Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

- Да, болтушка не просяная каша с клюквой и лососиной, - согласился Гудбранд.

- До устья Тегары на драккаре сейчас хода от силы шесть дней, - заметил Торкель. - Ветер устойчивый, волна низкая.

- Не на драккарах пойдем, - напомнил старый кораблестроитель.

- А на чем? - снова спросил Гудбранд.

Йормунрек ответил словами из «Речей Высокого:»

- «Должен один

знать, а не двое, -

у трех все проведают.118»

Гудбранд своевременно заткнулся.

«Военный совет называется...» - возмутился Горм. - «Нужны этому простуженному на всю голову наши советы, как мамонту летом печка. И про Этлавагр наверняка что-то не договаривает - стоило Торлейву красных конунгов помянуть, морда у губителя родни сделалась чисто как у той жаблацмоки, что воробышка съела. Как же, у Йормунрека нашего все схва-а-ачено.»

Вспомнившаяся ярлу притча о воробышке была рассказана Бушуихой на пиру в честь того, что Святогор закончил наконец работу над Гормовой справой. Означенная птичка замерзла зимой почти до смерти и упала на проезжую дорогу, где на нее нагадил ездовой лось. От тепла в куче помета воробышек согрелся, поклевал каких-то недопереваренных лосем семян, и на радостях запел. Песню услышала прятавшаяся в лесу жаблацмока, тут же выкопавшая певца из помета, сожравшая птичку, и напоследок закусившая дерьмом. Как случалось со сказами бабушки, у притчи было никак не меньше трех толкований, и все довольно мрачные. По крайней мере два как назло неплохо подходили к нынешнему положению Горма. Не всяк, кто тебя обгадил, враг, раз. Не всяк, кто вытащил тебя из дерьма, друг, два. Сидишь в дерьме, так не чирикай, три. В благоразумном согласии с последним толкованием, ярл оставил возмущение при себе и продолжал слушать.

- По пути можно взять Ологит, там разжиться снедью. Рыбой и еще чем, - предложил Берг-Энунд. - Это почти в устье. Заодно сквитаемся за их помощь Бейниру.

- Так его осадить, чтоб до Толаборга весть не дошла, вряд ли удастся, - Торлейв был явно не в восторге от предложенного. - У гутанов не только гонцы. Они голубей выращивают на крыше дворца Балтингов, потом привозят в клетках в крепости на окраинах. Когда надо, привязывают к лапке черную ленточку с вестью и выпускают. Птица летит прямиком в голубятню, где выросла.

- На голубей найдется управа у тех, кому благоволит владыка мертвецов, - снова раздалось со стороны кресла с вороном на спинке.

Теперь уже не только Эйольв сидел скрючившись и только что не стуча зубами от страха, но и Торкель судорожно сглотнул, как будто чем-то подавился.

- Пойду с двумя тысячами лучших воинов, - сказал конунг. - Это на сколько дней достанет еды?

- На тринадцать можно растянуть, - ответил Горм.

- Как раз до Толаборга без остановок. Гутаны народ мрачный, робкий, послушный. На столицу руку наложу - весь Гуталанд мой. А пятьсот воинов здесь оставлю, с Биргиром. Заново пройти по Килею, и еще пару сотен карлов с их отродьем перевешать.

- А за что? - не выдержал Горм.

Конунг ослепительно улыбнулся, глаза его зажглись. «Не иначе, тараканы в голове что-то празднуют,» - решил старший Хёрдакнутссон.

- Очень наводящий на мысли вопрос, - Йормунрек кивнул в сторону новоиспеченного ярла Скиллеборга. - Проще всего за шею, но разумнее ли? Петля на шее или позвонки ломает, или подъязычную кость. Повешенные вмиг дохнут - никакого веселья. Да и тем, кто на расплод оставлен, урок слабоват. За руки или за ноги - уже лучше. На крюк еще занятнее, но это надо делать умеючи, чтоб ненароком легкое не проткнуть. Пора, пора, а то тех, кого я раньше повесил, уже по большей части птицы расклевали...

- Лишь мрачноперый

Черный ворон

Клюет мертвечину

Клювом остренным119.

«А это он откуда?» - подумал Горм, разглядывая говорящую плицу.

Вроде бы ворон продолжил, почему-то слегка изменившимся голосом:

- Тому, чьим именем усердно приносятся жертвы, длиннобородый странник даст победу в завоеваниях.

- И поможет удержать завоеванное, - добавил конунг. - Страх в этом деле очень к спеху. Бейнир вот не понимал, за что и поплатился. Его все любили?

- Ну, не то, чтобы прямо все, - осторожно ответил Горм. - Не Родульф, например...

