота. Очнулась я от громкого стука. Не сразу до меня дошло, что его производит мой собственный кулак, изо всех сил долбящий в дверь. Внутри дома было темно. Может, Арно давно и сладко спит в своей почти непорочной французской келье? (О, не будем сейчас вспоминать мерно ходящие туда-сюда ягодицы). Сейчас мне уже не до приличий. И не до того, что я твердо решила никогда в жизни больше не видеть этого человека. Какие уж там решения в такую ночь? Да и к кому мне, собственно говоря, еще было бежать?

Заспанный, весь в завитках чуть влажных волос, Арно предстает в дверном проеме. Вокруг его бедер обмотана простыня, в глазах вместо привычной иронии застыло искреннее удивление.

— Ты? Что случилось?

— Я… — выдыхаю я и без сил оседаю на крыльцо. — Я… Я, кажется, убила… человека.

— Что?!

Все мое тело — от коленей до кончика подбородка — вдруг начинает ходить ходуном, и я не в силах что-либо с этим сделать. Я опираюсь спиной о дверной косяк и закрываю глаза.

Кажется, Арно присаживается на корточки, по крайней мере его голос звучит теперь где-то напротив моего лица:

— Ты уверена?

Я несколько раз киваю и заставляю себя разлепить глаза. Вероятно, в моем взгляде читается неподдельный ужас или что-то в том же роде, потому что Арно исчезает в двери и через мгновение появляется обратно, уже одетый.

— Где он? — спрашивает он.

— Там.

— Почему ты вся мокрая?

— Не важно.

— Как это случилось? Кто этот человек?

Но у меня нет сил на объяснения. Я снова закрываю глаза. Мне жутко хочется заплакать и все-все подробно рассказать, но боги не посылают мне ни того, ни другого облегчения. Это было бы слишком легко. Я этого не заслужила.

— Пойдем, — встает Арно и, словно тряпичную куклу, поднимает меня за руку.

Я в ужасе трясу головой и пытаюсь присесть обратно:

— Нет! Я не пойду туда больше! Я не могу!

— Можешь. Вставай. Где это?

Захлопнув дверь ногой, Арно тащит меня к тропе, ведущей вниз на пляж.

— Я не могу! Он там… Он мертв!

Арно выходит из себя:

— Да где это, хоть скажи! Может, он не мертв? Может, ему требуется помощь?

Где-то я читала, что ноги сами возвращают убийцу к месту преступления. Так ли это на самом деле или это художественная выдумка авторов, но, несмотря на сковывающий меня ужас и нежелание куда бы то ни было идти, ноги сами ведут меня в сторону моей «Виллы». Вот она уже белеет впереди на темных скалах. В окнах оранжево светится мягкий и когда-то такой уютный свет. Еще недавно мне было там хорошо. Теперь все изменилось.

— Это случилось у тебя дома? — спрашивает Арно.

Я отрицательно трясу головой.

— А где?

— Там, дальше…

— Где дальше?

— Ну дальше… Где мы… Где был… Отпусти меня! Я не смогу туда вернуться!

Но Арно уже направляется к каменным ступеням у подножия «Виллы Пратьяхары».

— Нет! — дергаю я его за руку. — Не так! Если уж идти дальше, то надо обойти снизу по камням, у воды!

— Почему, о Господи? В море шторм. Мы не пройдем, нас собьет с ног волнами!

— Да? Разве шторм?

Я осоловело обвожу глазами разбушевавшееся море, впервые осознав, что постепенно усиливающийся за последние часы ветер действительно перерос в штормовой.

— Но мимо дома идти нельзя! Там люди. Плохие. Заметят. Убьют. Тебя тоже убьют. Давай вообще не пойдем, а?

— Нет, — отрубает Арно и первым приближается к скалам. — Пойдем. В обход, так в обход. Так ты поэтому мокрая с головы до ног? Ты таким путем прошла ко мне?

Я киваю. Вероятно, так и было, хотя поручиться за то, что я хоть что-то помню, я не могу.

Подойдя к подножию скал, мы огибаем их справа, минуем «Пиратский бар» и заходим в воду. Волны бьются о камни, разлетаясь фейерверком крупных брызг. Начался отлив, и вода, будь она спокойной, доставала бы нам всего до пояса. Но в шторм море хлещет о скалы, порой заглатывая нас с головой.

Арно идет первым, крепко сжимая мою руку и пытаясь прикрыть меня от особо крупных волн. Луна снова куда-то запропастилась, и мы движемся в почти кромешной темноте. Пару раз мы оступаемся, пару раз налетаем на подводные камни, но каким-то чудом нам все-таки удается выбраться на скалы уже позади моей «Виллы».

— Теперь куда?

Я киваю вперед.

— Это на нашем пляже что ли? — не выдерживает Арно минут через десять молчаливого хмурого хода.

— Почти. У моста. Собственно… это под мостом.

— Под?

Я лишь судорожно сглатываю, и мы опять продолжаем путь, лишенные и фонарика, и света луны, почти наощупь обшаривая ногами камни. Наконец, впереди начинает угадываться валун, за которым притаилась расщелина.

— Ну? — останавливается Арно и смотрит на меня в упор.