Категории
Самые читаемые
ChitatKnigi.com » 🟠Проза » О войне » Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев

Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев

Читать онлайн Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев
1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 277
Перейти на страницу:

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
полой расстегнутого ватника зажигалку и, прикурив, сощурился на противоположный берег.

– Спят там или не спят фрицы? – смакуя первую затяжку, в раздумье сказал он и сплюнул. – Тьфу, дьявол, трава какая-то! Отрава!

– Кого с немцем пошлем, Уханов? – повторил Кузнецов. – Рубина или Нечаева? Или этих связистов?

Уханов глубоко затянулся, через ноздри выдохнул дым.

– Решать особенно нечего, лейтенант. Фрица в дивизию отправить надо. Тут ничего не попишешь. На кой тогда нянчились с ним? Оставайся у орудия с Нечаевым и Рубиным. Может, стрелять придется. Сам доведу как-нибудь. Ты только вот что, лейтенант… – Уханов втоптал в землю до ногтей докуренную в несколько затяжек сигарету, с медленным, страдальческим каким-то вниманием посмотрел в сторону ниши. – Ладно, все, лейтенант, сам понимаешь. Война, мать ее растак! Сегодня одного, завтра другого. Послезавтра тебя.

– Возьми с собой Рубина, – глуховато посоветовал Кузнецов. – Иди с ним. На той стороне осторожней: не напоритесь на немцев. Я зайду в землянку к раненым.

– Ну, мужских поцелуев не люблю, прощаться не будем, лейтенант! – И Уханов размашисто закинул автомат за плечо, усмехнулся одними глазами. – Будь жив, лейтенант! Рубина возьму.

Эта успокаивающая усмешка Уханова после его слов о том, что все-таки «языка» надо отправить на КП дивизии, готовность отвести, переправить немца на противоположный берег, рискуя в который раз за одни сутки, приступ мстительной ненависти, вырвавшейся у Дроздовского, потрясенность Нечаева, завороженно разглядывавшего крохотные дамские часики на своей огромной рукавице, – все было из чужой, виданной в больном жару, нереальной жизни, а настоящая жизнь, с обычным солнцем, обычными звуками, ясным и покойным светом, отдалилась в неизмеримый часами мрак этой ночи, и хотелось сесть на станину орудия или обессиленно лечь на снег, закрыть глаза и молчать.

«Да, мне идти к раненым. Там Давлатян… Жив ли он? Я должен сходить к раненым. Сейчас сходить!..» – стал внушать себе Кузнецов и, как непомерную тяжесть подняв с земли автомат, держа его стволом вниз в опущенной руке, невольно посмотрел в нишу.

Поземка морщила, трогала края плащ-палатки, прикрывавшей лицо Зои, и Кузнецов испугался, что ветер внезапно сорвет плащ-палатку, вновь обнажит беспощадно ее, неживую, беззащитную, калачиком сжавшуюся в этой холодной снарядной нише. И, задевая стволом автомата за сугробы, дрожа от озноба, ссутулясь, он побрел к выбитым в обрыве берега ступеням.

На пороге блиндажа кислая, железистая духота, тяжелый воздух, пропитанный запахом пота, нечистых бинтов, нагретых шинелей, ударил ему в нос из мутно освещенного двумя чадящими керосиновыми лампами подземелья. Это был угарный запах человеческой беспомощности, но в нем пока чувствовалась жизнь и надежда на жизнь.

Весь блиндаж был заполнен: раненые лежали на земляных нарах, на полу, в разных углах – те, кого приносили сюда в течение дня, начиная с бомбежки и первой танковой атаки.

Паром от дверей потянуло понизу, холодная струя пробила спертую духоту, и в полутьме заворочались на полу тела под шинелями, послышались вздохи, стоны, голоса, тихие, раздавленные долгой борьбой с болью:

– Кто пришел-то? Сестра?.. Подойди-ка, опять у меня намокло, течет и течет… Ремнем бы затянуть ногу, плаваю, ровно в луже.

– Зоенька, а Зоенька, на батарее-то есть кто живой? Чего стреляли и тихо стало?

Кузнецов стоял в этом душном шевелении голосов, и его будто покачивало на горячих волнах: никто из лежавших здесь еще ничего не знал. И шепотом прошло по блиндажу – как легкие толчки в грудь:

– Не Зоя, братцы, лейтенант пришел.

– Какой лейтенант, наш?

– Командир первого взвода. Ранило его, видать. Еле стоит. Никак, последний остался? А Зоя где же?