- Любили, - продолжал Йормунрек. - И все равно, к концу скиллеборгской осады, тысяча его карлов шла против Бейнира в моем войске. Потому что пока ты даришь кому-то наделы, коней, и серебро, он будет тебя любить, а стоит явиться какой нужде, так тут же от тебя отвернется. Любовь поддерживается благодарностью, а чернь по природе неблагодарна. Конечно, лучше, чтоб тебя и любили, и боялись, но для этого нужно время. На скорую руку, одного страха хватит. А главное в этом выборе, что чернь может любить меня по своему усмотрению, зато будет бояться - по моему.

В повисшей тишине, Горм задумался. Рассуждение Йормунрека противоречило обычаю - в числе исконных обязанностей любого мало-мальски уважаемого конунга или ярла было не только вершить справедливый суд, но и печься о безопасности и здоровье карлов и их семей, по возможности показываясь на свадьбах, торжествах по поводу рождения детей, и тризнах, везде раздавая подарки направо и налево, не говоря уже об охотах, закатывании пиров по поводу и без повода, украшении чертогов, созыве скальдов, игрецов на волынках и гудках, и прочем рассыпаемой щедрой рукой веселии. С другой стороны, угрюмую мудрость слов воспитанника Торлейва подчеркивало то обстоятельство, что Йормунрек изрекал их из Бейнирова дворца, сидя в его кресле.

- Конунг, о висельниках, - вернулся к чему-то более понятному для него Биргир. - Если их повесить, потом снять, просмолить, и повесить обратно, дольше продержатся. Или еще можно вешать в железных клетках, чтоб птиц отвадить.

- Больно возни много, - решил Йормунрек. - Смолу гнать, клетки ковать... Меняй их чуть почаще, и все.

Полосу Стьорнувегра пересекали облака, почему-то тоже выстроившиеся полосами, и подсвеченные луной во второй четверти. Ветер задувал со стороны древнего порта Акраги, неся с собой пряное тепло таинственного южного материка. Из-за перекрестка дороги на Гадранбир с езжалым путем из Акраги в Скиллеборг доносился протяжный скрип веревок - на двухсаженном костыле120 качалась пара высохших и подъеденных за зиму птицами висельников.

Даже ночью, Гуннлауд, Аки, и Орм остерегались идти по мостовой. Беглые рабы двигались вдоль проезжего пути, переходя от дерева к дереву, от камня к камню, всегда готовые скрыться в тени.

- Вууу-ууу-вууу! - раздалось со стороны костыля.

- Нь-йааа, - откликнулся кто-то из наполовину сожженной оливковой рощи.

Гуннлауд замерла, ее рука поползла к оберегу.

- Это просто во́роны, - шепнул Орм.

Знахарка и бывшая ученица Беляны провела пальцами по надтреснутому кружку из обожженной глины, висевшему на гайтане из конопляного волокна. Вдоль круга, в глине были выдавлены шесть священных животных Свентаны. Так же шепотом, Гуннлауд объяснила:

- Нет просто воронов. Особенно ночью. Это два вальравна.

Аки чуть не выронил лопату с обугленной ручкой. Вальравн, или ворон-оборотень, сожравший глаза и сердце непогребенного ярла на поле битвы и таким образом приобщившийся к темному знанию, летал только по ночам в поисках крови дитяти, отрока, не бреющего бороды, или юной девы, чтобы совершить обряд превращения и на время сменить перья на кольчугу воина мрачного образа или на шкуру черного волка. По разумению Аки, Гуннлауд вряд ли что угрожало - почти старуха, лет тридцать. Зато ему с Ормом от пары колдовских птиц, вхожих еще в два мира, помимо круга земного, предстояла участь существенно страшнее смерти.

- После того, как Один вернулся, Хюгин и Мюнин вернулись тоже, - пояснила знахарка. - Он, как драугр, они, как вальравны. Свентана нас защитит от нежити. Повторяйте за мной. Я не боюсь. Страх - убийца разума. Я не боюсь. Страх пройдет сквозь меня. Я не боюсь. Страх уйдет, я останусь.121

Дети прошептали слова заклятия вслед за знахаркой.

- Кааааа-уп! Каааа! - донес ветер.

Заслоняя звезды, по темному небу проскользнула зловещая тень с широко распростертыми крыльями, за ней другая. Веревки, на которых болтались повешенные, продолжали поскрипывать, но пугающий разговор воронов-оборотней больше не слышался.

- Пошли, - шепнула Гуннлауд. - Далеко еще?

- Прямо на перекрестке, где несколько камней чуть светлее. Они их другой стороной перевернули, когда клали обратно, - пояснил Орм, в качестве кухонного раба прошедший с ватагами Йормунрека от оскверненных развалин Гафлудиборга до стен Скиллеборга и удачно подгадавший попытку бегства ко дню падения города.

- Главное, первый камень потише выковырять, - на ходу убеждал скорее себя, чем попутчиков, Аки. - Дальше легче пойдет. Под дорогой - щебенка и песок.

- Работаем по очереди, один копает, двое смотрят и слушают. Здесь? - знахарка указала на неровность в кладке мостовой.