Я иду искать… Книга вотрая: За други своя! - Олег Верещагин

"По холодку добежим, — вспомнил Олег слова Йерикки. Сейчас они звучали иронично: пот заливал глаза, струился по спине, автомат при каждом прыжке беспощадно всаживал рукоятку затвора под ребра. — Вот тебе холодок!"

Сердце дрожащим комком подкатывало к горлу. Рваный ритм бега выбивал из равновесия, ноги, казалось, отказываются служить, и Олег серьезно опасался, что может просто упасть. Мысли о погибших или предстоящем бое его больше не волновали. Погибли? Отлично, им не надо никуда бежать! Не надо вообще шевелиться… Бой? Да великолепно, ура, лишь бы не надо было так двигать ногами… Да-а, это не стадион…

Но Гоймиром он еще мог восхищаться — и совершенно искренне. Князь-воевода вел себя, как настоявши предводитель: не только бежал, но еще и вертелся вокруг остальных бегущих, следя, чтобы никто не отставал, подбадривал, подгонял. Казалось, он совершенно непрошибаем для усталости. Хотя это, конечно, так не было, просто не могло быть так.

Олегу казалось, что он бежит по раскаленному железу. С ужасом ожидая очередного толчка боли при приземлении, мальчишке клялся себе, что не сможет больше сделать ни шагу, что он просто упадет… но тело снова взвивалось в воздух в очередном прыжке. И еще. Я опять…

…До Хрустального Ручья чета добралась около двух часов ночи, в то самое время, когда становилось уже по-настоящему темно.

Три десятка, аккуратных домиков стояли в форме креста вдоль двух улочек, сходившихся у церкви. Деревню окружал словно светящийся в серок тьме березнячок. Ото всей картины веяло бы покоем и миром ночного отдыха… вот только два дома уже догорали, на улицах лежали тут и там длинные темные мешки. Трупы… Возле нескольких домов стояли, привязанные и расседланные кони хангаров.

Все это очень мало интересовало Олега. Он рухнул в начавший уже жухнуть папоротник, растянул ремни кутов и стащил их с пылающих ног, стиснув зубы, с удовольствием поставил ступни на мох. Не сбил нигде — и то хорошо…

Остальные тоже разувались. Гоймир никого не торопил — сидел, прислонившись затылком к камню, закрыв глаза и уронив руки на колени. Он разуваться не стал.

— Мне он что-то не нравится, — еле слышно шепнул Олег Йерикке, который рядом растирал подъем ног. Не поднимая головы, тот усмехнулся:

— Не удивлюсь, если он решил себя в конце концов загнать.

— Мне что, до конца дней своих чувствовать себя виноватым?! — раздраженно спросил Олег. Йерикка головы опять-таки не поднял:

— Не пытайся о нем заботиться, ему от этого только хуже. Трудно оставаться другом тому, кто увел у тебя девчонку, а уж принимать от него заботу… — Йерикка вздохнул.

— До чего хорошо ты умеешь успокаивать…

— Ты хочешь сказать, что нуждаешься в успокоениях? — Йерикка пошевелил пальцами ног и констатировал: — Нормально. Вообще-то бегают в таких местах самоубийцы и, те, кто очень торопится.

— А мы кто? — осведомился Олег, подтягивая автомат ближе и снимая его с предохранителя.

— Мы самоубийцы, которые очень торопятся, — серьезно ответил Йерикка.

В наступившей тишине прокричала утренняя птица. Уже вновь светало, стояло полное предутреннее безветрие. Деревенька, деревья, скалы, луга — все казалось написанной умелой рукой картиной. Абсолютная неподвижность пейзажа усиливала впечатление.

— А то еще поедим? — предложил Морок.

Его предложение встретило одобрение, и скоро все уже жевали «траву», как называл Олег разные съедобные растения.

— Ненавижу есть холодные консервы пальцами из банки, — непонятно к чему сообщил Йерикка. Олег возразил:

— А я бы поел. Романтично.

Было в этом что-то странное — даже неправильное, вот так есть, пить и разговаривать перед боем, перед тем, как ты начнешь убивать других людей… более того — людей, ничего об этом не подозревающих! Пусть даже заведомо плохих, ОЧЕНЬ плохих… но людей! Это не куклы, не киноперсонажи, и кровь у них не хромолитографически-красная, а чаще всего черная, вишневая… и имеет запах, который не под силу передать никому, если не ощущал его сам…

— Вольг, мы только защищаемся, — услышал он голос Йерикки и спросил:

— Что?

— Я говорю, — терпеливо и спокойно сказал Йерикка, с сочувствием глядя в глаза друга, — что мы защищаем свою землю. В убийстве очень мило приятного. Но мы ЗАЩИЩАЕМ СВОЮ ЗЕМЛЮ.

— Ты читаешь мысли, — убежденно ответил Олег. Йерикка покачал толовой:

— Нетрудно догадаться, о чём думает человек, если он не ест и уставился на вражеский лагерь.

