Большая Охота - Дмитрий Янковский

Вогнав рычаг в затейливую ажурную вязь внешней сферы, я попробовал сдвинуть ее, но это оказалось затруднительно, поскольку мешал шестеренчатый редуктор привода. Пришлось поднажать сильнее, всем телом, насколько позволяло мое подвешенное положение, и только тогда внешняя сфера потихоньку сместилась относительно внутренней. Гравилет вздрогнул и начал медленно подниматься, что ощутилось по некоторому ускорению, отдавшемуся в примотанной руке. Я спохватился и попытался сдвинуть привод в обратную сторону, но рычаг выскользнул из моей руки и тонкой сверкнувшей полоской полетел вниз, быстро скрывшись из виду.

— Черт! — выругался я, не выдержав напряжения.

Гравилет, хоть и медленно, продолжал подниматься. Я не знал, что делать. Огонь охватил уже половину корпуса и гудел, раздуваемый ветром.

— Я уже не могу тут сидеть! — выкрикнула Ольга. — Сделай же что-нибудь!

Ухватившись за скобу и второй рукой, я с огромным усилием забросил ноги на кромку люка, повиснув почти вниз головой. В ушах тут же зашумело, а мозг, еще не оправившейся от недавней контузии, начал тупо пульсировать под черепом. Я понял, что долго так не выдержу, что надо спешить. Тогда я уперся в ажурную поверхность сферы подошвой ботинка и, хрипя от натуги, начал ее проворачивать. Нога то и дело соскальзывала, но все же мне удалось немного провернуть сферу, после чего гравилет наконец начал опускаться. Однако скорость потери высоты меня не устраивала — слишком медленно, учитывая бушующий на борту пожар.

Я попытался провернуть привод еще, и мне это удалось, однако на последнем усилии нога соскользнула, и я снова повис на одной, привязанной к скобе, левой руке. От рывка у меня чуть запястье не вырвало из сустава. Попытаться снова забраться ногами в люк нечего было и думать, у меня и в первый-то раз получилось с трудом, а теперь сил вообще не осталось. Пришлось бессильно висеть и ожидать, когда машина опустится на безопасную высоту. От жара разгулявшегося огня у меня начинало жечь кожу на лице.

— Потерпи немного! — крикнул я Ольге.

— Да я сгорю тут к чертям! — отозвалась она.

— Попробуй привязаться чем-нибудь из одежды и повиснуть вне кабины!

— Чем?

— Да хоть курткой! — у меня уже ни сил, ни нервов не было разговаривать.

Она что-то пробовала привязать, но видимо не получилось. Хорошо хоть гравилет опускался довольно быстро. Глянув вниз, я удовлетворенно заметил, что до земли осталось метров семьдесят. Прыгать в воду, теоретически, можно метров с тридцати, хоть и с риском. Так что можно было уже готовится.

— Готовься прыгать! — крикнул я Ольге.

— Тут уже невозможно сидеть! Я прыгаю!

— Подожди! — Я попытался остановить напарницу.

Но тщетно — она выбралась на приборную панель кабины и молча, очень сосредоточенно, прыгнула вниз. У меня дух захватило считать секунды ее падения. Но она показала себя умницей — не стала лететь «солдатиком», а распласталась в воздухе, растянув полы куртки, чтобы повысить сопротивление воздуха. И только перед самой поверхностью воды вытянулась в струнку ногами вниз и исчезла в пенном фонтане, бурунах и поднятых волнах. Док, не медля, бросился с обшивки батиплана в воду, а я, глянув на кабину гравилета, ужаснулся вырываюшимся из нее языкам пламени. В общем-то ув Ольги не было выбора — пожар бушевал вовсю.

Только секунд через десять я увидел чуть в стороне от места падения Ольгину фигуру. Трудно было рассмотреть с высоты, в каком состоянии находилась моя напарница, так что мне оставалось только надеяться на благоприятное стечение обстоятельств и помощь Дока. К тому же надо было выбираться самому.

Я попытался ослабить ремень, которым была привязана к скобе рука, но тот не поддался ни с первой, ни со второй попытки. Петлю затянуло под моим весом, а пальцы свободной руки так ослабли от приложенных усилий, что еле слушались. Между тем гравилет снижался довольно стремительно.

Вскоре рядом с мелькавшей на поверхности Ольгой появился Док. Видимо моя напарница все же была без сознания, судя по тому, как он начал ее транспортировать к батиплану.

— Эй! — закричал я, что было сил. — Док! Я не могу отвязаться!

Не знаю, расслышал он или нет, но виду не подал никакого. Он выволок Ольгу на обшивку корабля, уложил на спину и принялся что-то говорить в гарнитуру. Наверное вызывал подмогу. Я же ощутил себя совершенно в отчаянном положении. В бою не так страшно, там, даже если суждено погибнуть, до конца сохраняется надежда выиграть схватку. А тут гравилет тащил меня к воде, как барана на бойню. Когда до поверхности океана оставалось не больше десяти метров, я снова окликнул Дока. Меня от батиплана на тот момент отделяло метров сорок. Бывший повар оглянулся и, поняв, что происходит, не медля прыгнул с борта.

Перед самой водой, я догадался хорошенько провентилировать легкие, а когда ноги уже погрузились, я набрал побольше воздуха и задержал дыхание. Сверху на воду лег гравилет, накрыв меня и не давая возможности всплыть и глотнуть воздуха. Обшивка так раскалилась, что с десяток секунд все кипело вокруг, но вскоре машина заполнилась водой и перевернулась вверх днищем, выдрав меня на свежий воздух. Я жадно задышал, закатив глаза.

Но это блаженство, омраченное лишь клубами удушливого дыма, продолжалось не долго — отяжелевший гравилет продолжал тонуть, грозя снова утянуть меня на глубину. Пришлось снова продышаться, давясь гарью, и задержать дыхание. Машина заполнилась водой, погрузилась и потащила меня за ремень. Дело было плохо. Глаза под водой я закрывать не стал, хотя там без маски видны лишь размытые нечеткие формы. Пока хватало дыхания, я пытался отвязать намокший ремень. Затем догадался подтянуться за скобу и драть узел зубами. Так пошло лучше, но глубина нарастала слишком быстро, и так же быстро иссякал кислород в крови, оставляя судорожную тяжесть в груди.

Я понял, что утону. Что Док не успеет, просто не может успеть меня догнать. К тому же под водой не так просто вообще что-то найти. А гравилет погружался и погружался. Я много раз думал о собственной смерти, но никогда и предположить не мог, что она окажется настолько идиотской. Сердце все сильнее колотилось, пытаясь протолкнуть по жилам загустевшую кровь.

Сначала мне стало страшно, а потом я вдруг осознал, что изменить все равно ничего нельзя. Что надо просто расслабиться и дождаться наступления смерти. Ведь когда-нибудь она все равно бы пришла за мной. Это было странное ощущение. Я не паниковал, не дергался, поскольку это было глупее некуда. Но я и не спешил нахлебаться воды. Я просто ждал, уже с чем-то похожим на любопытство, перехода той грани, через которую обратно не возвращаются.