Тайна трех - Элла Чак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне никуда не деться от Кости. Голубое небо – его глаза. Серое небо – журавль. Солнце – калининградский янтарь, внутри которого заперты наши души.
Дождь усиливался. Но я заметила, что стучит он глухо. С лобового стекла раздаются тупые удары. Поспешно выглянув между кресел, увидела под дворником лобового что-то белое, бумажное.
Реклама?
Не в моей жизни.
Выскочив, я вернулась в салон с намокшим белым конвертом из дорогого лакированного картона. Золотые буквы на лицевой стороне сплетались двумя английскими буквами «SG».
Внутри конверта оказался красный жесткий лист приглашения.
Нет, не красный. Кровавый. Надпись гласила:
Вы приглашены на Зимний Бал Скарлетт Грей.
Дресс-код – алый блэк-тай.
Место проведения – отель Four Seasons, сбор гостей
2 ноября
в 22:22
Я вышла из машины, подставляя лицо под свежие капли дождя, и закричала.
Я вращалась вокруг себя и смеялась, смешивая слезы с дождем. Я чувствовала, мы приближаемся к кульминации, к завершению моей пытки, моего приключения, моих стенаний в поисках правды.
Моя мать нафантазировала мир, где нет места истине. Нет места Ире с Мирой.
Я жаждала знать.
Кто оказался прав? Стала ли я счастливей от того, что знаю теперь? А люди рядом? Может быть, только маленькая Лея, к которой спустя полгода наконец-то вернулась мать.
До зимнего бала Аллы оставалось меньше месяца. Вернувшись в Нижний, я просидела сутки у себя в комнате, придумывая план – как мне теперь жить. И это уравнение оказалось с ответом внутри вопроса.
Такие задачи в математике называют обратными, когда двигаешься от результата к условию. Я удивилась, узнав, что решают их во втором классе. Мне в универ поступать следующим летом, а я все не могу отделить яблоки от груш, воронов от журавлей, прошлое от настоящего.
Ответ, как жить, звучал так – «просто».
Просто жить.
Я подала документы в вечернюю школу, решив, что не готова вернуться к своим одноклассникам, пока не склею зигзагом надрыв, случившийся во мне.
Мне не нужна была типичная жизнь старшеклассницы, я стала старше сверстников – как по факту, так и ментально. Что мне делать за партой? Шептаться на переменках, кто с кем против кого смайлики в чатах рисует?
У меня были свои чаты. Живой. И мертвый.
Со стены в своей комнате я сорвала постеры с гимнастками и хоккеистками, пластиковые медальки, металлические кубки, разукрашенные грамоты и повесила в центр фотографию с детской площадки. Ту, что перед поездкой в Москву мне отдал отец.
Красными нитями я провела лучи-дорожки ко всем участникам событий: к моему папе, моей маме, себе, Алле, Максиму, Косте, Сергею Воронцову, Владиславе Воронцовой и белому листку с надписями: «другие дети», «убийца», «фатум».
Свободное от уроков и работы официанткой в суши-баре на Покровке время я проводила в интернете. Не было смысла прятаться от Аллы. Пусть хоть на лоб мне нацепит камеру-призрак Кости и смотрит на мир моими глазами. Я знала, что пока не могу переиграть ее.
Не те финансы. Не те мозги. Не те возможности.
Я не гениальная. Я обычная. Я знала, что становлюсь зависимой от Аллы, от прошлого, от загадок, к которым пока нет ключей.
Онлайн читала о ядах, проглатывая по книге за сутки. Я быстро и легко запоминала тексты, в вечерней школе писала контрольные на «отлично», иногда ездила на каток. Надевала коньки, но ни разу не смогла выйти на лед. Стояла у бортика и слушала нашу с Костей песню, смотрела конкурсное видео, разворачивалась и уходила.
Помня, что мне восемнадцать и никакие разрешения не нужны, я записалась в стрелковый клуб, рассказав об этом только бабушке. Она поняла. Сама ведь охотница. По выходным я проводила в клубе по шесть часов, стреляя из пневматики, метая ножи и топоры. Меня влекло оружие, как моих сверстниц влекут брендовые сумочки.
Интернет, на который я возлагала столько надежд, чтобы узнать больше о смерти двух девочек в Солнечногорске, ничем не помог. Словно кто-то веником вымел любые упоминания о трагедии (травяным веником или из колючек кактуса).
Зато вбив имена Воронцовых – ну просто гордость брала, с какими людьми мне довелось познакомиться!
Воронцов Сергей улыбался фотографам, разрезая красные ленты на открытии фабрик экологичной косметики. О Максиме писали, что он успешный автогонщик (впахивающийся в зад автобуса и паркующий машину на пешеходках). Владислава Воронцова – выдающаяся художница, меценатка и деятельница искусства (нарисовавшая двух моих мертвых сестер мне в подарок).
И конечно, Алла Воронцова с бесконечным послужным списком законченных заочно высших учебных заведений, названия которых я слышала только в кино: Гарвард и прочие из так называемой Лиги плюща (если бы тут не было слова «плющ», Алка бы проигнорировала их?).
И везде ее приглашали, награждали, превозносили. И выкладывали тысячи видеозаписей выступлений в бессменных алых рубашках и на высоченных алых каблуках. И даже тот ролик, где я швыряю в нее бутылкой с водой…
– Сто тридцать миллионов просмотров… – закатила я глаза.
Я нашла только одну новость про Аллу, заставившую меня хмыкнуть с ноткой злорадства. Заметка была совершенно небольшой, похожей на скриншот, и оставленной в безликом форуме:
«Оргкомитет конкурса «Свер-Х» с сожалением сообщает о дисквалификации участницы Аллы Сергеевны Воронцовой из-за обнаружения доказательств шантажа других участников».
– Спасибо, – посмотрела я на татуировку с журавлем, – где бы ты ни был, спасибо, тот самый Костя.
Заполняя мысли работой, учебой и больше всего Аллой, я не переставала думать о Косте, выискивая материалы и книги о ядовитых растениях, которые могут как стереть память, так и вернуть ее. Все чаще оказывалась на эзотерических сайтах, но не находила ни одного природного яда, стирающего память без промежуточной станции «кома».
– Герань. Он сказал, что помнит горький запах герани. И в номере отеля пахло точно так же.
Я распечатала на принтере фотографию герани и засушила один из цветков с нашего подоконника, прикрепляя рядом с фотографией Кости. Теперь на стене красная нить соединяла его и меня. Вот только герань даже не была ядовитой. В худшем случае она вызывает кашель, сыпь, аллергию, сонливость, и то у предрасположенных к астме.
Кстати, о герани. Я до сих пор не обмолвилась с мамой парой слов после того, как развернула десятиметровое полотно от Воронцовой и маму увезли в больницу с нервным срывом.
Я не готовилась к разговору, но этим утром застала маму на