— Психолог, — скрывая смущение, раздраженно фыркнул Олег. — Просто не пойму, какого черта ты воюешь, а не открыл практику у вас на юге…

— Дураков пользовать неохота, — шутливо пояснил Йерикка, — а умный человек, если даст себе труд, может разобраться в себе сам… а кто не хочет давать труд, тому и психолог без надобности. И потом, с чего ты взял, что на войне не нужно быть психологом?

— Железная логика, — насмешливо согласился Олег, чувствуя, как развеивается дурное настроение. — И всё-таки, мы очень мало задумываемся, когда убиваем, тебе не кажется?

— Если над этим задумываться, то в конце концов останется лишь убить самого себя, — уже серьезно ответил Йерикка. — Подумай, скольких ты убил?

Олег призадумался. Странно, недавно он уже размышлял над этим… Мальчишка еще раз убедился, что не помнит — и пожал плечами:

— Не помню, знаешь… Много.

— А про скольких из них ты ТОЧНО знал, что это плохие люди? ТОЧНО? Скольких сумел с полной уверенностью осудить: ты плох, ты заслуживаешь смерти? Мало кого, а?

— Пожалуй, — кивнул Олег. Об этом он не думал.

— Вот так… Да ты не жмись, и я — тоже, и остальные, и наши враги, и это так и должно быть, потому что это — война. А большинство из тех, кого мы убили, виновны лишь в своей глупости, да и то не сами, а благодаря воспитанию… Так что если по уму — всем давно рехнуться пора от количества "невинно убиенных".

Олег огляделся. Кое-кто еще ел, но большинство горцев просто лежали, рассматривая весь кто в бинокли, кто невооруженным глазом.

— Знаешь, — нерешительно начал Олег, — я тебе умную вещь скажу, ты только не обижайся…

— Давай, — согласился Йерикка, — переживу.

— Мне кажется, что тебе очень не нравится воевать.

Очень НЕ нравится, или НЕ ОЧЕНЬ нравится? — помолчав, спросил Йерикка.

— Очень НЕ нравится, — прояснил ситуацию до конца Олег.

Йерикка помолчал снова. Потом, словно бы неохотно, сказал:

— Ну что же… Я отличный пулеметчик. Но воевать мне в самом деле не нравится. Если честно, воин для меня никогда не был идеалом… Я… ну, белая ворона, что ли? Воевать умею, но не люблю, нет.

— Почему? — заинтересованно спросил Олег. — Остальным это по душе…

— Еще как! — согласился Йерикка. — Да и тебе тоже.

— Мне?! — искренне поразился Олег, а Йерикка покивал:

— Нравится-нравится, я вижу… Сколько угодно можешь философствовать, а все равно ты тут, как рыба в воде, и быть тебе, если выживешь и вернешься на Землю, военным, как твоему деду… да и отцу, наверное.

— И отцу, — подтвердил Олег. — Но я не собираюсь становиться солдатом.

Йерикка не стал возражать, только пожал плечами, как человек, заведомо знающий, что собеседник неправ, и не желающий продолжать спор. В Олеге шевельнулось легкое раздражение — казалось, Йерикка знает о нем больше, чем Олег — сам о себе.

— Обувку на ноги, — послышался голос Гоймира, — до боя!

— Так, пошли, — Йерикка поспешно и ловко обулся. Олег — тоже. Кругом все поднимались, не громко позвякивал металл, зловеще шуршали в ножнах клинки. Никто ничего не произнес, только Гоймир потом сказал — еле шевеля враз побелевшими губами:

— Брать не станем.

ИНТЕРЛЮДИЯ:

"СТАРАТЕЛЬСКИЙ ВАЛЬСОК»

Мы давно называемся взрослыми,И не платим мальчишеству дань,И за кладом на сказочном островеНе стремимся мы в дальнюю даль…Ни в пустыню, ни к Полюсу Холода,Ни на катере к этакой матери…Но, поскольку молчание — золото,То и мы, безусловно — старатели!Промолчи — попадешь в богачи…Промолчи,промолчи,промолчи!И, не веря ни сердцу, ни разуму,Для надежности спрятав глаза,Столько раз мы молчали по-разному!(Но не «против», конечно, а "за"…)Где теперь крикуны и печальники?Отгорели и сгинули смолоду…А молчальники вышли в начальники,Потому что молчание — золото.Промолчи — попадешь в первачи…Промолчи — попадешь в первачи…Промолчи,промолчи,промолчи!И теперь, когда, стали мы первыми,Нас заела речей маета!Но под всеми словесными перламиПроступает пятно — немота…Пусть другие кричат от отчаянья,От обиды, от боли, от голода!Мы-то знаем — доходней молчание,Потому что молчание — золото!Вот как просто попасть в богачи,Вот как просто попасть в первачи,Вот как просто попасть в… палачи.Промолчи…Промолчи.Промолчи!(Стихи А.Галича.)

Порция хорошей погоды оказалась до неприличия короткой. Северный ветер принес дождь — не холодный, но нудный, и затяжной, это видно было по тучам, обложившим небо и прочно заночевавшим на перевалах.