Кузнецов молчал.

Лишь двое в блиндаже были на ногах – раненный в плечо связист Святов, тот самый белесый мальчик, неловко скрывавший свой первый испуг на войне, когда Кузнецов во время бомбежки спрыгнул к нему в ровик, и Чибисов с перебинтованной рукой, висевшей на грязной марлевой перевязи.

Чибисов, работая здоровой рукой, ломал снарядные ящики подле раскаленной докрасна печки, на которой бурлили котелки с растопленным снегом. Увидев Кузнецова, нетвердо стоявшего, в ватнике, с черными кругами смертельной усталости под глазами, он робко втянул голову в плечи, заморгал с ожиданием удара, окрика, прошептал несвязно и оправдательно:

– Товарищ лейтенант… не стерпел я, не совладал… Детишки у меня, товарищ лейтенант…

– Где Давлатян? – вполголоса спросил Кузнецов, бросил автомат к стене, эту чугунную обременяющую его ношу, и, дернув ворот, коснулся горла холодной перчаткой. – Лейтенант Давлатян… где?

– Здесь, товарищ лейтенант, здесь, на нарах, сюда, пожалуйста, идите, – донесся призывный шепот из полутьмы блиндажа. – Живой он… Вас он просил.

Связист Святов перевязывал на полу раненого – заулыбался Кузнецову по-мальчишески светло, точно облегчение тот принес в блиндаж. И в том, как Святов посмотрел и сказал, была нескрытая радость человека, оставшегося в живых:

– Товарищ лейтенант, вот туточки командир второго взвода.

Кузнецов, перешагивая через раненых, подошел к нарам и здесь, в тени, по неестественно горячему блеску глаз из белых бинтов, окутавших голову, узнал Давлатяна.

– Гога, жив? – проговорил Кузнецов. – Вот я пришел к тебе, Гога. Раньше не мог…

Давлатян лежал неподвижно в непривычной госпитальной белизне: кроме головы, пухло перебинтовано и бедро; ноги прикрыты шинелью, а в ногах шапка, брезентовая сумка, выданная на формировке, пустая кобура с ремнем, котелок со снеговой водой.

– Коля, – прошелестел шепот Давлатяна. – Пришел, да? Ты не знаешь, как я рад, Коля, что ты пришел. Я Зою просил, чтобы она сказала тебе. Я даже записку писал!

Увеличенные глаза Давлатяна огромно, сухо и черно высвечивались на его лице, бледном, маленьком, детском в окантовке бинтов, утратившем смуглость, обычную жизненную подвижность; запекшиеся, искусанные до кровоподтеков губы проговаривали слова, но в новой интонации его голоса не было того чистого, трогающего воспоминаниями о чем-то мирном, солнечном, довоенном, что так поражало и удивляло раньше Кузнецова. И, не зная зачем, подсознательно желая услышать то прежнее, школьное, успокаивающее, он спросил:

– Тебе лучше, Гога?

– Да, мне лучше, лучше, – зашептал, чуть поворачивая голову и торопясь, Давлатян, – теперь я буду жить, я уверен… Теперь только боль, знаешь! Кончился дурацкий бред. Но ерунда… Жаль, я не могу себе простить, мне жалко своих ребят. Все началось с бомбежки… Как там наверху, Коля? Расскажи мне…

– Ничего, Гога. Бой кончился. Ночью. Не думай об этом. Все кончилось.

– Кончилось… Ты сколько подбил танков? Расскажи…

– Не знаю. Не считал. Танков шло много. Было несколько атак. Отходили в балку и снова…

– Большие потери? Да? Ты говори правду! Пожалуйста… Ты все расскажи! Если, конечно, можешь.

– Да, потери.

– Почему ты так отвечаешь? Не хочешь?

– Нет, Гога. Потом… Не могу. Устал.

Стало тихо в блиндаже

1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 277
Перейти на страницу:
Открыть боковую панель
Комментарии
Руслана
Руслана 17.06.2025 - 12:59
Замечательные рекомендации по подбору персонала 👏
Елизавета
Елизавета 16.05.2025 - 16:36
Осилила только первую страницу, как можно вообще такую муть писать, не видела, случайно, в лифте, не узнала своего босса. Это же детский сад. Все как под копирку, еще застряли в лифте, случайно не
Вита
Вита 25.04.2025 - 18:05
Прекрасная история... Страстная, ненавязчивая, и не длинная
Лена
Лена 27.03.2025 - 03:08
Горячая история 🔥 да и девчонка не простая! Умничка