Ася - Леля Иголкина

на вчерашнем семейном совете. И если мне не изменяет память, то возражений с той стороны стола, — киваю на Тимошку, — впрочем, как и с твоей, не поступало. Ты дала добро, Ася. К чему сейчас вопрос о том, что «почему»? Все просто: он почтет за честь, а наш мелкий получит в постоянное пользование крутого папу, хоть и крестного. Наш Александр — прекрасный человек, с ним никогда не было проблем в вопросах исполнительности и обязательности. И бонусом, конечно — с ним не бывает скучно. В конце концов, он бухгалтер, счетовод, финансист и аудитор. И все, между прочим, в одном флаконе. Более того, Шурик неоднократно намекал, что хотел бы попробовать себя в этой роли, видимо, репетирует, подготавливает почву, нарабатывает опыт отца, пусть и не в общепринятом смысле этого слова. Аська, ты нервничаешь и злишься? Вымещаешь недовольство на моем финансовом партнере? Уставный капитал содержит его часть — это просто к слову и тебе для справки, так что ты с грубыми выражениями завязывай и веди себя осмотрительнее, соблюдая правила предосторожности и приличия. Фрол, конечно, терпеливый человек, — добавить бы еще «и чересчур настырный», — но всему есть предел. Он ведь может оставить нас без средств к существованию, женщина. Не заплатит мне премию в конце месяца, например, подведет под штрафы фирму, профукает прибыльный контракт, погребет контору под ворохом неоплаченных счетов или еще чего подобного, или найдет, к чему придраться и властно перекроет денежные потоки. Как тогда желтенький Цыпленок запоет?

— Я не злюсь, — внезапно рокирует гнев на милость. — А разве он способен на такое? Ты говорил, чтобы я не обращала внимания на то, что Саша говорит, мол, это все несерьезно и зачастую просто шутка, а сейчас…

Так одно другому не мешает. Сначала он улыбается тебе, подставляет ушко, ластится, заглядывает в глазки, а потерпев фиаско, например, на личном фронте, способен на небольшую пакость с будущим заделом на холодную месть с кинжальным поворотом.

— Вполне. Однако стоит наступить на его любимую мозоль, как незамедлительно рискуешь получить отличную ответку. Поверь, он не заставит себя ждать. Так что не раздражай его. Шурик, один раз оседлавший неуправляемого коня, становится на о-о-очень продолжительное время безбашенной скотиной с безумными глазами, налитыми кровью, напичканной под не балуйся норадреналином. Лучше его не раздражать. Он, понимаешь ли, в чувства с трудом приходит. Угу?

— Шутишь? — жена заглядывает мне в лицо, разыскивая потерянный по недоразумению зрительный контакт.

— Нисколечко. Я, вероятно, подытожу?

— Как хочешь, — Ася глубоко вздыхает и поправляет спадающую с головы косынку, при этом перебрасывает две толстые косы себе на грудь и, защипнув между пальцами кисточки, начинает прокручивать их вокруг своей невидимой оси.

— Протокол вчерашнего заседания подготовлен, подписан и закрыт. Мы проявили единогласие в одном вопросе, вынесенном на вчерашнюю повестку дня. Ольга Юрьева — крестная мама, а Александр Фролов — крестный отец. Всё, точка!

Черт побери, почти, как дон, глава той самой мафии. Да и все равно. Жена, конечно, покривилась, потом еще разок напомнила о том, что Фрол решил ее покорить и развести с законным мужем, но под конец моей убедительной речи все-таки сказала «да». Так что:

— Решилось все в последний момент, Костя. Видимо, я переволновалась, — круговыми движениями массирует себе живот, уложив ладонь на талию, осторожно придавливает правый бок, болезненно кривится и негромко шикает.

— Что-то болит? — я настораживаюсь и подаюсь слегка вперед.

— Живот тянет, — мгновенно отнимает руки.

— Справа?

— Это не аппендицит, — бухтит под нос и сильно скашивает левый глаз. — Все нормально.

— Снова несварение? — прищурившись, выдвигаю затертую до дыр простую версию.

— Снова? — теперь как будто бы ей выпадает честь продемонстрировать недоумевающий от моего предположения взгляд.

— Ты здорова?

— Сейчас пройдет. Просто волнуюсь.

А на вопрос-то не ответила.

— Ася, у тебя что-то болит, и ты что-то от нас с сыном скрываешь?

— Ничего страшного.

Тот случай, когда не рад, что не ошибся.

— У врача была?

— Да, — смотрит прямо, демонстрируя мне болью искривленный профиль.

— Что он сказал? Назначения? Рекомендации? Препараты? Рассказывай, я ведь слушаю.

— Потом поговорим.

Потом? Очень надеюсь, что разговор произойдет хотя бы в этой жизни.

— Так некрасиво, — теперь она почти хрипит, довольно резко, однозначно злясь. — В последний момент не отказываются. От крестин вообще не отказываются. Плохая примета!

— Вопрос здоровья по-прежнему открыт, Красова. О кобелиной непорядочности Ромки поговорим немного позже. И потом, я, конечно, старше — с этим трудно спорить, но в маразм пока еще не погрузился. Что происходит? Что сказал доктор?

— Это женские проблемы.

Час от часу не легче!

— Мне тянуть из тебя информацию каленым железом?

— Здесь не место для разговора.

— А где такое место будет?

Видимо, сегодня я «захмыкаюсь» и на долгий срок осипну, утратив голос.

— Я принимаю лекарства и контролирую ситуацию.

— Но успеха, я так понимаю, нет.

— Нет? — снова смотрит на меня.

— Считаешь, что я не замечаю твои ежевечерние кривляния на кухне, твою походку — периодическую, слава Богу, не частую и не перманентную, при которой ты подволакиваешь ногу, твои вздохи в ванной комнате, когда ты, видимо, уверена в том, что я уже заснул и ни хрена не слышу…

— Не ругайся, пожалуйста, мы ведь в церкви.

— Что? — сощурившись, сиплю.

— Это не страшно, Костенька.

— Не страшно, но боль точно не проходит! — расправив плечи и уставившись перед собой, негромко говорю. — Про откровенность ты забыла, на доверие насрать, зато ты с умным видом рассуждаешь о красоте поступка Юрьева. Он сделал так, как посчитал нужным. Повторяю еще раз! На этом разговор закончен, Ася. Мне не нравится такое отношение.

— Ты волнуешься за меня? — по-моему, она смеется.

— Я волнуюсь за семью: за тебя и сына. И говорю серьезно.

— А за себя?

— За меня должна волноваться ты. Но вместо этого ты устраиваешь разборы полетов на ровном месте по нестоящим внимания причинам. Видите ли, Юрьев поступил, как чмо!

И вообще, слышал бы начбез, что говорит моя жена, пространно рассуждая о красоте и долбаной порядочности. Что ему подобные вопросы и точки зрения этой слабой женщины, с которой он знаком совсем чуть-чуть, в общей сложности, недолго, и то по сводкам своих «информагентств»?

— Он бывший мент, Цыпа, к тому же, ушедший из органов по негативу. Не спрашивай о причине, все равно не отвечу. Такие, как Ромыч, в принципе ничего не знают о красоте. Они с ней незнакомы.

— У него жена — красавица.

А я ведь никогда не спорю о разных вкусах, предпочтениях и противоположных точках зрения. Возможно, по экстерьеру этой мымры нет вообще вопросов, зато с