Пробуждение - Нефер Митанни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
__________________________________________________________
*
Василий Васильевич Левашов
https://ru.wikipedia.org/wiki/Левашов,_Василий_Васильевич
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть II. Глава 10
Видео-коллаж автора
- Ваше Величество, – Иван Иванович Дибич, начальник Главного штаба в обычном порядке делал доклад императору, - позвольте напомнить, давеча вы имели намерение что-то сообщить мне, но сказали, что позже.
- Ах, да… - Николай поднялся из-за стола и подошёл к стене, на которой висела коллекция холодного оружия. – Я настаиваю, что надобно принять решение о казни так, чтобы не пролилась кровь.
- То есть? – генерал не скрыл удивления. – Что вы имеете в виду, государь?
- Традиционные способы, принятые в наших законах, не могут применяться к этим преступникам, - пояснил Николай Павлович, проведя ладонью по ножнам старинного кылыча. *
- Я предвижу, что могут возникнуть сомнения по поводу способов, но для меня совершенно ясно, что кровь пролиться не должна, - продолжал император. - Четвертование – способ варварский и мучительный, в наше просвещённое время использовать его, значит унизить честь государства и трона. Расстреляние – казнь, свойственная только воинским преступлениям. А здесь мы столкнулись не с нарушением присяги, но покушением на сами основы государства. Что же касается отсечения головы, то вы не находите, Иван Иванович, что сей способ практически, мало отличен от четвертования? - Николай вопросительно посмотрел на Дибича.
- Да, вы правы, государь! – согласился генерал.
- Вот и доведите это до сведения Петра Васильевича… **Впрочем, я и сам скажу ему, но сегодня я занят.
- Не беспокойтесь, Ваше Величество, передам сегодня же.
***
За время пребывания в крепости, особенно бессонными ночами при унылом свидетельстве тусклой лампадки, Сергей снова и снова прокручивал в памяти тот день, который так круто изменил его жизнь.
В тот день он вернулся поздно. Сняв в передней волчью шубу, которую ему где-то раздобыл Николай, он быстро прошёл в кабинет. Очень боялся разбудить Анну. Во-первых, просто не хотел волновать её, а во-вторых, боялся возможных слёз. Поэтому сразу же запер двери и, скинув сапоги и форму, оставшись в исподнем и босым, принялся разбирать бумаги. Многие из них сразу же бросал в камин. Некоторые письма складывал в шкатулку. Старался не шуметь, чтобы не потревожить жену и не разбудить слуг.
Однажды на допросе Левашов его спросил:
- Вы когда-нибудь поверяли вашей супруге подробности о вашем участии в заговоре? Особенно в последние дни – рассказывали о ваших планах?
Вопрос несколько смутил Сергея, поначалу он даже растерялся, что следует ответить.
- Нет, жена просто знала, что я состою в тайном обществе, но без подробностей. Собственно, ей это ни к чему было знать, - он решил ответить искренне.
- Странно, - генерал усмехнулся, - когда любишь женщину, это так естественно, поверять ей свои тайны.
- Нет, - возразил Петрушевский, - признаться, господин генерал, я не понимаю, как можно доверить жене тайны, которые могут подвергнуть её опасности.
- Да что же в том удивительного? – продолжал Левашов. – Это так естественно, что вы доверяете жене прожекты, которые вас занимают…
Этот разговор, сама его тема начинали раздражать Сергея, и он резко отвечал:
- Я не знаю, генерал, каковы у вас понятия о любви к жене, но о себе могу сказать, что ежели бы я доверил жене подробности заговора, тайну, которая могла бы её скомпрометировать, я счёл бы себя бесчестным. Она знала ровно столько, чтобы не ревновать меня при ночных отлучках.
- Ах, Василий Васильевич, - в разговор вступил Бенкендорф, до этой минуты молча присутствовавший при допросе, - вполне возможно, что Сергей Владимирович не хотел ничем делиться с женой. Молодая красавица, недавно ставшая матерью, действительно не годится на роль той, кому можно доверить столь опасную тайну.
Сейчас, когда уже всё случилось, он был рад, что в ту ночь смог избавить жену от лишних волнений. Когда на исходе ночи за ним пришли, он успел лишь поцеловать её на прощание.
Узнав о смерти императора, члены общества были в растерянности. Для Рылеева это вообще стало неожиданным. Сергею такое положение вещей казалось странным – он полагал, что Кондратий Фёдорович, как руководитель организации, должен был прежде других узнать важную новость. И когда решили выступать и приняли конкретный план, Сергей терзался сомнениями. Ему не нравился и сам план, и вообще идея выступления теперь казалась напрасной и опасной затеей, тем более, что он сомневался в диктаторских способностях своего тёзки князя Трубецкого. Предчувствие провала не покидало Сергея все последние дни перед восстанием.
В день восстания ранним утром он привычно отправился на службу, но… что-то удержало его от прихода в казарму. Ноги сами несли его в противоположную сторону. Сергей кружил по улицам, ожидая, сам не зная чего. Редкие прохожие попадались на его пути, они устремлялись к Сенатской площади. Когда он, побродив по городу, тоже пришёл к Сенату, там собралась уже изрядная толпа. Сергей, стоя среди горожан разного сословия и чина, пришедших поглазеть на восставших, наблюдал выстроившееся каре московцев, второго батальона гренадеров и матросов морского экипажа. Всё происходило, словно во сне.
Пламенная речь Милорадовича*** перед восставшими могла бы показаться гениальной театральной постановкой, если бы не сама грозная фигура генерала и его уставшее бледное лицо, на котором выделялись глаза, яростно сверкавшие из-под густых бровей. Даже на значительном расстоянии Сергей ощущал пронзительность этого взгляда. От Михайлы Андреевича исходила какая-то внутренняя решительная сила, постичь которую было нельзя, как и нельзя было сыграть её на театральных подмостках. В парадной форме, позабыв о возможной опасности, а может, и не веря в неё, выпрямившись во весь рост, Милорадович бесстрашно гарцевал перед строем бунтовщиков. Его голос, уверенный и страстный, летел над площадью:
- Солдаты! Кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом****?! Никто? – и внимательный взгляд в ряды каре. - Неужели никто не был? Слава богу! Здесь нет ни одного русского офицера, ни одного русского солдата!
Генерал ещё раз пристально скользнул взглядом по лицам восставших и продолжал с ещё большим воодушевлением:
- Здесь
